А. Линдгрен. Новые похождения Карлсона (часть II)
Малыш в гостях у Карлсона
Таких июньских вечеров, как в Стокгольме, не бывает нигде. Нигде на свете небо не светится этим особым светом,
нигде сумерки не бывают такими ясными, такими прозрачными, такими синими, что город и небо, отраженные в блеклых водах залива,
кажутся совсем сказочными.
Такие вечера словно специально созданы для празднования дней рождения Карлсона в его домике на крыше. Малыш любовался сменой красок на небе, а Карлсон не обращал на него никакого внимания. Но когда они сидели вот так рядышком на крылечке, уплетали булочки и запивали их соком, Малыш ясно понимал, что этот вечер совсем не похож на другие вечера. А Карлсон так же ясно понимал, что эти булочки совсем не похожи на другие булочки, которые печет мама Малыша.
"И домик Карлсона не похож ни на один домик в мире", – думал Малыш. Нигде нет такой уютной комнаты, и такого крылечка, и такого удивительного вида вокруг, и нигде не собрано вместе столько удивительных и на первый взгляд бессмысленных вещей, как здесь. Карлсон, словно белка, набивал свой домик бог знает чем. Малыш не имел понятия, где Карлсон раздобыл все эти предметы. Большинство своих сокровищ Карлсон развешивал по стенам, чтобы их легко было найти в нужный момент.
Здесь висели, например, две прекрасные картины. Малыш очень любил на них смотреть. Их нарисовал сам Карлсон. На одной в самом углу листа была нарисована крошечная крылатая козявка, и картина называлась "Очень одинокий петух". На другой была изображена лисица, но картина при этом называлась "Портрет моих кроликов".
– Кроликов не видно, потому что они все у лисицы в животе, – пояснял Карлсон.
У Малыша кружилась голова от звуков и запахов летнего вечера. Он ловил аромат цветущих лип, слышал стук каблуков о плиты тротуара. Вечер был совсем тихий, и каждый шорох из соседних домов доносился удивительно отчётливо – люди болтали, и кричали, и пели, и бранились, и смеялись, и плакали – все вперемежку. И никто из них не знал, что на крыше высокого дома сидит мальчишка и вслушивается в это сплетение звуков, как в самую настоящую музыку. Вдруг послышались какие-то вопли.
– Слыхал? Это мои хулиганы-сороканы, – объяснил Карлсон.
– Кто?.. Кто? Филле и Рулле?
Малыш тоже знал Филле и Рулле. Это были самые отпетые хулиганы и воры во всем Вазастане. Они тащили всё, что плохо лежало. Словно сороки. Поэтому Карлсон их звал "хулиганы-сороканы".
Когда Карлсон услышал вопли Филле и Рулле в мансарде, он решил вмешаться:
– Я думаю, сейчас самое время их немного попугать, – сказал он. – А не то мои хулиганы-сороканы отправятся на охоту за чужими вещами.
И они двинулись по скату крыши к мансарде жуликов. Малыш не предполагал, что можно так ловко прыгать на коротких толстых ногах: угнаться за Карлсоном было просто невозможно, тем более Малышу, который не так уж часто прыгал по крышам.
Окно мансарды Филле было открыто, хоть и завешено занавеской. Крик там стоял невообразимый.
Давай поглядим, чего это они так развеселились, – сказал Карлсон, отодвинул занавеску и заглянул в комнату. Потом он пустил на свое место Малыша. И Малыш увидел Филле и Рулле. Они расположились прямо на полу, а перед ними была разложена газета.
– Отхватить десять тысяч за здорово живешь, представляешь? – орал Рулле.
Малыш побледнел от страха. Он понял, о чем говорят жулики, но Карлсон только захихикал.
– Я знаю одного парня, которому охота позабавиться, – сказал он и вытащил пистолетик. Выстрел прогремел по крыше.
– Откройте, полиция! – произнес Карлсон строгим голосом.
Рулле и Филле вскочили как ужаленные.
Нулле, рас нет, – закричал Филле.
Он хотел сказать: "Рулле, нас нет", – но когда он пугался, то всегда путал буквы в словах.
– Ксорее вробгарде! – скомандовал он, и они оба спрятались в гардеробе и притворили за собой створку, словно их и не было вовсе.
– Филле и Рулле нет дома, они просили передать, что их нет, они ушли, – раздался вдруг испуганный голос Филле.
Карлсон и Малыш вернулись и снова уселись на крыльцо, но Малышу уже не было так весело, как прежде: он думал о том, как трудно обеспечить безопасность Карлсона, особенно когда рядом живут такие типы, как Рулле и Филле. А тут еще в доме будут фрекен Бок и дядя Юлиус...
– Послушай, Карлсон, – сказал он, – ты можешь отгадать, кто будет за мной присматривать, когда мама и папа отправятся путешествовать?
Я думаю, лучший в мире присмотрщик за детьми, – сказал Карлсон.
– Ты кого имеешь в виду, себя?
– Если ты можешь мне указать лучшего присмотрщика, чем я, получишь пять эре.
– Фрекен Бок, – сказал Малыш. Он боялся, что Карлсон рассердится, когда узнает, что мама вызвала фрекен Бок, когда лучший в мире присмотрщик за детьми находился под рукой, но странно, Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.
– Гей, гоп! – вот и все, что он сказал. – Гей, гоп!
– Что ты хочешь сказать этим "гей, гоп"? – с каким-то смутным беспокойством спросил Малыш.
– Когда я говорю "гей, гоп", то я и хочу сказать "гей, гоп", – заверил Карлсон Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.
– И дядя Юлиус тоже приедет, – продолжал Малыш. – Ему нужно посоветоваться с доктором и полечиться, потому что по утрам у него немеет тело.
И Малыш рассказал Карлсону, какой тяжелый характер у дяди Юлиуса и что он проживет у них все время, пока мама и папа будут плавать на белом пароходе, а Боссе и Бетан разъедутся на каникулы кто куда.
– Уж не знаю, как всё это получится, – с тревогой сказал Малыш.
– Ой, гоп! Они проведут две незабываемые недели, поверь мне, – сказал Карлсон.
– Ты про кого? Про маму и папу или про Боссе и Бетан? – спросил Малыш.
– Про домомучительницу и дядю Юлиуса, – объяснил Карлсон.
Малыш ещё больше встревожился, но Карлсон похлопал его по щеке, чтобы ободрить.
– Спокойствие, только спокойствие! Мы с ними поиграем, очень мило поиграем, потому что мы с тобой самые милые в мире... Уж я-то, во всяком случае, точно!.. – Он вздохнул. – И бедному дяде Юлиусу не придется лечиться у доктора. Его лечением займусь я.
– Ты? – удивился Малыш. – Да разве ты знаешь, как надо лечить дядю Юлиуса?
– Я не знаю? – возмутился Карлсон. – Обещаю тебе, что он у меня в два счета забегает, как конь... Для этого есть три процедуры.
– Какие такие процедуры? – недоверчиво спросил Малыш.
– Щекотание, разозление и дуракаваляние, – серьезно сказал Карлсон. – Никакого другого лечения не потребуется, ручаюсь! А как, по-твоему, может ли домомучительница тоже страдать онемением тела?
Но, прежде чем Малыш успел ответить, Карлсон, ликуя, поднял руку с пистолетом над головой и выстрелил.
Резкий звук прокатился по крышам и замер. В окрестных домах загудели голоса, то испуганные, то сердитые, а кто-то крикнул, что нужно вызвать полицию. Но Карлсон сидел с невозмутимым видом и жевал последнюю булочку.
Карлсон – первый ученик
В тот вечер, когда мама и папа отправились в путешествие, косой дождь барабанил по стёклам и гудел в водосточных трубах. Ровно за десять минут до их отъезда в квартиру ворвалась фрекен Бок, промокшая до нитки и злая.
– Наконец-то! – прошептала мама. – Наконец-то!
– Я не могла прийти раньше. И в этом виновата Фрида, – хмуро сказала фрекен Бок.
Маме надо было о многом поговорить с нею. Но времени уже не было: у подъезда ждало такси.
– Главное, заботьтесь о мальчике, – сказала мама со слезами на глазах. – Надеюсь, с ним ничего не случится...
– При мне никогда ничего не случается, – заверила фрекен Бок, а папа сказал, что он в этом не сомневается. А потом папа и мама обняли на прощание Малыша, вышли на площадку, и... Малыш остался один с фрекен Бок.
Она сидела за кухонным столом, большая, грузная, раздраженная, приглаживала мокрые волосы своими огромными красными руками. Малыш робко посмотрел на нее и попытался улыбнуться, чтобы показать своё дружелюбие. Малышу хотелось с самого начала вести себя с фрекен Бок хорошо, и он вежливо спросил её:
– Как поживает Фрида?
Фрекен Бок не ответила, она только фыркнула, Фрида была сестрой фрекен Бок. Малыш ее в жизни не видел. Зато много о ней слышал. Даже слишком много. Фрекен Бок, видно, не очень-то ладила с сестрой. Малыш понял, что фрекен Бок была недовольна ею, считала Фридино поведение нескромным и странным. Всё началось с того, что Фрида выступила по телевидению с рассказом о привидениях, и фрекен Бок никак не могла с этим примириться. Правда, потом ей тоже, удалось выступить по телевидению и рассказать всей Швеции свой рецепт приготовления жаркого. Но все же этого оказалось недостаточно, чтобы подчинить Фриду: та продолжала вести себя нескромно и странно.
– Уж эта мне Фрида! – проговорила домомучительница, когда наконец отфыркалась. – Завела себе жениха, несчастная.
Малыш толком не знал, что на это надо ответить, но что-то надо было обязательно сказать, ведь ему хотелось быть внимательным.
– А у вас, фрекен Бок, тоже есть жених?
Тут он явно сделал промах, потому что фрекен Бок резко встала и так при этом двинула стол, что все на нем задребезжало.
– Слава богу, нет! – казал она. – Я и не хочу. Не всем же быть такими кокетками, как Фрида.
Она умолкла и с таким усердием стала мыть посуду, что брызги летели во все стороны. Но вдруг она о чем-то вспомнила, с тревогой поглядела на Малыша и спросила:
– Я надеюсь, что тот невоспитанный толстый мальчишка, с которым ты в прошлый раз играл, больше сюда не ходит?
Фрекен Бок никак не могла взять в толк, что Карлсон, который живет на крыше, – красивый, умный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил. Она считала, что он ровесник Малыша, его школьный товарищ, самый обыкновенный озорник. Что этот озорник почему-то умеет летать, её не удивляло. Она думала, что такой моторчик можно купить в игрушечном магазине, были бы только деньги, и всё ворчала по поводу того, как теперь балуют детей. "Скоро дело дойдет до того, что дошкольники станут на Луну летать", – говорила она. И вот теперь она вспомнила Карлсона и назвала его "невоспитанный толстый мальчишка"... Малышу это совсем не понравилось.
– Карлсон вовсе не такой толстый... – начал он, но тут как раз раздался звонок у входной двери.
– О, приехал дядя Юлиус, – сказал Малыш и побежал открывать.
Но в дверях стоял вовсе не дядя Юлиус, а Карлсон. Он был мокрый, как гусь, под ногами у него уже натекла лужа, а в глазах был немой упрек.
– Летать бог весть куда только потому, что кто-то не подумал оставить окно открытым, – возмущался он.
– Да ведь ты же сказал, что тебе пора спать! – защищался Малыш, потому что Карлсон и в самом деле это сказал.– Я правда не думал, что ты еще придешь сегодня.
А ты мог все же не терять надежду, – не унимался Карлсон. – Ты мог бы подумать: а вдруг он все же придёт, милый Карлсончик, ой, как это будет хорошо, да, да, вдруг все же придет, потому что захочет встретиться с домомучительницей? Вот что ты мог бы подумать!
А ты в самом деле захотел с ней встретиться? – испуганно спросил Малыш.
– Гей, гоп! – крикнул Карлсон и засверкал глазами.– Гей, гоп! Ещё бы!
– Послушай, Карлсон, – сказал Малыш, стараясь придать своему голосу как можно большую убедительность, – она ведь думает, что ты мой товарищ по школе, и, по-моему, хорошо бы, чтоб она и дальше так думала.
Карлсон вдруг застыл, а потом в нем что-то заклокотало, как всякий раз, когда он приходил в восторг от новой выдумки.
– Она в самом деле верит, что я хожу в школу? – переспросил он, ликуя. И ринулся на кухню.
Фрекен Бок услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она ждала дядю Юлиуса и была немало удивлена, что пожилой господин так стремительно скачет по коридору. Когда же дверь с шумом распахнулась и в кухню ворвался Карлсон, она вскрикнула так громко, словно увидела змею.
– А ты знаешь, кто у нас в классе первый ученик? – спросил Карлсон с порога. – Угадай, кто лучше всех умеет считать, и писать, и... Кто вообще лучше всех?
– Когда входишь в дом, надо здороваться, – сказала фрекен Бок. – И меня нисколько не интересует, кто у вас первый ученик. Уж, во всяком случае, не ты, это ясно.
– Спасибо за эти слова, – сказал Карлсон и надулся. Со стороны могло показаться, что он думает – Уж в арифметике-то я, во всяком случае, самый сильный!.. Но это все пустяки, дело житейское, – добавил он и вдруг весело запрыгал по кухне. Он вертелся вокруг фрекен Бок и что-то бормотал, и так постепенно родилось что-то вроде песенки:
Пусть все кругом
Горит огнём,
А мы с тобой споем.
– Не надо, Карлсон, не надо, – пытался унять его Малыш, но без толку.
Ути, боссе, буссе, бассе.
Биссе, и отдохнем.
Биссе, и отдохнем, – всё увлечённей пел Карлсон. А когда он дошел до слова "отдохнем", раздался выстрел, а вслед за ним пронзительный крик. Выстрелил Карлсон из своего пистолетика, а закричала фрекен Бок. Малыш сперва подумал, что она упала в обморок, потому что она плюхнулась на стул и долго сидела молча с закрытыми глазами, но когда Карлсон снова запел "боссе, буссе, бассе, биссе, бом, прогул", она открыла глаза и сказала зло:
– Ты у меня сейчас таких боссе и буссе получишь, дрянной мальчишка, что век помнить будешь! Вон отсюда, дрянной мальчишка!
– Во-первых, мне необходимо выяснить одну вещь, – сказал Карлсон. – Не замечала ли ты по утрам онемения тела? А если замечала, то не хочешь ли ты, чтобы я тебя полечил?
Фрекен Бок обвела кухню диким взглядом в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, чтобы швырнуть им в Карлсона, и Карлсон услужливо подбежал к шкафу, вынул оттуда выбивалку для ковров и сунул ее домомучительнице в руки.
– Гей, гоп! – кричал он, снова бегая по кухне. – Гей, гоп, вот теперь наконец всё начнется!
Но фрекен Бок бросила выбивалку в угол. Она еще помнила, каково ей пришлось в прошлый раз, когда она гналась за Карлсоном с такой вот выбивалкой в руке.
Малыш боялся, что все это плохо кончится, и схватил своего друга за шиворот.
– Карлсон, – взмолился он, – прошу тебя, пойдем ко мне в комнату.
Карлсон пошёл за ним очень неохотно.
– Прекратить наши упражнения как раз в тот момент, когда мне удалось наконец вдохнуть в нее жизнь, какая глупость! – ворчал он. – Ещё несколько минут, и она стала бы такой же доброй, веселой и игривой, как морской лев, в этом нет сомнений!
Первым долгом Карлсон, как всегда, выкопал персиковую косточку, чтобы посмотреть, насколько она выросла, Малыш тоже подошёл, чтобы на нее взглянуть, а оказавшись рядом с Карлсоном, положил ему руку на плечо и только тут заметил, что бедняжка Карлсон промок до нитки, – видно, он долго летал под проливным дождём.
– Неужели ты не мёрзнешь? – воскликнул Малыш.
Карлсон, видно, до сих пор не обращал на это внимания, но тут же спохватился.
– Конечно, мёрзну, – сказал он. – Но разве это кого-нибудь беспокоит? Разве кто-нибудь пальцем шевельнёт, когда лучший друг его приходит промокший до нитки и у него зуб на зуб не попадает от холода? Разве кто-нибудь снимет с него мокрую одежду и наденет красивый, пушистый купальный халат? Разве кто-нибудь, спрашиваю я, побежит на кухню и сварит для него шоколад, и принесет ему побольше плюшек, и силком уложит в постель, и споёт ему красивую печальную колыбельную песнь, чтобы он скорее заснул?.. Разве кто-нибудь позаботился о друге? – заключил свою тираду Карлсон и с упрёком посмотрел на Малыша.
– Нет, никто не позаботился! – произнёс Малыш, и голос его прозвучал так, что, казалось, он вот-вот расплачется.
И Малыш со всех ног кинулся делать всё то, что, по мнению Карлсона, надо было сделать в этом случае для своего лучшего друга.
Несколько минут спустя Карлсон уже сидел, надев белый купальный халат, в постели Малыша, пил обжигающий шоколад и с аппетитом ел плюшки, а в ванной комнате были развешаны для просушки его рубашка, штаны, белье, носки и даже башмаки.
– Вот что, – сказал Карлсон, – прекрасную печальную колыбельную можешь не петь, лучше посиди у изголовья моей кровати всю ночь, не смыкая глаз.
– Всю но-очь?
Но Карлсон не успел ответить. В этот момент раздался долгий звонок в дверь. Малыш сообразил, что это может быть только дядя Юлиус, и со всех ног кинулся открывать. Ему очень хотелось встретить дядю Юлиуса одному, он считал, что Карлсон может спокойно полежать это время в постели. Но Карлсон так не считал. Он уже стоял за спиной у Малыша, и полы купального халата путались у него в ногах.
Малыш настежь распахнул дверь – на пороге действительно стоял дядя Юлиус. В обеих руках он держал по чемодану.
Добро пожаловать, дядя Юлиус, – начал Малыш, но окончить ему так и не удалось: раздался оглушительный выстрел, и дядя Юлиус как подкошенный повалился на пол.
– Карлсон! – в отчаянии прошептал Малыш. Как он жалел теперь, что подарил Карлсону этот пистолетик! – Зачем ты это сделал?
– Это был салют! – воскликнул Карлсон. – Когда приезжают почетные гости, ну, всякие там президенты или короли, их всегда встречают салютом.
Малыш чувствовал себя до того несчастным, что готов был заплакать. Бимбо дико залаял, а фрекен Бок, которая тоже прибежала, услышав выстрел, всплеснула рукам и принялась охать и причитать над бедным дядей Юлиусом. А он лежал неподвижно на коврике у входной двери, словно поваленная сосна в лесу. Только Карлсон оставался по-прежнему невозмутим.
– Спокойствие, только спокойствие, – сказал он. – Сейчас мы его взбодрим.
Он взял лейку, из которой мама Малыша поливала цветы, и стал поливать дядю Юлиуса. Это действительно помогло, дядя Юлиус медленно открыл глаза.
– Все дождь и дождь, – пробормотал он ещё в полузабытьи. Но когда увидел склонённые над ним встревоженные лица, он совсем очнулся. – А что... что, собственно, было? – спросил он в полном недоумении.
– Был дан салют, – объяснил Карлсон, – церемония салюта теперь сочетается с таким вот душем.
Фрекен Бок занялась тем временем дядей Юлиусом: насухо вытерла его полотенцем и повела в комнату, где он будет жить. Оттуда уже доносился её голос, она объясняла дяде Юлиусу, что этот толстый мальчишка – школьный товарищ Малыша и что всякий раз, когда он приходит, он придумывает бог знает какие дикие шалости.
– Карлсон! – сказал Малыш. – Обещай, что ты никогда больше не будешь устраивать салютов.
– Можете не беспокоиться, – угрюмо буркнул Карлсон. – Приходишь специально для того, чтобы помочь торжественно и празднично встретить гостей, и никто тебя за это не благодарит...
Малыш ему не ответил. Он стоял и слушал, как дядя Юлиус ворчит в своей комнате. И матрац был жесток, и кровать коротка, и одеяло слишком тонкое...
– Он никогда ничем не бывает доволен, – сказал Малыш Карлсону. – Вот разве что самим собой.
Да? Я его в два счета от этого отучу, – сказал Карлсон, – ты только попроси меня как следует.
Но Малыш попросил Карлсона как следует только об одном: оставить дядю Юлиуса в покое.
Час спустя дядя Юлиус уже сидел за столом и уплетал цыплёнка, а фрекен Бок, Малыш, Карлсон и Бимбо стояли рядом и глядели на него. "Как король", – подумал Малыш. Им учительница в школе рассказывала, что когда короли едят, вокруг стоят придворные и смотрят на них.
Дядя Юлиус был толстый, и вид у него был очень высокомерный и самодовольный. Наверно, такой, какой и должен быть у старых королей, решил Малыш.
– Собаку прочь! – сказал дядя Юлиус. – Малыш, ты же знаешь, что я терпеть не могу собак.
До сих пор Карлсон не мог оторвать глаз от цыпленка, но после этих слов он перевел взгляд на дядю Юлиуса и долго смотрел на него в глубокой задумчивости.
– Дядя Юлиус, – проговорил наконец Карлсон, – скажи, тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил?
Дядя Юлиус никак не ожидал услышать такой комплимент. Он очень обрадовался, это было ясно, хотя и попытался виду не подавать. Он только скромно улыбнулся и сказал:
– Нет, этого мне никто еще не говорил.
– Не говорил, значит? – задумчиво переспросил Карлсон. – Тогда почему тебе в голову пришла такая нелепая мысль?
– Карлсон, перестань... – сказал Малыш с упреком. Он считал, что Карлсон и в самом деле ведёт себя безобразно. Но тут Карлсон обиделся не на шутку.
– "Карлсон, перестань, Карлсон, перестань, Карлсон, перестань". Только это я от тебя и слышу! – возмутился он. – Почему ты меня всё одергиваешь? Я же ничего не делаю плохого.
– Надеюсь, вам вкусно? – спросила фрекен Бок, подвигая дяде Юлиусу блюдо.
Дядя Юлиус впился зубами в цыплячью ножку, а потом сказал с насмешливым видом:
– Да, спасибо! Хотя этому цыплёнку уже наверняка сравнялось пять лет. С помощью зубов я это определяю безошибочно.
Фрекен Бок вспыхнула и сморщила лоб от обиды.
– У такого цыпленка вообще нет зубов, – сказала она с горечью.
Дядя Юлиус поглядел на фрекен Бок ещё более насмешливо.
– Зато у меня они есть, – сказал он.
– Только не ночью, – уточнил Карлсон. Малыш стал красный как рак. Ведь это он рассказал Карлсону, что, когда дядя Юлиус спит, его зубы лежат в стакане с водой на тумбочке у кровати.
Перевела со шведского: Л. Лунгина.
Рисунки П. Багина.