Л. Воронкова. Огненный след жизни (продолжение)




   ИСПЫТАНИЕ БОГОВ

   Три года после войны с Астиагом Кир занимался устройством своего государства. Он объединял вокруг себя мидийские провинции – племена кочевников и звероловов, отдаленные области земледельцев и пастухов.
   Он старался договариваться с ними мирно, убеждал, что, объединившись, они все будут сильнее. Ему часто это удавалось. А когда не удавалось, он шел с войском и покорял несговорчивые племена.
   За всеми действиями Кира с большой тревогой следил царь Лидии Крез. Он видел, как усиливается Кир, как растет его держава. Кир еще не трогал владений Креза и не объявлял ему войны, но он захватывал земли, граничащие с Лидией. И кто поручится, что завтра он не перешагнет и лидийскую границу?
   Лидийский царь Крез славился своим могуществом и богатством. Его отец Алиатта царствовал долго и много воевал. Крез после его смерти продолжал завоевывать новые земли. Вся страна к западу от Каппадокии была подвластна ему. Многие племена эллинов, поселившихся на азиатском берегу голубого Эгейского моря, платили ему дань. Поэтому и называли Креза "Владыкой Племен".
   Столица Лидии Сарды гордилась своим великолепием и неприступностью. Над Сардами сияла снежная вершина горы Тмола. Её склоны, богатые лесами и пастбищами, наполняли город свежим дыханием сосны и бука.
   Река Пактол, бегущая с Тмола, приносила в Сарды обилие прозрачной воды. Пактол усердно размывала в горах золотую жилу и, будто служа Крезу, несла в его казну золотой песок. 3олото горы Тмола и сделало Креза самым богатым царем на всей азиатской земле.
   Нет в Азии войска сильнее лидийского. Ни у кого нет такой конницы, как у царя Креза, и таких длинных копий, как у его копейщиков. Он разобьет дерзкого Кира, он усмирит его.
   Это так. Но все же надо, прежде чем вступать в войну, посоветоваться с оракулом.
   Желая проверить, насколько оракулы прозорливы и умеют угадывать правду, Крез отправил посланцев к разным оракулам. Одни посланцы направились в Ливию, к Аммону Ливийскому, другие – в Фокийские Абы, третьи – к Додону, а четвертые – к Амфиараю и Трофонию. Пошли его посланцы и в главное эллинское святилище – в Дельфы.
   Крез решил испытать богов. Если какой-нибудь из этих оракулов угадает, что он задумал, к тому из них он и обратится за советом, выступать ему войной против Кира или постараться избежать этой войны.
   Посланцам своим Крез приказал:
   – Как выйдете из Сард, ведите счет дням.
   В сотый день вы обратитесь к оракулам с вопросом: "Что делает сейчас лидийский царь Крез, сын Алиатты?" Тут же запишите их ответы и немедленно возвращайтесь домой.
   Через положенное время посланцы возвратились с ответами оракулов. Крез принялся внимательно просматривать записи. И одну за другой откладывал их с иронической усмешкой.
   Ни Амфиарай, ни Додон, ни Фокийский оракул не угадали правды. Даже Аммон Ливийский не узнал ее...
   А Дельфы? Что скажет прославленный эллинский оракул бога Аполлона, сына Зевса?
   "Я знаю количество песка и меру моря, я постигаю мысли глухонемого и слышу безгласного. Ко мне дошел запах крепким щитом защищенной черепахи, она варится в медном сосуде вместе с мясом ягненка. Медь разостлана снизу и медь положена сверху".
   Крез был ошеломлен. Да, Дельфийский оракул – это оракул всевидящий и всезнающий.
   Это оракул, который общается с богами, и боги открывают ему все! Ведь Крез действительно на сотый день, как ушли посланцы, изрубил черепаху и варил ее вместе с ягненком в медном котле.
   Как можно было предвидеть и угадать то, что он придумал?
   Доверчивый царь забыл, что он поделился своим замыслом с близкими его дому людьми. И не знал, что тайна ушла в Дельфы вместе с его посланцем!
   И теперь Крез, полный благоговения, принес дельфийскому божеству обильные жертвы – стада быков, овец и коз. В каждом стаде было по три тысячи голов.
   Он приказал соорудить огромный костер и жечь на нем, чтобы умилостивить бога, позолоченные и посеребренные ложа, бросал в огонь золотые чаши, пурпурные плащи и хитоны...
   Крез приносил жертвы сам и велел всем лидянам принести в жертву эллинскому божеству кто сколько может, хотя лидяне поклонялись только солнцу и огню.
   После этих жертвоприношений Крез велел переплавить огромное количество золота и сделать из него литые кирпичи. Таких золотых кирпичей получилось сто семнадцать – каждый в шесть ладоней длины, в три ладони ширины и в ладонь высоты. Кроме того, он велел сделать из золота изображение льва. И всё это богатство он отправил в Дельфы.
   Сверх всего этого Крез послал в Дельфы две большие вазы – золотую и серебряную – необыкновенной красоты, две кропильницы – золотую и серебряную...
   И много других вещей из золота и серебра. Так старался он умилостивить божество, которое может дать ответ на его вопрос: начинать ли ему войну с персами? Одному ли выступать против Кира или объединиться с кем-нибудь?
   Лидяне привезли в Дельфы дары Креза. И, следуя его наставлениям, обратились к оракулу:
   – Царь лидян и прочих народов Крез, почитая этого оракула единственным, присылает вам дары, достойные ваших изречений. И спрашивает вас: вести ли ему войну с персами и не соединиться ли ему с каким-нибудь войском?
   В Дельфах было две пифии. И обе они ответили одинаково:
   – Если Крез предпримет войну, то он сокрушит обширное царство.
   Крез остался доволен этим ответом.
   – Разве не ясно? Сокрушить обширное царство – значит сокрушить царство Кира!
   И он снова отправил посланцев в Дельфы и одарил золотом всех, кто был в святилище. В благодарность за это дельфийцы даровали Крезу и всем лидянам на вечные времена преимущество перед всеми вопрошающими, освободили их от дани, отдали им первые места на всех общественных празднествах. И предоставили право каждому лидянину сделаться дельфийским гражданином, если он того пожелает, хотя лидяне были варвары и не принадлежали к эллинским народам.

НАЧАЛО ВОЙНЫ

   Теперь Крез стал готовиться к войне с персами. Но с кем из могущественных эллинов надо ему войти в союз?
   Проведав, что в Элладе самым сильным народом стали лакодемоняне, Крез отправил в Спарту своих послов. И, как было у него в обычае, велел взять дорогие подарки для спартанских царей,
которых в Лакодемоне всегда было двое.
   Лакодемоняне обрадовались предложению вступить в союз с Лидией. Крез уже однажды оказал им услугу. Когда они собирались купить в Сардах золото для статуи Аполлона. Крез не продал им его, но подарил.
  Желая отблагодарить Креза, лакодемоняне сделали для него огромную медную чашу с украшениями по краям.
   Однако эта чаша так и не попала в Сарды. Пока путешествовали туда и обратно послы Креза, Лидия уже была готова к койне. Крез твердо верил в предсказанную победу. Не дождавшись ответа от Спарты, он отдал приказ войскам собираться в поход против Кира.
   В это время к нему пришел старый лидийский мудрец Санданид.
   – Ты, царь, готовишься в поход на людей, которые носят кожаные штаны, – сказал он, – и вся одежда у них из кожи. И живут они в земле суровой. И едят не сколько хотят, а сколько у них есть.
   Если ты и станешь победителем, что возьмешь с такого парода? А если ты будешь побежден – потеряешь много: вкусив наших благ, они не захотят отказаться от них и будут добиваться их
неотступно. Я благодарю богов за то, что они не внушают персам мысли воевать с лидянами.
   Но Крез не принял речей мудреца. Если всезнающий оракул предсказал победу, зачем же Крезу отказываться от войны? Возмущение и негодование против Кира не давали Крезу спать по ночам. Слишком долго Крез бездействовал, слишком долго народы Азии не слышали его властного голоса, не слышали звона оружия его войск и топота его конницы. И вот теперь дерзкий и ничтожный сын перса Камбиса осмелился свергнуть пара Астиага, взять его и плен и захватить Мидию!
   Крез жестоко накажет его. Не было и нет народа в Азии, который смог бы сопротивляться Крезу.
   Крезу в то время было около пятидесяти лет. Он сам вел свои войска. И все было, как прежде, в дни побед, – стройная конница, сверкающий лес копий, пехота, ощетинившаяся стрелами.
   Войска Креза шли без помех до самого Галиса, реки, отделяющей Лидию от царства Кира. На берегу они остановились. Крез не знал, что делать. Перейти реку невозможно, она глубока. А мостов нет.
   В разноплеменном войске Креза нашёлся один хитроумный эллин – Фалес из Милета.
   – Надо вырыть позади лагеря глубокий ров, – посоветовал он Крезу.
   – Вода схлынет, и мы перейдем реку.
Совет был хорош. Вскоре глубокий ров обогнул полумесяцем лагерь. Река хлынула и рои. красный полукруг воды засветился среди серых песков. Река прошла позади лагеря, а потом снова влилась в свое русло. А перед лагерем она сильно обмелела, и войска Креза спокойно перешли через нее.
   Перейдя Галис, Крез со своим войском вступил в Каппадокию, страну, лежавшую у Понта Евксинского, и занял крепость Птерию. Птерия была самой сильной крепостью этой страны, и стояла она вблизи Синопы, почти у самого моря. Здесь Крез и расположил свой лагерь.
   По обычаю тех времен Крез, захватив Птерию, тотчас обратил жителей в рабство. Отсюда он начал захватывать и другие города Каппадокии и порабощать жителей. Мирные племена почти не сопротивлялись. Они не собирались воевать. Они не были готовы к войне.
   По городам и селам вспыхнули пожары. Горький, тяжелый дым несчастья потянулся над разрушенными жилищами и вытоптанными полями. Жители, спасаясь от рабства и смерти, бежали в леса, в горы. По трудно было спастись от вооруженных стрелами и копьями отрядов лидийских солдат.
   Горели прекрасные леса, гибли плантации маслин. Солдаты угоняли стада, резали тонкорунных овец, каких не было нигде больше во всей Азии...
   А с востока между тем уже двигались к Птерии полки персидского царя.
   Войско Кира было огромно. Персы, мидяне и все подвластные ему и живущие по пути его шествия народы влились в его отряды.
И вот настал день, когда два войска сошлись в битве. Они сражались ожесточенно, не уступая друг другу. Крез приходил в ярость, видя, что не может немедленно разбить Кира, что не может вообще разбить его. А Кир, полный решимости сломить сильнейшее в Азии лидийское войско, не уступал. Земля дымилась oт крови, трупы лежали по всей равнине.
   Победы не было ни на той. ни на другой стороне.
   Только ночью, когда уже нельзя было различить, кто чужой, кто свой, когда люди, оставшиеся в живых, изнемогали от усталости, солдаты разошлись по своим лагерям.
   Крез, закрывшись в крепости Птерии, всю ночь сидел и тяжелом недоумении. Он не победил Кира! Оказалось, что у Кира войска гораздо больше, чем у него, Креза.
   И оказалось, что этот презренный перс, отцов которого мидяне так долго держали в рабстве, умеет сражаться не хуже, чем он сам, опытный и всегда удачливый военачальник.
   – Все начать сызнова, – решил Крез.
   И когда чуть забрезжила утренняя заря и чистая белая звезда богини Венеры повисла над горизонтом, Крез отдал приказ своим войскам возвращаться в Сарды,
   – Все начать сызнова.
   Прежде чем вступить в новую битву, Крез призовет союзников – египетского царя Амасида, лакодемонян. Заключит союз с вавилонским царем. И вот тогда, собрав такое войско, которое можно противопоставить войску Кира, он, как только начнется весна, снова вступит с ним в бой.
   С этим решением Крез возвратился в Сарды. Не собираясь воевать до весны, он распустил свое наемное войско.
Киру это стало известно, и вскоре Кир со всем своим неисчислимым войском уже стоял под Сардами.
   Крез пришел в сильное замешательство. Этого он не ожидал! Кир спутал все его планы и расчеты.
   Но война была объявлена. И Крез, поспешно собрав своих лидян, выступил навстречу Киру.

БИТВА ПОД САРДАМИ

   Оба войска встретилась под Сардами на большой равнине, цветущей садами. Эта прекрасная, плодородная равнина стала полем битвы.
   Молодой Кир до этого дня никого не боялся.
  И лишь сегодня, увидев перед собой ряды лидийской конницы, грозно ощетинившейся сверкающими копьями, он впервые в жизни содрогнулся. Эта конница сомнет, затопчет копытами его пешее
войско, длинные копья лидян опрокинут его вооруженных дротиками и мечами солдат...
   Но у Кира был старый, опытный советчик – его неизменный друг и полководец Гарпаг. Он во всех битвах сражался рядом со своим молодым царем с того самого дня, как перешел к нему от Астиага.
   За войском Кира следовал караван верблюдов, нагруженных водой и хлебом.
  – Освободи верблюдов от их ноши, – сказал Гарпаг, – посади на них людей, вооружи их оружием всадников и пусти их впереди своего пешего войска. Лошади боятся верблюдов и не выносят их запаха.
   Кир так и сделал. И когда его солдаты были готовы к наступлению, Кир, раздраженный сопротивлением Креза и тем чувством страха, которое лидяне заставили его пережить, обратился к своему войску с такой речью:
   – Будьте беспощадны! Убивайте каждого, кто попадет вам в руки. В плен не брать никого. Оставьте только в живых царя Креза. Даже если он станет защищаться, все-таки оставьте его в живых!
   Все случилось так, как предвидел старый мидянин. Лишь только верблюды с фырканьем приблизились к лидийской коннице, лошади, завидев их и почуяв их невыносимый запах, повернули назад и, не подчиняясь всадникам, смешали ряды.
   Лидяне соскочили с коней и пешими продолжали битву. Много убитых легло в прекрасной долине. Но персы одолевали. Видя, что выстоять перед ними невозможно, лидяне отступили в Сарды и закрылись там.
   Войска Кира окружили Сарды. Крезу с его крепостных стен было далеко видно, и, куда бы он ни поглядел, всюду полчища чужеземных солдат в островерхих колпаках, в грубых плащах, в толстых кожаных латах, всюду их костры, сверканье их оружия, их кони, их верблюды...
   Осада. Плотная, неотступная, грозная, готовая стоять всю зиму, а если надо, то и весну, и лето, и осень... Крез понимал, что надежды спастись нет, – этот враг не уйдет, не отступит.
   Крез успел послать вестников к союзникам с призывом прийти к нему на помощь немедленно.
   Вестники Креза явились к лакодемонянам. Но Спарта в это время воевала сама. Однако спартанские цари стали готовиться к походу на помощь Крезу.
  А когда приготовления были закончены и корабли снаряжены, в Спарту пришло известие, что крепость Сарды пала и лидийский царь Крез в плену.

"СОЛОН! СОЛОН! СОЛОН!"

   Кир нелегко взял Сарды. Его солдаты много раз бросались на приступ, пытаясь ворваться в крепость. Но крепость эта стояла на отвесной скале, сама как скала.
   Тринадцать дней длилась осада. Всё больше разгорались яростью персы. Их стрелы смертоносным дождем сыпались на Сарды. Они снова и снова шли на приступ – и снова отступали, ничего не достигнув.
   Молодой царь, сдвинув в одну линию свои черные брови, подолгу глядел вверх; на высокий город, будто огромное каменное гнездо, лежащий на крутом склоне Тмола.
   Что сделать? Что придумать? Надо торопиться. Крез ждет союзников, и эти союзники придут.
   Пропахший пылью и потом в своем панцире и кожаных штанах, одетый почти так же, как любой его солдат, Кир то метался, как тигр, по широкой равнине вокруг крепости, то советовался с Гарпагом в тишине своего шатра, то опять глядел вверх, на Сарды, думая и прикидывая... И снова посылал на приступ своих солдат.
   На четырнадцатый день Кир потерял терпение. Он разослал вестников по всему лагерю.
   – Кто первый взойдет на укрепление, тому будет царская награда!
   И опять его войско ринулось к стенам крепости. И опять ни с чем вернулось обратно. Сарды были неприступны.
   О Сардах в то время существовала такая легенда.
   У одного из первых лидийских царей, Мелета, родился сын в образе льва. Мелету было сказано: "Обнеси этого льва вокруг стены, и Сарды навеки станут неприступными".
   Мелет так и сделал. Льва обнесли вокруг крепости. И лишь одно место, обращенное к Тмолу, миновали: там была высокая стена, а под ней – отвесная скала.
   Неприятель не мог появиться оттуда.
Теперь легенда эта снова ожила. О роковой ошибке Мелета позже не раз горько вспоминали лидяне, потому что враг пробрался в крепость именно здесь, несмотря на высокую стену и отвесную скалу.
   Но, конечно, все произошло проще, чем в легенде, без вмешательства богов.
   Однажды солдат Кира по имени Гироайда нечаянно подсмотрел, как лидянин уронил сверху свой шлем. Думая, что его никто не видит, он по тайной тропке спустился вниз, взял свой шлем и поднялся обратно в крепость. Это было как раз в том месте, которое считалось неприступным и никак не охранялось.
   Хитрый Гироайда дождался тьмы и, надеясь на царскую награду, отважился подняться наверх по той же самой тропке, по которой влезал лидянин. А вслед за Гироайдой полезли и другие солдаты.
   Не успели лидяне понять, что произошло, как в крепости уже было полно вражеских солдат и персы открывали ворота своему царю.
Лидяне защищались со всей силой отчаяния. Крез, как простой воин, бился с персами. Но битва уже была проиграна, и враги уже разоряли и жгли его прекрасные Сарды.
   Увидев и поняв это, Крез опустил копье. Он больше не хотел защищаться. Пусть придет смерть. Какой-то разъяренный битвой перс уже взмахнул над ним своим коротким прямым мечом...
   И вдруг глухонемой сын Креза, сражавшийся рядом с отцом, закричал:
   – Человек! Не убивай Креза!
   Несчастный немой юноша заговорил в момент горя и гибели. Говорят, что в минуту страшного потрясения у немого человека может прорваться речь. Говорят, что так случилось и с сыном Креза.
   Утро над Сардами занялось в дыму пожаров, стонах раненых, воплях женщин и плаче детей.
   Кир, в грязи и крови после ночной битвы, измученный, но не чувствующий усталости, победоносной поступью ходил по улицам города. Свита сопровождала его, охраняя своими высокими опальными щитами. Седой Гарпаг, как всегда, мрачный и суровый, шагал рядом. Победа веселила его сердце, но он уже давно, с молодых лет, привык при дворе царя Астнага прятать свои чувства.
   А Киру было все интересно. Его многое здесь поражало. Он ещё никогда не видел таких богатых и красивых жилищ, таких одежд и утвари, которые тащили из домов лидян его солдаты.
   Волнуясь, с пылающими глазами, он вошел в роскошный дворец Креза – он еще не знал, что у людей могут быть такие сказочные чертоги. Он ходил из залы в залу, держась за свой меч, – все-таки дворец-то был вражеский! – и любовался пурпурными занавесами, колоннами, золотыми сосудами странной формы – он не знал, что они из Эллады, – дивился нежным барельефам на стенах, сделанным из алебастра, трогал мягкие ложа, на каких ему никогда не приходилось спать... И тонкая отрава изнеженности и обезоруживающей красоты, таившаяся в этом жилище, незаметно и коварно проникала в его неискушенную душу.
   – Что будешь делать с Крезом, царь? Суровый голос Гарпага отрезвил его. Кир поспешно вышел из дворца.
   – А что делали с пленными врагами великие цари?
   – Распинали. Сажали на кол. Сжигали на костре.
Все эти четырнадцать дней осады Кир ненавидел Креза. Он готов был своей рукой убить его. Но сегодня, когда он победил, а Крез в цепях и унижении, Кир с негодованием на самого себя почувствовал, что у него больше нет никакой ненависти к побежденному врагу.
   Но все-таки он должен казнить Креза. Так поступали все великие цари.
   – Пускай Крез сам выберет себе казнь.
   Крез сказал, что предпочитает сгореть на костре.
  Гарпаг тотчас распорядился сложить на площади костер. Леса и дров в городе хватало, и костер сложили огромный. Для Кира и его свиты приготовили место на возвышении, чтобы ему было видно, как взойдет на костер его враг. Вместе с Крезом должны были сгореть и вся его семья и еще четырнадцать юношей из знатных лидийских семей.
   Кир с неподвижным лицом сидел и ждал, когда приведут Креза. Воины тесной толпой стояли вокруг него.
   За толпой солдат, за их копьями и высокими колпаками теснился народ, подавленный страхом и горем. Но вот толпа колыхнулась, раздалась, послышался плач... Солдаты вели на костер пленников.
   Впереди шел Крез. Лязг цепей отмечал каждый его шаг. Седая голова была низко опущена.
   Молча, с невидящими глазами и сжатым ртом шли за ним его жены, его глухонемой сын, его родственники... И гордой, твердой походкой, как и подобает благородным воинам, шли на смерть молодые
лидяне.
   Они прошли мимо, не взглянув на Кира. Крез первым взошел на высокий костер, и тотчас по углам костра вспыхнуло рыжее пламя.
   Услышав треск огня и увидев бегущее пламя, Крез вдруг поднял голову. И, глядя куда-то вдаль, он простонал в глубоком отчаянии:
   – О Солон! Солон! Солон! Кир встрепенулся.
   – Кого это он зовет?
   Переводчики стали с угрозами требовать у Креза ответа, и Крез сказал:
   – Много бы я дал, чтобы тот, чье имя мною было названо, поговорил со всеми владыками!
   Киру этот ответ был неясен. И переводчики снова стали допрашивать Креза: кого он звал?
   И тогда Крез, стоя на помосте над костром, рассказал, как некогда пришел к нему афинянин Солон и, осмотрев его сокровища, ни во что их не поставил. Он сказал, что не может назвать Креза счастливым человеком, пока не узнает, как окончится его жизнь.
   – И не к одному ко мне это относилось, а вообще ко всем людям, которые считают себя счастливыми...
   Кир, услышав эти слова, смутился. Он опустил глаза, и брони его сошлись в одну черную черту.
   "Я, человек, предаю пламени другого человека... А ведь он считал себя таким же счастливым, как я сейчас считаю себя. Разве не может случиться то же со мной?!"
   – Потушите костер! – крикнул он, вскочив. – Сейчас же потушите костер! Освободите Креза! Освободите их всех!
   Солдаты бросились гасить костер. Но пламя уже полыхало, и потушить костер было невозможно.
   Тогда Крез стал с плачем упрекать Аполлона. Ведь столько жертв он принес в его святилище! Пусть же теперь Аполлон поможет Крезу и погасит разбушевавшийся костер!
   И вдруг, словно по призыву Креза, неожиданно  из-за горы надвинулась туча, разразилась гроза, хлынул ливень... Костер погас.
   "Это – знамение богов!" – со страхом подумал Кир. И велел позвать к себе Креза.
   – Кто из людей, Крез, внушил тебе мысль идти войной на мои владения и стать моим врагом, а не другом?
   – Я сделал это, царь, на счастье тебе и на горе себе, – ответил Крез. – Виновато же в этом эллинское божество, подвигнувшее меня на войну.
   Потому что нет никого, столь нерассудительного, чтобы предпочесть войну миру: во время мира сыновья хоронят своих отцов, во время войны отцы хоронят сыновей.
   Слова Креза заставили Кира глубоко задуматься. Он велел снять с Креза оковы и посадил его рядом с собой. Но, к удивлению всех, кто это видел, Креза это не обрадовало.
   – Могу ли я говорить с тобой, царь, – наконец спросил он, – или я должен молчать?
   – Говори все, что желаешь, – ответил Кир. Крез спросил:
   – Эта большая толпа народа – что она делает с таким рвением?
   – Грабит твой город! – ответил Кир.
   – Нет! – Крез покачал головой. – Не мой город разоряют они и не мои сокровища расхищают. У меня больше нет ничего. Расхищают они твое достояние.
   Кира поразили его слова. Он удалил всех присутствующих, оставил лишь Креза и переводчика.
   – Что дурного находишь ты в том, что происходит? – спросил Кир. – Ведь так было всегда – победители берут то, что завоевали.
   – Боги сделали меня твоим рабом, – ответил Крез, – поэтому я считаю долгом поучать тебя в том, что постигаю лучше, чем другие люди. Персы по природе своей не знают меры. Но они бедны. Если теперь ты позволишь им грабить и присваивать себе большие богатства, то отсюда могут быть такие последствия: захвативший наибольшие богатства восстанет потом на тебя.
   – Я вижу, ты, Крез, царственный муж, – сказал Кир. – Ты готов сделать, и посоветовать доброе. За это проси у мена подарка, какого хочешь.
Крез горько усмехнулся.
   – Ты доставишь мне величайшее удовольствие, Кир, – сказал он, – если позволишь послать эти цепи божеству эллинов и спросить у него: таково ли его правило – обманывать тех, которые сделали ему столько благодеяний?!
   И Кир тотчас отправил послов в Дельфы. Он велел положить на пороге храма цепи Креза и спросить, не стыдно ли божеству, что оно подвигнуло своими советами Креза на войну с персами, обещая разрушение Кирова царства. И не есть ли вообще неблагодарность закон для эллинских богов?
   Но напрасно Крез думал смутить этим дельфийских оракулов. Они ведь недаром давали уклончивые и двусмысленные ответы.
   – Упреки Креза несправедливы, – ответила пифия. – Все случилось так – , как было предсказано:
   "Если Крез пойдет войной на персов, то разрушит обширное царство".
   Если бы Крез был осторожен, он бы спросил: о его ли царстве говорит оракул или о Кировом? Но Крез не понял изречения оракула, а теперь пусть винит самого себя.
   ...Так рассказал Геродот историю царя Креза, историю его величия и его падения.
   Не все достоверно в этом рассказе. Геродот повествует о встрече Креза с афинским законодателем Солоном. Но мы знаем, что этого не могло быть: когда Солон путешествовал, Крез был еще ребенком и никак не мог принимать Солона в своем дворце.
   Может, случилось и так, что приходил к царю Крезу какой-нибудь странствующий эллин, который хорошо знал высказывания Солона и глубоко почитал его. Может быть, он и приводил эти высказывания в ответ на хвастливые речи Креза. А так как слова Солона были глубоки и мудры и словно предсказали судьбу царя, то не удивительно, что Крез вспомнил
Солона на костре, перед лицом смерти.

ТАМ, В МЕЖДУРЕЧЬЕ...

   Немало лет прошло с тех пор, как молодой Кир одержал первую победу.
Кир еще крепок и силен. Но возле его глубоких, полных черного пламени глаз легли тени, на высоком лбу над крутыми бровями появились морщины, а лицо потемнело и загрубело в битвах и походах...
   С давних пор, с тех самых времён, когда он отнял власть у своего вероломного деда, царя Астиага, в их семье жили рассказы и воспоминания о том, как мидийский царь Киаксара, отец Астнага, ходил в Междуречье.
   Ты глупейший и бессовестнейший! – яростно укорял Кира свергнутый Acтиаг. – Ты отнял у меня царство, но сможешь ли ты сделать то. что сделал твой прадед Киаксар и что совершил бы я?
   Ты покоряешь мелкие нищие народы – это ли доблесть военачальника? Хоть бы ты обратился назад и посмотрел на то, что совершали мпдийскне цари!
Злобные речи, издевательства, оскорбления – все это не волновало Кира. Но он жадно слушал, когда Астиаг, прерывая свою речь проклятиями Киру, и Кирову отцу, и всем персам вместе, рассказывал о боевых походах мидийских царей.
   Особенно о Киаксаре, который был настоящим царем, настоящим воином и полководцем. Ведь это он разгромил величайшее царство мира – Ассирию, это он сровнял с землей "логово львов" – богатейший и непобедимый город Нин!
   Да знает ли Кир, что такое была Ассирия и ее цари?
   Их войска были несокрушимы. Где проходили ассирийские солдаты, не оставалось ничего. Поля были вытоптаны. Города разрушены и сожжены. Финиковые рощи, сады и виноградники вырублены. И ни одного
человека не оставлено в живых.
   – "Я окружил, я завоевал, я сокрушил, я разрушил, я сжег огнем и превратил в пустыни и развалины..." – вот как говорили эти цари! – в восторге повторял Астиаг. – И они могли так говорить, потому что это была правда! Они поступали так, как подобает великим царям. А что делаешь ты, глупейший? Завоевал всю Азию, а Сарды стоят, Милет стоит, да и где хоть один
город у тебя разрушен и сожжен?
   – А почему же все-таки пала Ниневия?
Внимательные глаза Кира спокойны. Пусть старик ругается. Киру нужно понять: почему рухнула такая могучая держава? Почему могли победить ее?
Ниневия!
    При одном упоминании этого города Астиаг весь загорался, как факел. Худой, жилистый, желтый, как медь, старик начинал бегать от стены к степе, как хищная птица, запертая в клетку.
   Он ведь был там с отцом, он видел ее – эту прекрасную, как сон, Ниневию... Для него было наслаждением еще раз пережить свою юность, побывать еще раз в тех далеких, в тех необыкновенных краях, еще раз воскресить в своем все еще яростном сердце восторги победы и разрушения...
    – Мы всегда ненавидели Ассирию. Они грабили нас. Скот угоняли. Уводили в плен наших людей. Все народы ненавидели ее. Но были там умные цари. Вот Тиглатпалсар, он так построил свои войска, так их распределил, что они стали непобедимыми. Отец мой, царь Киаксара, посмотрел и сделал так же разделил воинов по роду оружия. Чем и ты пользуешься теперь.
    В дыму пожарищ Астиаг успел увидеть высокие стены Ниневии, ее широкие, светлые улицы, ее ступенчатые башни и храмы, ее прекрасные, как полуденные видения, дворцы, отражающиеся в бурных водах Тигра...
    Ни камня, как в Египте, ни мрамора, как в Элладе, ни дерева, как в Мидии, в Ассирии не было. Строили из глины, из кирпичей — сырых или обожженных. Но как строили!
    Запомнился на всю жизнь дворец Ашшурбанипала. Сам Ашшурбанипал, по мнению Астиага, был хоть и могущественный царь, но терял много времени на ненужные занятия: он читал и писал. Зачем это царю?
   Пусть этим занимаются жрецы и маги. А он, кроме того, еще собирал библиотеку, глиняные таблички, исчерченные клинышками, а клинышки эти – будто птичьи следы на сыром песке. Огромные залы во дворце заняты были этими табличками. Ну и гремели же и трещали же они, когда горел дворец и стены его рушились!
   Острая память Астиага хранила многое. Он рассказывал о дворцовых залах, число которых казалось ему бесконечным. Он помнил отлогие лестницы, уходящие под облака, стройные, легкие ряды колонн, сад, вознесенный над городом, деревья, растущие на обширной террасе из кирпича, в каменных ямах, наполненных землей. Когда они добрались туда, оказалось, что воздух там свежий и чистый... Не то, что внизу, где и гнус всякий, и болотные туманы, и нестерпимая жара... Песок, глина да еще и смерчи, страшные крутящиеся столбы.
    Но что на всю жизнь поразило Астиага в царских дворцах – это огромные каменные быки с человеческими головами. Они глядели каменными глазами на солдат, когда те поднимались ко дворцу, они
разглядывали их со всех сторон так, что по спине шел холод. И когда солдаты все-таки вошли в ворота дворца, эти каменные быки – Астиаг клялся в этом – сразу шагнули вперед.
   Но ничто не остановило мидийцев. Они разрушали, жгли, убивали!
   – Неужели одно мидийское войско сделало это?
   – Нет, не одно мидийское. С нами были и вавилоняне. Но без нас Вавилон не победил бы. И, кроме того, пошел разброд в самой Ассирии. Начали бунтовать рабы. Вышли из повиновения покоренные народы.
   Это помогло нам. А почему так случилось? Слабые были цари. Надо было крепче держать рабов. Не щадить. Народ должен бояться царя!
   "Вот как не надо, – думал Кир, слушая это, – потому и ты, Астиаг, сидишь в плену, что народ для тебя был прахом! И Ассирия развалилась поэтому же".
   О жестокости ассирийских царей Кир наслышался довольно. Даже просвещенный царь Ашшурбанипал своей рукой выкалывал пленным глаза и сам сажал людей на кол...
   "Нет, – думал Кир, – страхом и ненавистью не укрепишь царства. Не о казнях надо думать, а о том, чтобы покоренному народу жилось хорошо и спокойно под твоей рукой. Вот как надо".
   "...Поднимается на тебя, Ниневия, решительный молот... – писал о конце города Нина древний автор, – по улицам несутся конницы, они гремят на площадях. Блеск от них, как от огня, они сверкают, как молнии. Врата речные отворяются, и рушится дворец..."
   Так же, упиваясь воспоминаниями о разгромах и разрушениях, рассказывал о походе в Ассирию и Астиаг.
   – Теперь там тишина. Песок заносит развалины. Только смерчи гуляют там, где было проклятое "логово львов". Но шумит Вавилон! Киаксара, мой отец, разрушил Ниневию. Я, Астиаг, его сын, – мне предстояло разрушить Вавилон! А ты, глупейший, бессовестнейший, разве можешь ты сделать то, что сделал бы я?
   "Я сделаю то, что сделал бы ты, – думал Кир, – но не так, как сделал бы ты!"
Он обдумывал поход в южное Междуречье. И готовил войска.