Роберт Макклоски. Приключения Гомера Прайса (окончание)

Сентербергский мышелов

   После закрытия ярмарки жизнь в городе Сентерберге вновь вошла в обычную колею. Гомер и его друзья снова сосредоточили главные силы на арифметике и футболе, а взрослые занялись своими делами, где каждый старался выручить побольше, а израсходовать поменьше. До выборов в городское управление оставался месяц с лишним, и сторонники демократической и республиканской партий еще не начинали спорить о том, как лучше управлять городом, а заодно и всей страной. Все было тихо и мир но: члены Женского клуба не боролись организованно против курящих мужчин, дядюшка Одиссей не приобретал нового автоматического оборудования для своего кафе... Словом, ничего нового не происходило, и не о чем было людям посудачить, поразмыслить, посплетничать...
   Дядюшка Одиссей, шериф и все остальные, кто любил собираться в парикмахерской, давно уже ломали голову, о чем бы еще потолковать и как бы убить время до выборов.
   Правда, иногда, особенно по утрам, их беседа становилась довольно оживленной. Так случилось и в описываемый нами день, когда шериф, весь сияющий, вошел в парикмахерскую и заявил:
   – А я надел сегодня берстяное шелье, то есть я хотел сказать, шерстяное белье. С утра был страшно холодно.
   – Да ну? – удивился дядюшка Одиссей. – Разве? Надо сказать Агнессе, чтобы достала и мое.
   – Что касается меня, – сказал парикмахер, – я не надену теплого белья ни за какие коврижки! От него все тело чешется...
   И они заспорили на целый час, если не больше. Потом их разговор естественно перескочил на шерстяные носки, ботинки, калоши – а отсюда и рукой подать до грязи, которая на дорогах, в коровниках, в курятниках... Потом наступило длительное молчание. Городские часы показывали всего половину одиннадцатого, а беседа уже иссякла. Говорить было абсолютно не о чем. Оставалось лишь глазеть через витрину парикмахерской на улицу.
   – ...Вон доктор Пелли пошел, – проговорил парикмахер. – Я так думаю, что кто-нибудь заболел, наверно...
   – Может, обморок у жены судьи, – лениво предположил шериф.
   – В семье Колби ожидают ребенка, – сказал дядюшка Одиссей. – Я спрошу сегодня у Агнессы. Она все разузнает.
   – Далей Дунер идет, – сказал шериф. – Он уже три года как без работы.
   За окном прошли несколько ребят.
   – В школе, должно быть, большая перемена, – сказал дядюшка Одиссей.
   И немедленно вслед за этими словами в парикмахерскую вошел Гомер, поздоровался и сказал:
   – Дядюшка Одиссей, меня послала тетя Агнесса. Она велела вам сейчас же идти домой и помочь ей подавать дежурный завтрак.
   Дядюшка Одиссей вздохнул, поправил свой белый колпак и уже приподнялся было с парикмахерского кресла, как вдруг шериф приложил ладонь к уху и сказал:
   – Слышите?.. Что это?
   Дядюшка Одиссей перестал вздыхать и прислушался. То же сделал и парикмахер.
   Шум (он больше походил на треск) сделался громче, и вот из-за угла выполз и задребезжал по городской площади странного вида автомобиль. Наблюдатели из окна парикмахерской глазели, разинув рты, на то, как он сделал один круг по площади, потом второй и после третьего весь затрясся и остановился наконец перед самыми дверями кафе дядюшки Одиссея.
   Автомобиль был таким древним, что его хоть в музее показывай. Вместо кузова на нем стояло какое-то страшное оборудование, видневшееся из-под старого, замызганного брезента. Но не это заставило Гомера, и шерифа, и дядюшку Одиссея, не говоря уже о парикмахере, широко разинуть рты и долго не закрывать. Нет!
   Больше всего их поразил вид самого водителя.
   – Ух ты, какая бородища! – воскликнул Гомер.
   – А волосы! – сказал парикмахер. – Ручаюсь, здесь стрижки доллара на два, не меньше!
   – Кто-нибудь видит, какое у него лицо? – спросил шериф.
   – Никто, – ответил дядюшка Одиссей, не сводя глаз с удивительного незнакомца.
   А тот вытащил свою бороду из рулевой баранки, вылез из кабины и скрылся в дверях кафе дядюшки Одиссея. Владелец кафе тут же ринулся к выходу, на пути крикнув:
   – Пока! Увидимся позже.
   – Подожди, я с тобой, – сказал шериф. – Мне что-то есть захотелось.
   Гомер, конечно, побежал вслед за ними, а парикмахер закричал вдогонку:
   – Поскорее возвращайтесь и расскажите, в чем дело!
   – Если я доставлю к тебе этого клиента, – не оборачиваясь, сказал шериф, – с тебя причитается!
   Незнакомец скромно сидел на самом дальнем конце прилавка и выглядел до крайности смущенным и застенчивым. Тетя Агнесса, глядя на него с нескрываемым подозрением, подала на голубой тарелке дежурный завтрак. Чтоб не показаться вконец невежливыми, дядюшка Одиссей и Гомер не пялили на него глаза, а зашли за прилавок и сделали вид, что чем-то очень заняты. Шериф притворился, что внимательно изучает меню, которое давно уже знал назубок. Все они лишь изредка бросали мимолетные взгляды на странного посетителя.
   Но в конце концов любопытство дядюшки Одиссея взяло верх над всеми правилами приличия. Он приблизился к незнакомцу и безразличным голосом спросил:
   – Ну как? Нравятся вам наши завтраки? Может, желаете еще что-нибудь?
   Эти слова повергли незнакомца в еще большее смущение. Даже волосы и борода не могли скрыть, как он покраснел.
   – Спасибо, сэр, – ответил он. – Все в порядке. Завтрак очень хороший.
   Он кивнул головой, подтверждая свои слова, и борода его угодила в тарелку с кашей, от чего он смутился так, что дальше некуда.
   Дядюшка Одиссей помолчал, ожидая, что незнакомец продолжит разговор, но этого не случилось. Тогда дядюшка Одиссей взял дело в свои руки.
   – Прекрасная погода сегодня, – сказал он.
   – Да, прекрасная, – подтвердил незнакомец и уронил вилку.
   После чего смутился окончательно – просто готов был сквозь землю провалиться от смущения.
   Дядюшка Одиссей подал ему чистую вилку и поскорее ретировался за прилавок, пока тот не уронил тарелку или, чего доброго, не упал со стула.
   Закончив завтрак, незнакомец полез в карман своего потрепанного, залатанного пальто и вытащил оттуда потертый кожаный бумажник. Он долго искал в нем деньги, расплатился, кивнул на прощание и вышел из кафе.
   Все напряженно глядели ему вслед, пока тетя Агнесса не кинула на прилавок монету, полученную от бородатого незнакомца.
   – Деньги не фальшивые, – сказала она. – Только, похоже, пролежали сто лет в земле.
   – Таких стеснительных я в жизни еще не видел, – сказал дядюшка Одиссей.
   – Да, – подтвердил шериф. – Муглив, как пышка... то есть я хотел сказать – пуглив, как мышка.
   – А бородища-то! – сказал Гомер. Тетя Агнесса посмотрела на часы.
   – А ну-ка, Гомер, – сказала она, – отправляйся в школу. Перемена кончается.
   Спустя какой-нибудь час после полудня у любого человека в городе, включая стариков и детей, было уже о чем потолковать, поразмыслить, посудачить...
   Кто этот незнакомец? Откуда он? Куда направляется? Какой длины у него борода? А волосы? Как его зовут? Чем он вообще занимается? И что спрятано в кузове его автомобиля под большим брезентом?..
   Вопросов было много, и ни на один из них никто не знал ответа. Ровным счетом никто.
   Знали только, что незнакомец оставил свою машину на городской стоянке и уже довольно долго бродит по городу. Очевидцы сообщали, что время от времени он останавливается и насвистывает какую-то странную, никому не известную мелодию.
   Он по-прежнему очень застенчив, и если кто-нибудь из взрослых приближается к нему, чтобы заговорить, незнакомец немедленно переходит на другую сторону улицы или заворачивает за угол. Однако детей не избегает. Он улыбается им и испытывает в их обществе явное удовольствие.
   Со всех концов города люди звонили шерифу в парикмахерскую, спрашивали про незнакомца и сами сообщали все новые и новые сведения о нем.
   Шерифу становилось уже явно не по себе от всего этого. Он не чувствовал за собой права допрашивать незнакомца, а если бы и допросил, то понимал, что все равно ничего бы не добился. Ведь застенчивость просто душила этого человека и не давала ему выговорить ни слова...
   Когда Гомер, уже после школы, шел домой мимо парикмахерской, его позвал шериф.
   – Послушай, – сказал он, – мне нужна твоя помощь. Этот незнакомец с его бородой здорово меня беспокоит. Понимаешь, никак не могу выяснить, кто он и что здесь делает. Возможно, он вполне приличный человек, только чудак. Вроде этих... как их... индивидуалистов. Но, с другой стороны, вполне вероятно, что он беглый каторжник или еще похуже...
   Гомер кивнул, и шериф продолжил:
   – Так вот о чем я тебя прошу: войди к нему в доверие. Говорят, с ребятами он не боится разговаривать. Попробуй узнать у него, что к чему. Только не откладывай в долгий ящик... А за мной тогда считай двойную порцию сливочного с клубникой.
   – Договорились, шериф, – сказал Гомер. – Я начинаю действовать сразу.
   В шесть часов вечера Гомер докладывал шерифу:
   – Он совсем неплохой дяденька. Мы прошли с ним по всей ночной улице, и он мне кое-что рассказал. Нет, не про то, кто такой и что делает... Но зато он говорил, что очень долго не видел людей. А еще спрашивал, где бы ему остановиться, и я посоветовал прибрежную гостиницу. Он туда сейчас и пошел, когда мы расстались...
   Ну ладно, шериф, мне надо бежать домой, ужинать, а то мама ругаться будет. А завтра я опять чего-нибудь выясню... Не забудьте про мороженое с клубникой!
   – Не забуду, – пообещал шериф. – А ты тоже не оставляй это дело на полдороге.
   Надо уж все разузнать.
   После ухода Гомера шериф повернулся к парикмахеру и сказал:
   – Недалеко уехали! Пока все, что мы знаем о нем, это что он тих и скромен и сто лет не видел людей. Все эти данные одинаково подходят и к беглому каторжнику, и к сумасшедшему, и к этим: как их называют... которые теряют память. Если б еще у него не было таких длинных волос, я бы тогда вмиг определил, кто он и что... Да, да. Не веришь? Разок бы взглянул на его уши и все бы знал!
   – Вполне может быть, – согласился парикмахер. – Лично я привык определять людей по волосам... И вот когда я глядел на этого... с бородой, мне показалось, что где-то я видел такое на картинках... или читал. Ты меня понимаешь, шериф?
   – Да, кажется... немного, – отвечал шериф. – Но хорошо бы посмотреть на его уши... А, вон Одиссей! Интересно знать, что он думает.
   Дядюшка Одиссей помедлил с минуту и сказал потом:
   – Что касается меня, я сужу о людях по их животу и по аппетиту. Живота мне видно не было под его старым пальто, а насчет аппетита... Пожалуй, я о нем где-то читал... об этом человеке... Но вот где – убейте, не помню! Наверно, в какой-нибудь книжке.
   – Н-да, наверно, – промычал шериф.
   И в это время в парикмахерскую зашел Тони, местный сапожник, – он хотел подстричься. После того как Тони уселся в кресло и парикмахер накинул на него простыню, шериф спросил, что он, Тони, думает об этом загадочном незнакомце.
   – Что я скажу, шериф? – ответил Тони. – Я привык судить о людях по ногам да по ботинкам. Таких сапог, как у этого волосатого, я не видал уже лет двадцать пять.
   Похоже на то, что эти самоходы свалились сюда прямо со страниц какой-нибудь старой пыльной книжонки.
   – Вот! – воскликнул шериф. – Теперь что-то начинает проясняться. Одну минуту!..
   Он кинулся к телефону и позвонил мистеру Гиршу, владельцу магазина одежды.
   – Слушай, Сэм, – сказал он. – Один вопрос. Как ты смотришь на этого с блинной дородой... то есть, я хотел сказать, с длинной бородой?.. Да... Так... Понятно... Одежда, как из книжки... Угу... Спасибо, Сэм, спокойной ночи.
   И тут же он попросил соединить его с гаражом и сказал:
   – Привет, Люк. Это шериф говорит. Какое у тебя мнение насчет длинной бороды?.. Что?.. Машина, как из сказки?.. Так, так... Можешь все сказать о человеке, лишь взглянув на его машину?.. Прекрасно... В книжке?.. Очень хорошо...
   У шерифа был очень довольный вид, когда он положил телефонную трубку.
   – Начинает проясняться... Начинает проясняться... проясняться, наконец...
   И затем он удивил всех присутствующих, заявив, что немедленно отправляется в библиотеку...
   Он пробыл там недолго, и, когда вернулся, усы его топорщились и содрогались от возбуждения.
   – Все ясно! – закричал он еще с порога. – Псе вонятно... то есть, я хотел сказать, все понятно! Библиотекарша сразу сказала мне, из какой он книжки... Знаете, кто это? Рип ван Винкль!.. Да, да, вроде того, про которого написал Ирвинг*. Мы это проходили в школе, помните?.. Он пошел с ружьем в горы, а потом его сморил сон – и он заснул лет на двадцать... если не больше... Вспомнили?
   – Да, конечно! Это он! Или очень похож на него! – крикнул парикмахер, а дядюшка Одиссей и сапожник поддержали его.
   Когда немного утихло всеобщее волнение, дядюшка Одиссей спросил:
   – Интересно, а что же все-таки у этого Рип ван Винкля номер два спрятано под брезентом?
   – Ладно, хватит на сегодня, сказал шериф. – Мы и так немало потрудились. Утро вечера мудренее... Давай-ка сразимся в шашки...
   Ранним солнечным утром следующего дня бородатый незнакомец уже опять разгуливал по улицам Сентерберга.
   К десяти часам никто не называл его иначе, как "старина Рип", и все дивились прозорливости и образованности шерифа.
   Шериф уже пытался заглянуть под брезент "Рип ван Винклевой" машины, и ему удалось это сделать, но все равно он не мог понять, что за штука там скрывается. Дядюшка Одиссей тоже не отстал от него и тоже ничего не понял.
   – Тут сам черт ногу сломит, – сказал дядюшка Одиссей. – Но ничего, шериф. Я знаю человека, который сумеет все выяснить. Он, если нужно, пролезет для этого сквозь игольное ушко... Этого человека зовут Гомер Прайс!..
   В тот же день после полудня, когда в школе кончились занятия, дядюшка Одиссей и шериф увидели из окна парикмахерской, как по главной улице прогуливаются – кто бы вы думали? – "старина Рип" и, конечно, Гомер. И каждому было ясно, что "старина Рип" рассказывает Гомеру что-то необычайно интересное.
   – Ну, что я вам говорил?! – воскликнул дядюшка Одиссей.
   И потом они стали свидетелями того, как Рип ван Винкль № 2 повел Гомера через площадь прямо к городской стоянке автомобиля. Там он приподнял брезент со своей машины и принялся что-то объяснять, указывая пальцем под брезент, а Гомер слушал и кивал головой. Потом Гомер и незнакомец пожали друг другу руки и разошлись – один побрел к себе в гостиницу, а другой помчался в парикмахерскую.
   – Что он сказал?! – крикнули все хором, как только Гомер появился в дверях.
   – Да, я теперь знаю все про него, – скромно заявил Гомер. – Это похоже на историю из книжки.
   – Что я говорил?! – закричал шериф. – Он заснул в горах? Верно, сынок?! На сколько лет?
   – Ну, не совсем так, шериф, – ответил Гомер. – Но он действительно жил в горах последние тридцать лет.
   – А что он здесь делает? – спросил парикмахер.
   – Лучше я начну сначала, – сказал Гомер.
   – Да, это морошая хысль! – подтвердил шериф и даже не поправился, как обычно,– так он спешил услышать, что скажет Гомер.
   Гомер же рассказал вот что.
   Бородатого незнакомца зовут Мерфи. Майкл Мерфи. Лет тридцать назад он выстроил в горах небольшую хижину и время от времени приезжал туда отдыхать от городских дел. А вскоре он понял, что может жить только там, в горах, а не в городе, где все дерутся из-за жирного куска и готовы перегрызть друг другу горло... И он уложил свои вещи в новую машину и отправился в горы...
   – Решил стать отшельником? – спросил шериф.
   – Не знаю, как это назвать, – сказал Гомер, – но вчера он в первый раз за тридцать лет покинул горы и в первый раз увидел людей.
   – А зачем? – спросил дядюшка Одиссей.
   – Об этом я скажу потом, – ответил Гомер, – а сейчас еще немного про то, что было двадцать девять лет назад.
   – Нельзя ли перескочить хоть через несколько лет, сынок? – предложил шериф.
   – Нет, – твердо сказал Гомер и продолжал: – Двадцать девять лет назад мистер Мерфи прочитал в каком-то журнале, что человек, который изобретет лучшую в мире мышеловку... этот человек прославит себя в веках, и все будут ему благодарны... И вот мистер Мерфи начал изобретать мышеловки...
   Наступило молчание, которое прервал голос шерифа:
   – Мышеловки, сынок? Повтори, я не ослышался?
   – Мышеловки, – сказал Гомер. – Он делал сначала хорошие, потом очень хорошие, потом совсем хорошие, потом самые лучшие. Но когда-в самую лучшую мышеловку попала самая первая мышь, мистер Мерфи понял, что так продолжаться не может... И он стал думать, думать – и решил изобрести такую мышеловку, чтоб и мыши были довольны и люди тоже...
   И дальше Гомер поведал, что следующие пятнадцать лет мистер Мерфи истратил на то, чтобы выяснить, каким способом предпочитают мыши попадать в мышеловку. Путем длительных опытов он пришел к твердому выводу, что лучше всего – охотнее, чем за куском сыра,– мыши идут в мышеловку под музыку. И тогда мистер Мерфи понял, что остаток жизни он обязан посвятить изобретению МУЗЫКАЛЬНОЙ мышеловки...
   – Которая не делает больно? – спросил парикмахер.
   – Которая не делает больно, – ответил Гомер и перешел к рассказу о том, что сначала мистер Мерфи соорудил сложнейший музыкальный инструмент из тростниковых стеблей – вроде маленького органа или большой шарманки, – а потом уже стал сочинять мелодию – такую, чтобы мышь, как услышит, сейчас же бежала на нее, словно собака на зов. Затем он записал свою мелодию на особый валик, как для шарманки, вставил этот валик в орган, и получилась музыкальная мышеловка...
   – Которая не делает больно? – спросил парикмахер.
   – Которая не делает больно, – ответил Гомер и продолжал рассказывать.
   Теперь он говорил о том, что мыши очень охотно шли в эту мышеловку. Одна лишь беда – она была слишком громоздка, а потому непрактична для домашнего употребления. К тому же кто-то все время должен был стоять рядом и раздувать меха этого инструмента, чтобы звучала музыка...
   – Да, конечно, это непрактично, – сказал дядюшка Одиссей. – Но если приделать электромотор...
   – Мистер Мерфи тоже придумал, – сказал Гомер. – Знаете что? Он взял свой автомобиль, на котором приехал много лет назад, и поставил на него мышеловку – чтоб она работала от мотора. Он решил так: раз не получилась комнатная мышеловка, пусть она будет уличная, а сам он станет ездить по городам и предлагать свои услуги. И первый город, куда он приехал, – наш... Только бедный мистер Мерфи отвык от людей и очень стесняется. Он уже два дня хочет поговорить с нашим мэром и никак не решится...
   – Что он предлагает? – спросил шериф.
   – Кто что? Разве не понятно? Избавить весь город от мышей при помощи своей музыкальной мышеловки... Он приманит всех мышей музыкой, они влезут в мышеловку, и он вывезет их подальше от города, куда-нибудь в лес, и там отпустит.
   Гомер говорил уже так долго, что у него пересохло в горле, и поэтому он замолчал. А вовсе не потому, что ему нечего было еще сказать. Но он первый же нарушил молчание.
   – Я вижу, вы очень удивлены и не знаете, что ответить. По-моему, вот что; ведь у нас в городе есть машина для поливки улиц, так? И есть машина для уборки улиц. Верно? А теперь будет машина для уборки мышей! Так и надо сказать нашему мэру – пусть договорится с мистером Мерфи... И тогда наш город будет первый город в мире без мышей!
   Дядюшка Одиссей, по-прежнему почесывая подбородок, проговорил:
   – Этот Рип ван Мерфи настоящий гений! Такое придумать, а?
   – Я знал, что вы будете за него! – обрадовался Гомер. – Я так и говорил мистеру Мерфи. Я сказал, что мэр города ваш друг и вы обязательно уговорите мэра нанять музыкальную мышеловку.
   – Надо же такое сообразить, – задумчиво произнес шериф . – Мызикальная мушеловка...
   – Которая не делает больно, – добавил парикмахер, и все, не сговариваясь, отправились в городскую ратушу к мэру.
   Не прошло и получаса, как мэр согласился нанять мистера Мерфи с его музыкальной мышеловкой – для того, чтобы навсегда избавить от мышей магазины, дома и склады города Сентерберга. Гомер сразу же помчался в гостиницу и вскоре вернулся оттуда вместе с бородатым изобретателем.
   Чтобы помочь мистеру Мерфи преодолеть застенчивость, мэр города выдвинул ящик своего стола и достал оттуда пакет с конфетами.
   – Угощайтесь, – сказал он мистеру Мерфи, и тому ничего другого не оставалось, как взять конфету.
   После этого лед был сломан, и обе стороны перешли к деловой части встречи.
   – Чем вы можете доказать, – спросил мэр, – что эта ваша будка на колесах действительно делает то, о чем вы говорите? И что ваша музыка вызывает мышей из их нор?
   Мистер Мерфи ничего не ответил, он только сначала покраснел, а потом сложил губы трубочкой и просвистел несколько тактов: "Тю, тю-тю-тю, тютю..." И сразу же две мышки выпрыгнули из письменного стола мэра!
   – Это еще что! – сказал Гомер. – А как они будут выскакивать, когда на улице заиграет сама машина! Мистер Мерфи говорил мне, что берется увести всех мышей из города и всего за тридцать долларов... Он вам стесняется об этом сказать сам.
   – По рукам! – воскликнул мэр и с удивлением добавил: – А куда же делись мои конфеты?!
   Но он взглянул на Гомера, и его удивление тут же рассеялось.
   Затем мэр закрепил сделку с мистером Мерфи крепким рукопожатием и назначил субботу днем избавления города от мышей, или, как он выразился, "днем демышизации города".
   Особенно радовались этому редчайшему событию дети. Они ни на шаг не отходили от мистера Мерфи, пока он снимал брезент с машины, проверял, в порядке ли музыкальная мышеловка, чистил и смазывал отдельные ее детали. Гомер, его друг Фредди и много других ребят сговорились следовать за мышеловкой по всему городу, чтобы своими глазами видеть, как будут мыши вылезать из всех щелей и нор и взбираться по спиральным дорожкам к домику с двумя входами, над одним из которых написано: "Добро пожаловать!", а над другим: "Входи, дружище!".
   Фредди предложил даже выйти вслед за мышеловкой за город и не отставать от нее до тех пор, пока она не откроется, чтобы выпустить всех мышей на волю.
   – Интересно посмотреть, – говорил Фредди, – как они все сразу выскочат и побегут! Вот будет здорово!
   К большому удивлению Фредди, Гомер не сразу согласился с его предложением. Гомер отвел его в сторону и сказал:
   – Знаешь, Фредди, я недавно читал в одной сказке и еще в других книжках, что музыка может иногда делать всякие чудеса... И с мышами, и с людьми, и с кем хочешь... Не веришь? А вот и правда... Музыка может усыпить, например, леопарда или заставить змею плясать... Ну, и еще разные вещи. И с людьми тоже. Особенно с детьми... Я сам читал... А поэтому я предлагаю знаешь что...
   И Гомер зашептал на ухо Фредди, а тот слушал с оторопелым видом, но потом закивал головой и улыбнулся.
   – Надо рассказать всем ребятам, – сказал он. – Только не все поверят.
   – Не хотят, как хотят, – сказал Гомер.
   Но все же большинство ребят поверили Гомеру, и они договорились: во-первых, в субботу всем собраться в школьном дворе – чтобы идти вместе, и во-вторых, установить условный сигнал: большой палец вверх, если все в порядке, большой палец вниз, если что-нибудь не так...
   Утро в субботу было по-осеннему свежим, ярким и бодрящим. Ровно в восемь утра из гостиницы вышел мистер Майкл Мерфи и решительными шагами направился к автомобильной стоянке. Здесь он закинул свою бороду за плечо, наклонился и принялся крутить заводную рукоятку мотора. Наконец машина завелась, мистер Мерфи вытянул кнопку газа, чтобы мотор продолжал работать и прогревался, а сам начал стаскивать брезент с машины. И вот из-под заботливо накинутого покрывала сначала показались тростниковые трубки органа, потом кривошипы и поршни механизма для раздувания мехов, и затем спиральные дорожки, ведущие к домику с приветливыми приглашениями войти и быть как дома.
   Мотор нагрелся, мистер Мерфи сел за рулевую баранку, разместил в ее отверстиях свою бороду, включил схорость – и музыкальная мышеловка выехала на городскую площадь!
   Громкими криками встретили собравшиеся ребята выезд бородатого мышелова. Мистер Мерфи нагнулся, дернул какой-то рычаг, и орган заиграл! И хотя, звуки его потонули в общем шуме, но, по-видимому, мыши услыхали их, потому что еще задолго до того, как ребята немного затихли, на спиральной дорожке показалась первая мышь... За ней другая, третья, пятая, десятая... сотая... сто двадцать пятая...
   По улицам Сентерберга ехала музыкальная мышеловка, изобретенная мистером Мерфи, ехала и наигрывала самую любимую мышиную мелодию – и на ее звуки изо всех домов, магазинов, складов и амбаров сбегались мыши!.. Разжиревшие, избалованные пончиками – из кафе дядюшки Одиссея... Худые, едва передвигающие лапы – из церквей... Мыши нормальной упитанности – из домов, из магазинов... из городской ратуши...
   И все они устремлялись по гладким спиральным дорожкам прямо к домику и исчезали в нем.
   Музыкальная мышеловка с грохотом и музыкой двигалась по городу, а за ней шагала толпа ребят, и все они, к удивлению взрослых, держали большой палец вверх.
   После того, как мышеловка объехала все до одной улицы города (а их было раз-два и обчелся), мистер Мерфи остановил ее перед городской ратушей, откуда вышел сам мэр города и протянул хозяину мышеловки ровно тридцать хрустящих новеньких долларов.
   И вот деньги уже в руке у смущенного мистера Мерфи, и все кричат ему: "Спасибо, до свидания!", – и в это время из толпы выходит шериф и говорит:
   – Простите, мистер Мерфи, что я потревожил вас, поверьте, мне это чертовсхи неприятно, но ваши водительские права просрочены, а транспортный налог не уплачен за тридцать лет. Если вы хотите и дальше ездить на машей вышеловке... то есть, я хотел сказать, на вашей мышеловке, нужно уплатить штраф... Ровно тридцать долларов.
   Мистер Мерфи еще больше смутился и покраснел так, что даже борода стала розовой, а шериф продолжал:
   – Извините, но, как говорится, закон есть закон, и я ничего не могу поделать...
   Бедный мистер Мерфи! Бедный, бедный, застенчивый мистер Мерфи!! Он отдал шерифу заработанные тридцать долларов, получил новые водительские права и какую-то квитанцию, сунул их в карман своего потертого, залатанного пальто, взобрался на сиденье автомобиля и медленно поехал прочь из города. В расстройстве чувств он позабыл выключить орган, и тот продолжал наигрывать свою тростниковую музыку. А ребята все шли и шли за музыкальной мышеловкой: ведь им ужасно хотелось поглядеть, как из нее будут выпускать мышей.
   – Честное слово, я не хотел этого, – сказал шериф мэру, когда процессия детей во главе с мистером Мерфи уже скрылась из глаз за поворотом дороги. – Но закон есть закон. И потом, в другом месте его могли бы арестовать!
   Трудно сказать, чем бы закончилась демышизация для города Сентерберга, если бы к зданию ратуши не прибежала вдруг испуганная и бледная библиотекарша и не крикнула:
   – Шериф! Шериф! Скорей! Мы с вами выбрали не ту книгу!
   – Что? – в один голос спросили шериф с мэром.
   – Да, – с трудом ловя воздух, продолжала библиотекарша. – Мы думали "Рип ван Винкль", а надо "Крысолов из Гамельна"! Понимаете? Совсем разрыв вещи!..
   – Будь я проклят! – заорал шериф. – Я вспомнил! Мы проходили в школе этого вашего "Крысолова"!.. Бежим!.. Едем!.. Он уведет всех наших детей! Ему не привыкать это делать!
   И они вчетвером – дядюшка Одиссей, шериф, мэр города и библиотекарша – вскочили в машину шерифа и помчались, беспрерывно сигналя, вдогонку за мышеловом – "крысоловом".
   Они настигли всю процессию уже далеко за городом, где начинались лесистые холмы.
   – Стойте! Ребята! – закричал мэр. – Скорее поворачивайте обратно!
   – Все получат по два пончика! – крикнул дядюшка Одиссей.
   Шериф обещал покатать всех на машине, а библиотекарша выдать без очереди интересные книжки.
   Но все было напрасно. Дети не обращали на эти заманчивые предложения ровно никакого внимания, словно не слышали их. Они продолжали идти за музыкальной мышеловкой.
   – Боже! – воскликнула в ужасе библиотекарша. – Музыка околдовала их!
   – Шериф, что же делать? – простонал мэр города. – Не можем же мы лишиться сразу всех детей!.. Да еще перед самым началом предвыборной кампании! Придется дать этой бороде еще тридцать долларов...
   – Правильное решение, – сказал дядюшка Одиссей. – У меня с собой как раз эта сумма... Только с отдачей, мэр.
   Мэр кивнул, шериф подъехал вплотную к машине мистера Мерфи, и дядюшка Одиссей кинул пачку денег прямо ему на бороду.
   – Только умоляю, отпустите их! – крикнула библиотекарша.– Они ведь ни в чем не виноваты. Бедные крошки!
   – Да, пожалуйста, Мерфи, будьте благоразумны! – Это сказал шериф.
   Мистер Мерфи был так смущен всем этим и так взволнован, что чуть не угодил в кювет. Но он все-таки вовремя вывернул руль, и угроза аварии миновала. А дети продолжали идти за машиной и ничего больше не видели и не слышали.
   И тут шериф набрал побольше воздуха и заорал так, что слышно было, наверно, в центральном городе их штата.
   – Отпусти их!!! – орал шериф. – Понятно?! Отпусти их, тебе говорят! Не то хуже будет!
   И мистер Мерфи сделал то, что ему было сказано. Дрожащими руками он нажал какой-то рычаг – отвалилась какая-то крышка, и из мышеловки друг за другом стали вываливаться мыши: одна, другая, третья... сотая... сто двадцать пятая...
   Да, ради такого зрелища стоило выйти далеко за город – туда, где начинались лесистые холмы.
   Тростниковый орган на мышеловке умолк, и слышен был только писк мышей и радостные крики ребят.
   Вот последняя мышь выбралась из мышеловки, и вся серая армия замерла, к чему-то принюхиваясь. Затем все мыши согласно, как одна, кивнули головами и ринулись в одном направлении – в направлении города Сентерберга. Они бежали, постепенно вытягиваясь в линию, а когда прибежали в город, каждая мышь юркнула в свою собственную нору.
   Мистер Мерфи так и не остановил машину. Наоборот, он нажал на газ, и машина помчалась изо всех своих лошадиных сил, а мэр города, шериф, библиотекарша, дядюшка Одиссей и ребята – все молча смотрели, как музыкальная мышеловка становилась меньше и меньше и, наконец, совсем растаяла вдали.
   И тогда взрослые вспомнили о детях и повернулись к ним. И они увидели странную картину: мальчишки и девчонки улыбались и подмигивали друг другу, а их большие пальцы были нацелены в небо... Но, как и прежде, ребята не обращали никакого внимания на призывы взрослых.
   – Боже! – застонала библиотекарша. – Музыка, свела их с ума!
   – Совсем нет! – раздался голос. Это был голос Гомера. – Совсем нет, не волнуйтесь. Сейчас все будет в порядке... Глядите!..
   Гомер поднес обе руки к ушам, вслед за ним это же сделали все остальные ребята. Потом Гомер развел руки в стороны – словно делал утреннюю зарядку, – все остальные последовали его примеру... И в руках у ребят забелели куски ваты!..
   На обратном пути Гомер все объяснил ошеломленным взрослым.
   Вот его рассказ:
   – ...Это я придумал – заткнуть уши. Потому что немного испугался... Не за себя, а за других ребят. Ведь музыка может, я читал, делать всякие чудеса... Особенно с детьми... Ну, и мы договорились: как выйдем из города, я делаю большой палец вниз – и все затыкают себе уши... А зачем слушать? Ведь нам главное глядеть было, как мыши разбегутся... Только, если по правде, все это насчет ушей придумал не я, а человек по имени Одиссей. Не вы, дядюшка Одиссей, а другой... который был древний грек. О нем еще Гомер написал... Не я, а другой... который жил в Древней Греции... Помните...
   Но тут дядюшка Одиссей прервал Гомера и попросил шерифа, чтобы тот остановил машину.
   – Подождем ребят, – сказал он. – Я ведь обещал всех угостить пончиками.
   А мэр города сказал со вздохом:
   – Скоро выборы, а я не знаю, как буду оправдываться перед нашими налогоплательщиками... Шестьдесят долларов из городского бюджета выброшены на ветер!.. Как мы теперь сведем концы с концами?

________________
*Вашингтон Ирвинг (1783–1839) – классик американской литературы. Рип ван Винкль – герой его знаменитой одноименной новеллы.
**Одиссей – герой эпической поэмы "Одиссея", автором которой считают легендарного древнегреческого поэта Гомера.

Перевел с английского Ю. Хазанов.
Рисунки Е. Медведева.