Г. Матвеев. Зелёные цепочки (окончание)
Адская машина
Когда шофер ввалился в дом, там все спали. Впустившая его старуха – жена хозяина, ворча поставила на стул ночник и ушла за перегородку.
В комнате, около стола, спал на пышной перине однорукий.
Шофер потряс его за плечо.
– Что такое? – спросил он, поднимаясь и засовывая руку под подушку.
– Это я, Петр Иванович, Семен, – шепотом сказал шофер, присаживаясь на край перины.
Узнав Семена, инвалид снова лег.
– Ну, зачем пожаловал?
– Неприятности, Петр Иванович... – И шофер торопливо рассказал, как он обнаружил в машине мальчика, как тот прикинулся "своим", а потом, вместо того, чтобы лечь спать, куда-то исчез.
– Почему же ты решил, что он свой?
– Он же мне, Петр Иванович, пароль сказал, все как полагается – спросил время и насчет покурить. Я думал, что вы ему объяснили, когда он письмо носил.
– Причем тут письмо! Я его не знаю и ничего не говорил.
– Может быть, Воронов ему сказал? – предположил шофер.
– Воронов не станет первому встречному мальчишке доверять. Тут что-то другое. И письмо Воронова совсем бессмысленное, – рассуждал шепотом однорукий. – Ведь не случайно полоска на окне оказалась сорванной...
– Может быть, тот человек как-нибудь сообщил... искал подходящих людей, – высказал шофер догадку.
– Чушь! Тот человек был в городе всего два дня. Он сейчас далеко за фронтом и войдет в Ленинград вместе с немецкой армией. С какой стати ему связываться с мальчишками. Это ты, наверное, что-нибудь напутал.
– Да что вы, Петр Иванович! Не такое время, чтобы путать. Я же понимаю, что малейшая оплошность и конец...
Догадки и предположения шпионов прервал сильный стук в дверь. Оба вскочили и с тревогой переглянулись.
Однорукий, осторожно ступая, чтобы не скрипнула половица, вышел в сени. Он прильнул глазом к щели почтового ящика, специально для этого устроенного. В темноте он разглядел гостей: трех мужчин.
Все стало ясно опытному шпиону: побег загадочного мальчика, и полоска на окне Воронова, и его странное письмо. Однорукий вернулся в комнату и, плотно закрыв за собой дверь, громко сказал:
– Вставайте! Облава! Одевайтесь!
Стук повторился. Зажгли свет, и все обитатели дома, на ходу одеваясь, собрались вместе. Их оказалось пять человек: хозяин дома, обрусевший немец, его жена, сын и двое гостей – шофер и однорукий. Мужчины хмуро смотрели на однорукого, пока он надевал сапоги. Снова раздался настойчивый стук.
– Идите, Матильда Вильгельмовна, – приказал однорукий, – спросите кто там, и скажите, что мужа дома нет.
Старуха послушно направилась в сени.
– Кто там?
– Откройте, гражданка... как вас, Матильда Вильгельмовна.
– Кто вы такой?
– Неужели по голосу не узнали? Участковый инспектор.
– Приходите лучше утром. Мужа дома нет...
– Откройте. Важное дело.
– Я разбужу сына, пускай он вам открывает. Подождите несколько минут.
Когда старуха вернулась в комнату, однорукий был уже одет. Все осматривали пистолеты.
– Собирайтесь. Нужно уходить.
– Я никуда не пойду, – твердо заявила старуха.
Шпион прищурился и посмотрел на нее долгим холодным взглядом, но спорить не стал.
– Ваше дело, Матильда Вильгельмовна, а мы уйдем, пока время есть. Дверь не открывайте. Пускай ломают, – распоряжался однорукий.
Гуськом, с одноруким во главе, мужчины направились в сени. Они осторожно спустились во двор, открыли двери хлева, где стояла корова и несколько овец. Отсюда, через узкое окно хлева, можно было пролезть в огород и выйти на соседнюю глухую улицу.
– Карл, а где у тебя спрятаны те чемоданы? – тихо спросил однорукий.
– Под полом, между бочек. Взять их?
– Нет. Пускай остаются. Я с Семеном вернусь на несколько минут в дом. Я вы выньте раму из окна. Только не шумите.
Шпион с шофером вернулись в дом. На кухне, около плиты, они откинули тяжелую крышку погреба и с лампой-ночником спустились в подпол.
Здесь лежали мешки с картошкой, овощи, на полках стояли банки всевозможной величины, на земляном утрамбованном полу – бочки с квашеной капустой. Между бочками они сразу нашли три коричневых одинаковых чемодана.
Шофер помог своему начальнику вытащить чемоданы на средину подвала. Потом однорукий достал черные карманные, с золотым ободком, часы и внимательно взглянул на шофера.
– Сейчас четыре часа. Пока будут стучать, пока сломают дверь, – пройдет полчаса. Затем начнется обыск... Значит, полчаса достаточно. Поставим стрелки на пять часов. – С этими словами однорукий приподнял выступ на ободке часов и перевел его на пять часов. Затем осторожно открыл чемодан. В сером пакете сверху было круглое углубление, как раз для часов, закрытое планкой. Шпион осторожно отвел планку, вложил часы циферблатом вниз в это углубление и снова перевел планку. Она закрыла и прижала часы.
– В пять часов к этому дому подходить не рекомендуется, – усмехнувшись, сказал он. – Что делать? Приходится расходовать материалы не по назначению. Но куда спрятать остальные чемоданы? Разве в картошку?
Оба принялись разгребать картошку. Когда яма оказалась достаточно глубокой, однорукий поставил в нее два чемодана.
– Не много ли, Петр Иванович? – с тревогой спросил шофер.
– Ничего. Ставь, ставь... И смелей засыпай, не бойся. От сотрясения не взорвется.
В эго время над головой раздался глухой стук.
– Что вы там нашли? – спросила старуха, заглядывая через открытый люк в подпол.
– Не нашли, а спрятали клад, Матильда Вильгельмовна. Вернемся, – половину вам отдадим, – сказал однорукий.
– Опять стучат!
– Пусть стучат! Пойдите, Матильда Вильгельмовна, успокойте их, а мы уйдем.
Старуха ушла. Однорукий и шофер вылезли из подпола и отправились в хлев.
– Я не могу вас пустить, – сердито говорила старуха через двери стоявшим на крыльце. – Приходите утром, когда будет светло.
Участковый настаивал.
– У меня срочное дело. Откройте, или придется сломать дверь.
– Тогда я буду кричать...
– Кричите! Вот упрямая старуха!...
– Я не желаю больше разговаривать с грубияном, – сказала старая немка и ушла в дом.
В это время грянули выстрелы где-то сзади дома, и раздался крик.
– Вот они куда направились, – спокойно сказан майор, стоявший на крыльце дома колониста.
– Товарищ майор, разрешите, я побегу туда, – попросился Бураков и спрыгнул с крыльца.
– Стрелять в ноги! – крикнул ему вдогонку майор. – Ломайте быстрее дверь!
Дверь затрещала под напором двух красноармейцев, но не открылась.
Снова за домом затрещали частые выстрелы автомата и в ответ ему – одиночные, из пистолетов. Майор оставил красноармейцев и быстро пошел в переулок к месту перестрелки.
Арест шпиона
Автомобиль майора был спрятан во дворе дома, где жила Валя. Сама она сидела на скамейке у ворот и разговаривала с водителем машины. Выстрелы заставили Валю вскочить с места. Потом послышались удары, скрип и треск сломанной двери. Из переулка медленно вышли люди. Впереди шел Бураков, освещая дорогу.
– Валя, вы здесь? Надо перевязочку сделать. Нельзя ли у вас в доме?
– Конечно, конечно. Идите.
Валя торопливо ушла в дом, зажгла свет, сбросила свой полушубок и принялась приготовлять бинты.
Топая тяжелыми сапогами, в комнату с шумом вошло несколько человек, щурясь от яркого света.
Бураков бросил на стол индивидуальные пакеты, и Валя быстро принялась перевязывать легко раненого в плечо красноармейца. С шофером пришлось повозиться: кровь из раны долго не удавалось унять.
– Сколько мы вам хлопот доставили, – заметил Бураков,
– Не говорите глупостей, – возмутилась она. – Что еще надо? Может быть, чаю согреть?...
– Ничего не надо. Сейчас мы уедем.
Валя взглянула на задержанных – они стояли в углу, около печки. Двоих она знала: старика-немца с сыном, а третьего – однорукого – видела в первый раз. Немцы стояли неподвижно, понурив головы. Однорукий крутил пуговицу, независимо поглядывая по сторонам.
– Вы хотели отправить меня в милицию, а получилось хуже, – пробасил раненый шофер.
– Сейчас мы с тобой в санаторий поедем, Семен, – отозвался однорукий.
– Прекратите разговоры, – перебил его Бураков и, обращаясь к красноармейцам, приказал: – отведите его в машину.
Однорукий, в сопровождении сержанта и двух красноармейцев, направился к двери. За ними вышел Бураков.
Майор стоял около машины со старухой-немкой, одетой в шубу. К ним приближался конвой с одноруким.
– Кажется, Петр Иванович, – сказал майор, осветив фонариком шпиона.
– Да. Скоро мы поедем? – спросил однорукий.
– Скоро, – ответил майор и, повернувшись к конвою, вполголоса сказал:
– Осмотрите дом внимательней, а я пройду к раненому.
Майор повернулся и прошел в дом.
– Здравствуйте... Валя, кажется? – приветливо сказал он, входя в комнату. – Вы, наверное, на нас сердитесь?
– Нет, что вы!
– Больно? – спросил майор, усаживая поднявшегося бойца.
– Нет, это царапина.
Майор уже направился к раненому шоферу, лежавшему на диване, когда в комнату, громыхая коваными сапогами, вбежал красноармеец. Майор, взглянув на запыхавшегося бойца, сейчас же перевел взгляд на арестованных. Немцы стояли, безразличные ко всему, а шофер с напряжением ждал, что скажет посыльный. Но посланный только переминался с ноги на ногу и смущенно молчал.
– Я скоро вернусь, – сказал майор Буракову, направляясь к выходу.
– Торопись, начальник, не то опоздаешь, – злобно крикнул ему вдогонку шофер.
– Что случилось? – спросил майор посыльного, когда они вышли за ворота.
– Сержант за вами послал, говорит, срочно нужны. Он в подвале.
В доме колониста, оцепленном красноармейцами, шел обыск. Чекисты перетряхивали тряпки, листали книги, осматривали все щели, переставляли мебель.
Майор спустился через люк в подвал и застал Сержанта за странным занятием. Он стоял на коленях около бочки с капустой и выслушивал ее, как врач больного.
– Часы... Слушайте, товарищ майор, – коротко сказал сержант.
Майор наклонился к бочке и, затаив дыхание, прислушался.
– Слышу.
– Тикают где-то, а где – понять не могу.
Они стали переходить с места на место, поминутно останавливаясь и прислушиваясь.
– Здесь. Где-то здесь, – сказал, наконец, майор, наклоняясь к мешкам с картошкой.
– Точно! Тут! – обрадовался сержант. – В картошке закопали!
Начали разгребать картошку и сразу обнаружили три тяжелых коричневых чемодана. В одном из них тикали часы. Майор осторожно открыл чемодан. В нем лежал сверток, завернутый в плотную серую бумагу. Поверх пакета – часы.
– Этот багаж я давно ищу! – заметил майор и стал внимательно осматривать часы – не привязаны ли они ниткой или проволокой. Потом приподнял их слегка и, наконец, вынул.
– Хорошие часики! – простодушно заметил сержант.
– Да. Не найди ты этих часиков – в пять часов весь домик взлетел бы на воздух.
– Бомба, товарищ майор? – спросил сержант.
– Да, это "адская машина". И приготовлена она была для нас. Двадцать минут нас отделяло от смерти.
Майор на миг задумался. Потом сказал сержанту своим обычным, спокойным тоном:
– Сержант, никому ни слова об адской машине. Приведите сюда арестованного однорукого, а сами встанете у дверей снаружи. Остальных бойцов на всякий случай расставьте у окон дома.
Пять часов
Майор не рассчитывал, что однорукий скоро сознается. И, готовясь к напряженной борьбе, майор решил испробовать план, только что созревший в его уме.
Сержант ввел однорукого и, сделав знак конвоирам, вышел вместе с ними.
– Садитесь, Петр Иванович, – предложил майор.
– Почему вы нас не отправляете? – нетерпеливо спросил однорукий.
– Отправлю, как только придет санитарная машина для раненых. А пока есть время, поговорим.
– Который сейчас час?
– Без четверти пять, – сказал майор, взглянув на свои часы.
Однорукий, криво усмехаясь, сел.
– Я не буду отвечать здесь, – сказал он. – Везите в тюрьму, там и поговорим.
– Чего вы так в тюрьму торопитесь? Успеете.
– Боюсь, что опоздаю... Сколько сейчас времени?
– Без двенадцати пять.
Шпион слегка побледнел.
– Вы, кажется, волнуетесь, – заметил майор. – Руки у вас дрожат, Петр Иванович.
Шпион, покачиваясь на стуле, задумался. Драгоценные минуты уходили бесполезно, неожиданно он встрепенулся.
– Что вы хотите узнать? – спросил он.
– Система вашей работы – раз, ваши соучастники – два, ваши задания, кроме ракет, – три...
– Сколько времени?
– Без восьми минут пять часов.
Однорукий залпом осушил стакан воды. Бледный, с подергивающимся лицом, он сказал:
– Если я расскажу все, вам не удастся воспользоваться моими показаниями. Мы проиграли оба. Итак – система? Наша система – это круги. Я прибыл в Ленинград и окружаю себя людьми: Семен, эти немцы, хозяева дома...
– Воронов с племянником, – подсказал майор.
– Уже известно вам! Да, Воронов.
– Еще?
– Записывайте, гражданин следователь. Фрост из Промкоопчаса, Шварцер из Петрорайгужа, – перечислял однорукий фамилии предателей, их адреса и приметы.
Он спешил, как понял майор, чтобы заглушить трусливое чувство ожидания взрыва.
– Записывайте скорей. Это мой круг. Эти люди общаются со мной и больше никого не знают. Друг с другом они тоже почти не знакомы. Кроме меня есть в Ленинграде другие круги, там другие люди, но я о них ничего не знаю.
– Кто же руководит вами?
– Его здесь нет. Он за линией фронта и придет сюда вместе с германской армией.
– Как вас снабжают?
– Самолетом.
– Где он сбрасывает груз?
Шпион назвал место.
– Есть определенный день?
– Мы вызываем самолет по радио.
– Где находится приемник?
– У Семена, на чердаке. Там же спрятаны боеприпасы. Что вы еще хотите знать? Что я сам убил мою собственную дочь? Что я пытал людей?
– Об этом мы поговорим в другой раз. Кроме ракет "зеленые цепочки" какие у вас еще были задания?
– Вы и о зеленых цепочках знаете?
– Отвечайте!..
– Да, были. Литейный мост мы взорвем в день штурма. Мы собираем военные сведения и по радио передаем в штаб разведки. Составляем списки... Вам хочется иметь шифр. Да? Он у Рейхерта, в почтовом отделении, и спрятан в несгораемом шкафу вместе с советскими документами.
– Зачем вы убили вашего сообщника у Сиверской?
– Это вам тоже известно? Ненадежен. Неудачно завербован, трусил. Мог выдать нас.
– Кто тот человек в военной форме, которому вы передали чемодан на Ситном рынке?
– Э, да вы и впрямь кое-что знаете. Это сын того немца.
– Все, что вы сказали, правда?
– Да, сегодня первый раз в жизни я говорю правду.
– Вы порядком облегчили мне работу.
– Она вам ни к чему. Остались секунды. Скажите, сколько времени?
Майор посмотрел на осунувшееся лицо врага и, взглянув на часы, громко сказал:
– Сейчас ровно пять минут шестого.
– Чушь! У вас часы спешат.
– Проверим! – невозмутимо сказал майор, и вынув из кармана другие часы, протянул их однорукому. – Убедитесь: пять минут шестого.
Шпион посмотрел на часы и перевел растерянный взгляд на следователя.
– Это мои часы? – спросил он.
– Да. Я нашел их в картошке.
Опустив голову, однорукий замолчал, прерывисто дыша. Затем медленно поднялся и, покачнувшись, ухватился за спинку стула. Секунда, и вдруг стул оказался над головой майора. Готовый к любой неожиданности, майор отпрянул. Стул, ударившись об пол, разлетелся на куски.
Майор направил револьвер на однорукого.
Сержант и два красноармейца поспешили на помощь своему начальнику. Однорукий бился в каком то остервенении, выкрикивая непонятные слова.
– Держите крепче. Это припадок, – спокойно сказал майор, пряча пистолет в кобуру.
Однорукий корчился еще несколько минут, а затем, обессиленный, затих.
Когда автомобиль майора и машина с арестованными уехали, Бураков на минуту забежал на квартиру к Вале.
– Валя, я зашел поблагодарить вас, – сказал он, присаживаясь на стул. – Большое вам спасибо...
– К чему благодарность, – перебила она. – Мы ведь живем в городе-фронте. Скажите, эти люди, которых сейчас взяли, очень опасные?
– Да, Вот, например, этот однорукий мог бы натворить бед, пожалуй, не меньше, чем эскадрилья Юнкерсов.
– Какая у вас интересная работа, – сказала Валя, – и опасная.
Бураков усмехнулся, вспомнив себя в первые дни работы.
– Опасная? Да. Интересная? Как и всякая другая, если к ней относиться добросовестно.
Спасение
Поздно ночью, на подмогу команде МПВО пришли моряки и дружно принялись за работу, не обращая внимания на зенитную стрельбу, на сыпавшиеся кругом осколки. Под утро они добрались до стенки подвала и взялись за ломы. К рассвету в фундаменте появилось уже отверстие.
– Полундра!
Это слово услышали засыпанные в подвале. Надежда на скорое спасение вдохнула новые силы.
– Краснофлотцы! – крикнул Степка. – Нас моряки откапывают!
Некоторое время люди прислушивались к голосам и ударам в стенку.
За ночь воды в подвале стало больше. Она заливала теперь помост, и люди стояли по колено в холодной воде, держась друг за друга. Дышать с каждым часом становилось трудней.
– Держитесь, держитесь! – подбадривал мужчина измученных и слабых. – Балтийцы выручат!
В этот миг в воду упали камни, и через боковую стенку подвала пробился ослепительный луч дневного света.
– Есть! – Крикнул кто-то за стеной.
– Полундра! Отходи в сторону.
В ответ вырвался радостный крик засыпанных.
Отверстие расширялось с каждой минутой. Наконец, в пролом просунулась чья-то голова, заслонив свет.
– Живые есть?
– Да, да... живые, товарищи... Тут много воды, – ответил за всех мужчина.
– Вода? Это по нашей части. А сколько воды-то?
– Да мне по грудь будет...
– Сейчас сообразим что-нибудь...
Моряк исчез, и снова в подвал ворвался дневной свет. Через несколько минут в отверстии показались ноги, потом туловище и голова. Моряк спускался в подвал. Нащупав ногами пол, он пошел по воде к помосту. И вот, наконец, он на помосте. Объятия, слезы, слова благодарности...
В подвал тотчас спустились еще трое моряков и начали вытаскивать потерпевших.
Степка выбрался одним из первых. Щурясь от яркого дневного света, он смотрел на стоявших кругом людей.
– Эй, доктор, принимай мальчонку! – крикнул моряк, помогавший Степке выбираться из пролома.
Женщина в белом халате поверх пальто, затормошила Степку.
– Ранен? Что болит?
– Все в порядке, – ответил улыбаясь Степка. – Холодно только.
Кто-то накинул ему на плечи пальто, а женщина сунула в руку кружку с горячим кофе. Степка с наслаждением глотнул кофе и обжег рот.
– Пойдем, я тебя провожу, – предложила девушка в ватнике.
Предложение девушки вернуло Степку к мысли о доме, о друзьях, о вчерашнем вечере. Ракетчица находилась еще в подвале и, возможно, была жива. Необходимо выяснить, кто она такая и где живет.
– Нет, я подожду. Там в подвале у меня тетенька знакомая. Мы вместе пойдем, – сказал Степка девушке в ватнике и полез на груды кирпичей, где стояли люди.
Вот вытащили старика, подхватили под руки и повели к машине. Потом женщину, за ней другую, третью, но ракетчицы между ними не было. Степка начал волноваться. Неужели утонула? Вспомнил Степка и человека, который в подвале помогал пострадавшим. Наверное, он жив и появится последним.
Прошел час. Машины скорой помощи увезли уже около тридцати человек. Степка потерял всякую надежду найти тех, кого поджидал, но все-таки не уходил. Наконец, моряки, перекликаясь, стали вытаскивать трех женщин, потерявших сознание. Среди них Степка увидел ракетчицу. Он сразу вернул пальто женщине и, пошатываясь от слабости, пошел следом за носилками, к машине скорой помощи.
Ты что? – остановил Степку врач.
– Тут моя знакомая. Куда её повезут?
– В больницу Эрисмана. Знаешь?
– Знаю. А меня пустят?
– Ну, конечно, пустят.
Дверцу машины захлопнули, и машина двинулась. Только когда где-то далеко, в конце улицы, взвизгнула сирена скорой помощи, Степка спохватился: ведь он не знает ни имени, ни фамилии ракетчицы. Но было уже поздно.
– Ты еще здесь, молодой друг? – услышал он сзади себя знакомый голос. – Вот твой фонарик. Он тебе еще пригодится. Только, надеюсь, не так... Пойдем ко мне, будем лечиться: выпьем горяченького, нам ванну затопят, мы прогреемся и выспимся. Как тебе нравится такой план? Пойдем. Ты молодец! Не хныкал.
Польщенный похвалой, Степка согласился пойти в гости к новому другу.
– Я как вас зовут? – спросил Степка.
– Николай Васильевич. А тебя?
– Степка.
– Ну, а по отчеству?
– Григорьевич. Панфилов.
– Степан Григорьевич. Так. Скажи, ты давно выбрался из подвала, Степан Григорьевич. Чего ты ждал?
– Я вас ждал, Николай Васильевич.
– Меня? – удивился мужчина. – Почему? Уж не фонарик ли ты ждал?
– Нет. Фонарик мне не нужен. Возьмите, если надо.
– Фонарик ты сохрани. Он исторический будет. Потом вспомнишь эту ночку...
...Вместе с Николаем Васильевичем жили его мать и сестра. Женщины еще спали, когда раздался звонок.
– Ну, мама, встречай гостей. Мы чудом остались живы! – Николай Васильевич коротко рассказал, где они пробыли всю ночь, и женщины захлопотали. Минут через пять уже топилась ванна, а Степка с Николаем Васильевичем, облачившись в теплые пушистые Халаты, уселись завтракать.
Перед ними на столе стояли: графин водки, кусок нарезанного шпика, хлеб и какие-то лепешки.
– Степан Григорьевич, – сказал Николай Васильевич, наливая водку в рюмку. – Это тебе как лекарство, от простуды и ревматизма. Пей смело.
Степка залпом выпил рюмку, как это делал его отец, В то же мгновение он вскочил со стула и в ужасе замахал руками: дыхание перехватило, а из глаз сами собой закапали слезы.
– Ничего, – смеясь, сказал Николай Васильевич. – Не опасно.
Минуты через две Степка почувствовал, как по всему телу разливается теплота, и глаза закрываются сами собой. Слова Николая Васильевича доносились глухо, словно из другой комнаты.
– Николай Васильевич, а вы где-нибудь работаете? – заплетающимся языком спросил Степка.
– Я, милый мой, механиком работаю на большом судне. Подожди, вот кончится война, возьму тебя к себе, и пойдем колесить по земному шару. Ты бы хотел стать моряком?
– Нет... Я лучше летчиком буду... Хотя меня и отговаривают... Я вот Мишка хочет в моряки пойти...
– Какой Мишка?
– Мишка Алексеев... Я его к вам приведу...
– Приведи. Если он вроде тебя – возьму...
– Он лучше, чем я. Он у нас главный начальник... – Степка замолчал, сообразив, что выбалтывает секрет.
– Давай, давай... мне сейчас ученики будут нужны. Пока воюем, новые кадры вырастим. Я теперь, шагом марш, в ванную!
Мишка сидел на лавочке, закутанный в громадный тулуп, рядом с дежурным, на улице. Они помирились после того, как Мишка извинился перед стариком. Добрый дед принес из дома теплый тулуп, когда увидел, что мальчик и милиционер, с ним пришедший, не собираются уходить,
Мишка одним ухом слушал старика, думая о своем, когда увидел выходившего из переулка Буракова с тремя красноармейцами. Мишка выскользнул из тулупа и, не дослушав старика, побежал навстречу.
– Товарищ Бураков, все в порядке. Он дома сидит, никуда не ушел. Я сам дежурил.
– Здравствуй, Мишка! Про кого ты говоришь?
– А про этого... про Семена, шофера. Знаете?
– Знаю. Только ты, дружок, ошибаешься. Шофер твой ушел из дома, и полчаса назад мы его увезли. Вот жена его дома сидит, это верно.
Озадаченный таким ответом, Мишка привел Буракова к забору, где поджидал их лейтенант милиции. Потом они постучали в дом. Жена шофера открыла дверь и, увидев милицию, обомлела.
Во время обыска она неподвижно сидела на табуретке, около печки, придерживая собаку за ошейник, и на все вопросы отвечала:
– Я ничего не знаю.
Бураков с красноармейцами начали обыск. Вскоре они нашли на чердаке радиостанцию, смонтированную в двух чемоданах, ружье, пакеты с взрывчаткой...
К вечеру весь "круг однорукого" находился под надежной охраной. Радио-передатчик, шифр, чемоданы с ракетами и адскими машинами, оружие – все вещественные доказательства были в руках следствия. Арестованные сознавались быстро – слишком очевидны были улики.
Дело подходило к концу, и майор мог позволить себе отдохнуть, повидать родных. Он набрал номер телефона.
– Алло! Это кто? Мама... Собираюсь к вам приехать и даже переночевать. Николай дома? Спит? Почему? Хорошо, потом расскажешь.
Борьба предстоит еще долгая
Проснулся Степка на мягком диване, рано утром, и долго не мог сообразить, как он попал в эту незнакомую, хорошо обставленную комнату. На стуле около дивана он увидел аккуратно сложенную одежду и сначала не признал ее. Выстиранная, выглаженная, она совсем не походила на ту, что он снял вчера. Сам он спал в пушистом халате. Последнее, что осталось у него в памяти – это горячая ванна, в которой он заснул.
В квартире стояла тишина. Сквозь шторы пробивалась полоса дневного света. Степка решил, что времени еще немного и он успеет засветло вернуться домой и застать мать. Скрипнула дверь, и на пороге показался улыбающийся, чисто выбритый, в форменном кителе и домашних туфлях Николай Васильевич.
– Ну что, проснулся, Степан Григорьевич?
– Проснулся, – потянувшись, сказал Степка и спустил босые ноги с дивана.
Его новый друг, шлепая туфлями по полу, подошел к окну и распахнул шторы.
– Ты бы еще поспал, для ровного счета, денек.
– Надо домой. Наверно уж поздно.
– Ты хочешь сказать – рано.
Степка внимательно посмотрел на механика, стараясь угадать, шутит он или говорит серьезно, но это было невозможно.
– Который теперь час? – спросил Степка.
– Скоро восемь.
– Как это, восемь? – недоверчиво сказал Степка, покосившись на окно. – В восемь часов темно как ночью.
Вместо ответа, механик вынул часы и показал их мальчику. Стрелка показывала без десяти минут восемь.
– Ты, кажется, утро с вечером спутал. Знаешь ли, милый мой, сколько ты спал? Сутки. Да, ровно сутки – от утра до утра. Я тоже не отставал... Одевайся, и пойдем чай пить. Это моя старушка твою одежду привела в порядок.
Степка принялся за туалет, а Николай Васильевич уселся с папиросой в кресле напротив.
– Сколько же ты во сне немецких шпионов-ракетчиков поймал? – неожиданно спросил он.
– Я не знаю, про что вы говорите, – сказал Степка, сильно покраснев. – Какие шпионы-ракетчики?
– Не отпирайся! Я теперь все знаю... Сам во сне кричал: Ловите их! Ловите шпионов!
– Ну, вот, – отнекивался Степка. – Это наверно вам приснились какие-то шпионы. Я никогда во сне не кричу.
– Одного только не могу понять... Как это ты вместо того, чтобы ракетчиков ловить, в подвал попал. А ведь за это время твой приятель Мишка, действительно, поймал настоящего шпиона.
Степка не верил своим ушам. Откуда мог знать такие вещи Николай Васильевич?
– А вы не знаете, зачем я в подвал пошел. Думаете, испугался?
– Да ты, кажется, обиделся?
В это время в коридоре раздались шаги. Степка оглянулся: в комнату вошел плотный человек с седыми висками. Но вместо знакомой формы, на нем был надет халат.
– Ну, здравствуй, Степа. Не ожидал меня здесь встретить? Бывает, бывает. Николай Васильевич – мой брат.
– Брат! Вот здорово! – обрадовался Степка.– Товарищ майор, Вы мне так нужны! Я вам звонить собирался.
– Ну, звони. Я слушаю.
– Да вот... как это... – покосившись на механика, пробормотал мальчик.
– Ничего, говори. При нем можно.
– Так я ракетчицу нашел. Она вчера вечером... нет, позавчера... два раза желтые ракеты пустила – Степка торопливо рассказал все свои приключения.
– Ты узнаешь, если увидишь ее?
– Узнаю. Я на нее долго смотрел, чтобы потом не спутать.
– Признаешь, признаешь, Степан Григорьевич,– вмешался в разговор моряк, – а сейчас умойся, и пойдем пить чай. Жаль, что ты не хочешь моряком стать. Я приятеля своего ты приведи непременно.
– Мишку?
– Да. Я из него первоклассного моряка сделаю.
Умытый, с приглаженными вихрами, Степка вошел в столовую и чинно поздоровался с женщинами. В чужом доме, среди взрослых, он чувствовал себя неуютно. От смущения он обжег себе губы, пролил на скатерть чай, уронил бутерброд, и готов был заплакать от досады. Но постепенно освоился и стал уплетать все подряд, что заботливо и незаметно подкладывала ему старушка.
После завтрака, майор и Степка отправились в больницу Эрисмана.
В приемной больницы Степка долго ждал, пока майор узнавал, в какой палате лежат привезенные с Геслеровского. Возвратившись, майор приказал Степке надеть белый халат. Завязывая тесемки на своем халате, майор стал вполголоса объяснять задачу.
– Мы пойдем мимо коек, и как только ты узнаешь ее, остановись около кровати и нагнись, будто у тебя шнурок развязался на ботинке Понял?
– Да.
– Говорить ничего не надо. Мне нужно узнать только номер кровати. Если ты его увидишь – запомни.
Ракетчицу Степка увидал сразу, как только они вошли в палату. Она сидела на кровати. Больничная одежда сильно изменила ее. Приблизившись к койке, Степка нагнулся, чтобы перевязать шнурок.
Я через несколько минут майор уже выяснил фамилию, имя, отчество и адрес ракетчицы.
На улице майор попрощался с мальчиком.
– Сейчас иди домой. Приятели, наверное, ищут тебя, и мать беспокоится. Вечером я позвоню.
– Сегодня опять пойду дежурить! – сказал Степка.
– Ну, конечно. Борьба предстоит еще долгая. Это только начало.
Степка шел по широкому проспекту, вместе с потоком людей, независимо поглядывая по сторонам. Он думал о последних словах майора: "Борьба предстоит еще долгая".
На душе было радостно. Он нашел свое место в этой борьбе и, как взрослый, помогал общему делу.
Рисунки М. Таранова.