Ласарильо де Тормес. Его удачи и злоключения. Рассказ четвертый и последний

КАК ЛАСАРИЛЬО СЛУЖИЛ У ДРУГИХ ХОЗЯЕВ, ЧТО С НИМ ПРОИЗОШЛО У ПРОДАВЦА ПАПСКИХ ГРАМОТ, КАК ОН СТАЛ НАКОНЕЦ ГОРОДСКИМ ГЛАШАТАЕМ И ДОСТИГ БЛАГОПОЛУЧНОЙ ЖИЗНИ

   Пришлось мне искать четвертого хозяина. Не так-то это было просто. Сначала я поступил к одному монаху ордена Милости. Не знаю толком, что это был за орден, но по милости монаха я получил первые в моей жизни башмаки. Зато износил я их в одну неделю. Хозяин мой и сам любил ходить по гостям и меня таскал с собой.
   Хоть он и носил монашескую рясу, но предпочитал городские сплетни молитвами веселый обед в харчевне – скудной монастырской трапезе.
   Этот слуга божий гонял своего бедного слугу чуть ли не круглые сутки по всему городу: я должен был узнавать для него, где будет богатая свадьба, где крестины, а где поминки, на которых можно вкусно поесть и хорошо выпить.
   Не только мои башмаки, но и сам я не мог выдержать такой беготни. Я распростился с монахом и поступил на службу к странствующему продавцу папских грамот.
   Вот это был хозяин! Такого лгуна и бесстыдника мне не приходилось видеть до той поры, да вряд ли когда и придется увидеть. Как ловко он сбывал папские бумажки с отпущением грехов! Знатные дамы и бедные крестьянки, купцы и солдаты, цирюльники и городские менялы, не торгуясь, платили за эти бумажки по четыре серебряных бланки, надеясь, что каждая из них снимает по десятку вольных и невольных грехов. Никто из этих доверчивых людей даже и не подозревал, что бумажки были пущены в ход еще покойным папой лет тридцать тому назад и обещали прощение грехов только тому, кто примет участие в давно уже окончившемся походе против неверных.
   Мой хозяин знал тысячу способов сбывать свой залежалый товар и в каждом новом месте придумывал новую уловку.
   Приходим мы, бывало, с ним в какой-нибудь городок или богатую деревню. Прежде всего мой хитрец почтительно преподносит скромные подарки местным попам и причетникам: кому головку мурсийского салату, – если салат в эту пору дешев, – кому пяток твердых как дерево груш, кому парочку подгнивших лимонов, высохший апельсин или помятый персик.
   Так, не тратя больших денег, мой хозяин добивался от всей церковной братии доброго к себе расположения. И уж, конечно, после этого прихожане начинали внимательно прислушиваться к словам сеньора папского комиссара.
   Но не только одними апельсинами и персиками задабривал мой новый хозяин служителей церкви. Он старался заранее разузнать, каков в деревне священник, начитан ли, разумеет ли по-латыни. Если оказывалось, что поп хорошо знает древние языки, мой комиссар избегал говорить с ним по-латыни, зато на чистом испанском языке произносил тысячи любезностей, удивляясь глубоким познаниям и учености его преподобия. Если же выяснялось, что поп больше занят приумножением своих доходов, чем упражнениями ь латыни, – хозяин мой прикидывался самим Фомой Аквинским, и битых два часа без передышки сыпал латинские изречения. Бедный поп, ничего не понимая, растерянно хлопал глазами, кивал головой и во всем соглашался с сеньором комиссаром.
   Если же и это не помогало, хозяин находил какую-нибудь другую уловку. Так или иначе, правдой или неправдой, лестью или обманом, папский комиссар сбывал свои грамоты, а затем шел в другое место.
   Случилось как-то, что в одном городке, недалеко от Толедо, хозяин мой три дня подряд выхваливал свой товар на площадях, но, как ни бился, не продал ни одной грамоты. Народ здесь был, как видно, недоверчивый и панские бумажки покупать не спешил. Сначала мой хозяин сердился и посылал всех жителей этого нечестивого городка к самому дьяволу, без утешения, покаяния и отпущения грехов, а потом решил созвать народ в церковь и произнести речь о спасительном действии святой папской грамоты.
   Назначили день для проповеди. А накануне вечером, после ужина, мой хозяин сел играть в кости в нижнем зале гостиницы. Играл он с местным альгвасилом. За игрой они чего-то между собой не поделили и начали громко спорить и браниться.
   – Ты – разбойник! – кричал полицейскому мой хозяин.
   – А ты – мошенник! – орал в ответ альгвасил.
   Дело чуть не кончилось убийством. Папский комиссар схватился за нож, а полицейский за шпагу. Но тут на шум прибежали люди и разняли разгоряченных спорщиков.
   Пока их держали за руки, они, не теряя времени, поносили друг друга самой отборной бранью.
   – Ты мошенник, и грамоты твои подложные! – кричал альгвасил.
   – А ты грешник, и умрешь без покаяния! – кричал мой хозяин.
   Чтобы успокоить папского комиссара, соседи увели альгвасила. Комиссар пошумел еще немного, а потом пошел к себе в комнату. Виделся ли он еще раз в тот вечер с альгвасилом или нет, я сказать вам не могу, так как сам скоро уснул и ничего не слышал.
   На утро народ собрался в церкви, чтобы послушать проповедь папского комиссара.
   "А ведь грамоты у этого комиссара подложные!" – шептались в толпе, – "сам старший альгвасил кричал об этом вчера на постоялом дворе".
   "Подложные, подложные", – передавалось из уст в уста.
   Если кто с вечера еще и додумывал о том, чтобы купить папскую грамоту и снять с себя десяток-другой грехов, то сейчас во всей церкви нельзя было найти человека, который согласился бы дать хоть одну бланку за все наши бумажки.
   Но папский комиссар как ни в чем не бывало взошел на церковную кафедру и начал проповедь.
   – Не лишайте себя, добрые христиане, благословения святой нашей церкви! – внятным торжественным голосом провозгласил он. – Снимите с себя бремя грехов ваших. Покупайте спасительные грамоты его святейшества папы римского.
   И он стал объяснять народу, что, купив одну только грамоту, можно разом получить прощение за множество грехов. Но тут в церковь вошел тот самый альгвасил, с которым хозяин мой накануне поссорился.
   – Люди добрые! – спокойно и громко сказал альгвасил, и голос его разнесся по всей церкви, – так тихо стало вокруг. – Люди добрые, выслушайте меня, прошу вас! Этот человек – обманщик, и грамоты его – подложные. Не тратьте своих денег зря, не покупайте у пего бумажек, они ничего не стоят. Мошенник хотел, чтобы я помог ему сбыть его товар и обещал за это долю в выручке, но совесть не позволила мне обманывать своих сограждан и вот я объявляю вам: не верьте этому человеку, он низкий плут! В его бесчестной торговле я никакого участия не принимаю и принимать не буду!
   Народ в церкви так и ахнул; несколько человек бросилось к альгвасилу. Они хотели его вывести, чтобы, чего доброго, в храме не началась драка. Но мой хозяин поднял руку и остановил их.
   – Не трогайте этого человека, сеньоры! – сказал он – пусть поговорит еще, если хочет.
   – Много мог бы я еще порассказать о ваших бесчестных проделках, сеньор комиссар! – ответил альгвасил, – но на сегодня, пожалуй, хватит и этого!
   Тут мой хозяин смиренно преклонил колени, закатил глаза кверху и воздел руки к потолку.
   – Господи боже! – сказал хозяин. – От тебя ничего не сокрыто, ты один видишь, кто из нас прав и кто виноват... Я прощаю этого грешника, но ты, господи, не стерпи кощунства и яви нам свое чудо.
   Если этот человек прав, и мои святые грамоты подложны, то пусть я провалюсь вместе с этой кафедрой на семь саженей в землю. Если же, прельщенный дьяволом, он изрекает ложь, дабы лишить рабов твоих великого блага отпущения грехов, то разрази его на месте, господи!..
   Едва только мой хозяин проговорил последние слова, в церкви раздался гул. Это альгвасил упал навзничь и стукнулся затылком о каменные плиты церковного пола. Лицо у него ужасно исказилось, на губах выступила пена, руки и ноги свела судорога. Он промычал что-то невнятное и стал кататься по полу.
   Люди вокруг засуетились, забегали, никто не слышал, что кричал другой. Одни повторяли: "Господи, помоги ему!" Другие кричали: "Так ему и надо! Это бог наказывает его за лживые слова!"
   А злополучный альгвасил катался по полу, ничего не видя и не слыша. Наконец, двое или трое прихожан подскочили к нему и не без опаски схватили его за руки; но тотчас же отступили назад, получив по увесистому тумаку в грудь или в лицо. Нашлись смельчаки, которые попробовали было ухватить альгвасила за ноги. Однако, и эта попытка кончилась неудачей, так как альгвасил лягался, точно взбесившийся осел.
   А между тем мой хозяин все еще стоял на коленях, подняв глаза к небу. Он как будто не слышал ни крика, ни шума.
   Вокруг него столпились люди и все наперерыв умоляли его помочь несчастному альгвасилу.
   – Сеньор комиссар, взгляните на него, он умирает!.. – кричала одна из женщин, – облегчите бедняге страдания.
   – Несчастный и так уж наказан за свои лживые слова!.. – кричала другая прихожанка. – Мы все видим его неправоту и вашу святость... Прекратите же страдания бедного человека, сеньор комиссар!
   Тут только сеньор комиссар опустил глаза и, точно очнувшись от сна, посмотрел сначала на людей, обступивших его, а потом на альгвасила, который все еще катался по полу в судорогах.
   – Люди добрые, – сказал комиссар, – все вы были свидетелями того, как господь покарал этого грешника. Не станем же платить злом за зло!.. Преклоним колени и помолимся господу, чтобы он простил несчастного, изгнал из него беса и вернул ему рассудок.
   Мой хозяин сошел с кафедры и первый опустился на колени. Примеру его последовали все причетники, служки и прихожане. Хором пропели они длинную молитву, а после этого хозяин мой взял крест и кропильницу, подошел к альгвасилу и, закатив глаза к небу так, что видны были одни только белки, произнес слова отпущения и положил альгвасилу на лоб одну из своих грамот.
   Альгвасил сразу перестал лягаться и затих. Потом он горько зарыдал и припал к ногам комиссара,
   – Простите меня, ваша милость! – сказал альгвасил тихо и смиренно. – Я сам не ведал, что творил. Не кто иной, как дьявол, вселился в меня и заставил произнести дерзкие слова. Видно, дьяволу неприятно видеть, как уходят из его сетей бедные грешники, покупающие ваши святые грамоты... Простите меня, сеньор комиссар!..
   После этого мой хозяин велел альгвасилу встать и торжественно простил его перед всем народом.
   Тут в церкви поднялась великая суматоха. Все спешили купить папскую грамоту, и перед моим хозяином вытянулась длинная вереница жаждущих отпущения грехов.
   К концу этого дня в городе не осталось ни одного человека, который не купил бы хоть одну грамоту у папского комиссара. И мужья, и жены, и дочери, и сыновья, и слуги, и служанки, – все покупали наперебой клочки пергамента с печатью покойного папы.
   Весть о случае с альгвасилом быстро разнеслась по всей округе. Куда бы мы ни пришли, народ толпами сбегался покупать грамоты. Моему хозяину не нужно было больше собирать прихожан в церкви и произносить перед ними длинные проповеди. Стоило нам войти в город, как нас окружала целая толпа покупателей. Они являлись к нам в гостиницу и расхватывали наши грамоты, точно это были спелые яблоки, раздаваемые даром. Больше тысячи грамот продал мой хозяин за две недели.
   Сознаюсь, и я вместе с другими поверил тогда, что это бог наказал грешного альгвасила жестоким припадком.
   Однако вскоре я узнал истину.
   Как-то раз, проснувшись среди ночи в заезжем доме, я увидел своего хозяина и альгвасила, они сидели за столом при свете свечи и делили деньги. Я притворился спящим и услышал их разговор. Смеясь, они вспоминали о том, как хорошо им удалось одурачить парод в церкви и распродать старьте папские грамоты.
   "Вот тебе еще один урок, Ласаро, – подумал я. – Хороших учителей посылает тебе судьба. Мотай все это на ус и не позволяй всяким мошенникам обманывать тебя так, как обманывают они легковерный народ!"

   Так прожил я с моим пятым хозяином четыре месяца. За это время я во многих местах побывал и много чего увидел.
   После продавца грамот я поступил к маляру. У маляра я день и ночь растирал краски и жил впроголодь. К тому времени я уже подрос и стал видным парнем. Как-то раз в церкви меня заметил сторож и взял к себе. Я думал, что он оставит меня при церкви, а он дал мне осла, четыре больших кувшина и кнут и послал меня развозить воду по городу. После службы у моих прежних хозяев работа эта пришлась мне по сердцу. Хозяину я по уговору отдавал каждый день тридцать мараведи. Все же, что удавалось выручить сверх тридцати, доставалось мне.
   Года за четыре я накопил столько денег, что смог наконец купить себе поношенную куртку из фланели, старый кафтан с галунами, потертый плащ и погнувшуюся шпагу. Так приодевшись я сказал хозяину:
   – Возьмите своего осла, ваша милость, я больше не хочу заниматься развозом воды.
   После этого я стал серьезно раздумывать, чем бы мне заняться, чтобы не голодать больше и не трудиться через меру. И тут, наконец, судьба улыбнулась бедному Ласарильо: я нашел казенное место. Меня взяли в городские глашатаи.
   Я хожу по городу и объявляю о домах, которые продаются за долги, о потерянных вещах и о беглых преступниках. Глотка у меня здоровая, и в своем деле я так наловчился, что теперь никто меня в нем не заменит. Всякий, кто хочет продать мех вина, или купить мула, или найти украденную попону, знает, что надо обратиться ко мне, к Ласаро де Тормес. Без Ласаро не будет никому в таких делах ни прибыли, ни удачи.
   Жизнь я веду самую привольную: но улицам всегда хожу с кувшином доброго вина, с большой корзиной груш или персиков, – это образцы того товара, о продаже которого я объявляю по городу.
   Все теперь любят Ласаро: во-первых, я всем нужен, а во-вторых, я столько перевидал, служа у семи хозяев, что всякому любопытно послушать мои рассказы.
   Надеюсь, что и читателям моим я не успел надоесть повестью о своих удачах и злоключениях.

Перевод с испанского и обработка Э. Выгодской.
Рисунки Мориса Лелуара.