Джанни Родари. Приключения Тонино-невидимки (окончание)




Глава пятая, в которой Белый Негр издает клич Тарзана

   Пятый "Б" еще не вышел с урока. Обычно в самую последнюю минуту учитель начинал диктовать новое задание или вдруг вспоминал, что в учебнике географии необходимо подчеркнуть еще несколько строчек, и тогда школьники с шумом и не без злости раскрывали ранцы, уже давно лежавшие наготове, как багаж для погрузки на океанский пароход, и, достав учебники географии, хлопали ими о парту.
   – Немного терпения, – говорил им учитель, – учебники не простыни, вы не прачки... Итак, отсчитайте семь строчек на странице пятьдесят шестой и подчеркните красным, начиная от слов "Небольшие бухты..."
   Вот одна из тех тысяч причин, по которым пятый "Б" всегда покидал школу последним.
   Но в это утро учитель ждал, чтобы мальчик, напроказивший с доской, сознался в своем проступке. Все нужные места в учебниках были отчеркнуты, ранцы лежали на партах. Но учитель, скрестив руки, стоял у окна и пристально вглядывался в туман, словно ожидая, что именно оттуда появится виновник.
   Белый Негр с нетерпением считал минуты: ведь он при выходе из школы задумал решительно объясниться с Моттой насчет этой истории с дерганием за волосы. Но совсем иное было на уме у самого Мотты. Впрочем, мы сказали: на уме, – а правильней сказать: в желудке. Ведь вы должны знать, что желудок у Мотты особенно прожорливый и ни минуты не может оставаться без дела.
   Приближался час, когда едят макароны, и желудок Мотты больше не выдерживал. Он возмущался и ворчал:
   – Я голоден, го-ло-ден, го-ло-ден!.. – Его возмущение с каждой минутой становилось все более красноречивым. – Пойдем мы наконец или нет? – ворчал желудок.
   – Но при чем тут я? Чем же я виноват?
   – Слышать ни о чем не хочу – ведь я не голова, а желудок, да еще вдобавок пустой!
   Такой разговор долго продолжаться не может. Настала минута, когда бедняга Мотта сдался. Он встал, бледный, как простыня, и произнес голосом, идущим из самой глубины желудка:
   – Господин учитель, это был я.
   Учитель был искренне удивлен его признанием и даже хотел спросить: как тебе удалась проделка с доской, ведь я видел, что ты не сходил с места?
   Но затем учитель подумал, что, может быть, сам отвлекся на мгновение, и, назначив сознавшемуся преступнику наказание, отдал наконец долгожданный приказ разойтись.
   Товарищи горячо приветствовали Мотту за проявленный им героизм: даже Белый Негр подмигнул ему в знак примирения. Но герой уперся взглядом в кончики своих ботинок: он знал, что не заслужил этих похвал, потому что им руководила не совесть, а желудок. Ложь всегда остается ложью, даже если ее последствия приятны. Но ложь была произнесена, и он уже не мог взять свои слова обратно. Нам его просто жаль.
   Но что же тем временем делал настоящий виновник, на совести которого теперь была и ложь Мотты?
   Он поджидал своих товарищей, стоя у ворот школы. Сначала вышли классы девочек, и Тонино воспользовался случаем, чтобы потянуть кое-кого за косы или развязать красный бант в волосах. Девочки были очень удивлены, обычно такие вещи проделывают мальчишки, а здесь никого не было поблизости. Но Тонино не развлекли эти проделки, он был рассеян и думал совсем о другом.
   "Что ж, утро я потерял, теперь нужно узнать, что задано, не то завтра будет то же, что сегодня".
   Что за досада! Такие мысли торчат в голове, как камешек в туфле, когда идешь в кино, и нет времени, чтобы остановиться и вынуть его, если только не хочешь опоздать к началу сеанса.
   Один за другим вышли из школы все классы. Подобно диким племенам, выходящим из лесу, каждый класс при выходе издавал свой особый клич. Пятый "Б" избрал себе клич Тарзана. Роберто – Белый Негр – обычно издавал этот клич, едва коснувшись ногой первой ступеньки лестницы и даже не дожидаясь, покуда другая его нога покинет пределы школы.
   Один раз сторож даже возмутился:
   – Хоть подождал бы, пока из школы выйдешь!
   Белый Негр, который в известных случаях рассуждал, как адвокат, ответил ему, что если голова находится за дверью, над первой ступенькой, значит, надо считать, что он уже вышел из школы. Разве сторож сомневается в том, что голова – это самая важная часть тела?..
   Но вот наконец раздался шум, подобный грохоту поезда, выходящего из туннеля, послышался топот и грохот. Племя дикарей приближалось. В просвете двери показалась чья-то курчавая голова: это Белый Негр, он подносит руку ко рту и издает страшный клич:
   – Бу-лу-лу-лу-лу!..
   Тонино у самых ворот, он готов встретить друга, взять его под руку, рассказать о своих приключениях. Белый Негр штурмом берет ступеньки, а за ним весь пятый "Б", который торопится наверстать упущенное время... Но племя прошло мимо, последний воин показал свою спину, и никто не остановился, никто не взглянул на бедного Тонино, никто не взял его под руку...
   Тонино с таким волнением ожидал выхода товарищей, что даже позабыл, что стал невидимкой.
   Он догнал Белого Негра, который быстро шагал по мостовой, и схватил его за руку:
   – Белый Негр! Это я, Тонино!
   Белый Негр, даже не оглянувшись, почесал руку и с возмущением подумал, что к нему забралась блоха. Но кто же мог принести блоху в школу?
   – Белый Негр! Ты меня не слышишь? Ты хоть послушай, раз уж не можешь видеть меня! Если б ты знал, что со мной приключилось с тех пор, как я стал невидимкой! Ты слушаешь меня, Белый Негр?
   Тонино бежал за своим другом, неловко прихрамывая оттого, что одна нога у него была на тротуаре, а другая на мостовой. Он все утро молчал и теперь хотел говорить, говорить без устали, ведь ему было о чем рассказать. Но, видно, Белому Негру было не до него.
   – Притворяешься, будто меня не слышишь!
   Ты что, на меня разозлился оттого, что я потянул тебя за волосы? Послушай же меня!
   Желая наконец заставить себя слушать, Тонино со злостью стукнул приятеля кулаком по спине. Белый Негр повалился вперед и уперся руками об асфальт, как котенок.
   "Странно, – подумал он. – Должно быть, нога об ногу зацепилась, ведь место совсем ровное!" И он встал, отряхнул пыль с куртки и зашагал дальше, только шел он теперь чуть медленней.
   Тонино глядел на друга, и слезы подступали у него к глазам.
   "Ну что за толк быть невидимкой? – думал он в тоске и смущении. – Ведь даже с друзьями нельзя поговорить! Нет, хватит! Мне это надоело! Не хочу я быть невидимкой, лучше буду таким, как все! Хочу, чтоб Белый Негр накинулся на меня с кулаками и сделал мне подножку, как позавчера!.."
   Но Белый Негр подошел к своему дому и вошел в ворота, даже не оглянувшись, чтоб попрощаться с Тонино. Ведь он не знает, что здесь, рядом с ним, его друг, который хочет, чтобы с ним попрощались, чтобы ему на ходу скорчили рожу или высунули язык на прощание. Тонино так и остался стоять на улице, такой одинокий, что нам его стало жалко. Словно нищий, присел он на мостовой. Сейчас ему хотелось протянуть руку и попросить: "Сделайте, чтоб я был, как вы! Не оставляйте меня одного!".
   Но кто смог бы увидеть его протянутую руку?
   Даже витрины не замечали Тонино; напрасно пытался он разглядеть в них свое отражение.

Глава шестая, в которой Тонино узнает, что и у невидимки бывают свои огорчения

   Но неожиданно еще более страшная мысль заставила его вздрогнуть.
   "А дома? Неужели и с мамой будет так? Неужели она не сможет меня обнять и погладить по голове, как она всегда делает? Неужели она меня даже шлепнуть не сможет?.." Он за целое утро ни разу не подумал о маме: позабыл о ней, наслаждаясь недолгим счастьем мальчика-невидимки, которому сходят с рук все проказы. Но теперь Тонино бежал домой, и сердце у него стучало, как барабан, то и дело взывая: "Мама! Мама!".
   А мама стояла у окна. Тонино тотчас же увидел ее исхудалое, взволнованное лицо за ящиками, в которых были высажены цветы. Мама ждет его возвращения, не сводит глаз с улицы и вот-вот закричит: "Ты снова опоздал!.. Остался играть после школы... Макароны остынут, а потом скажешь, что они, как клей, и не захочешь есть!.. Живо домой!".
   – Мама! – что есть мочи закричал запыхавшийся от бега Тонино. – Я здесь, мама!
   Но мама продолжала глядеть в другую сторону.
   – Мама! Посмотри на меня! Подожди меня, мама, я сейчас приду! Бегом подымусь по лестнице! Если б ты только знала, что со мной приключилось!..
   Пулей влетел он в комнату. Папа уже сидел за столом, прислонив газету к бутылке с минеральной водой. Подняв голову, он пробормотал:
   – Должно быть, ветер на улице. Слышали, как хлопнула дверь?
   Тонино стоял перед ним, едва дыша от усталости и страха, но отец его не заметил и снова уткнулся глазами в газету. Мама не отходила от окна.
   – Все нет его... Что с ним могло случиться?
   – Да что с ним может случиться? – проворчал отец. – В футбол гоняет, наверно, раздобыли где-нибудь жестяную коробку вместо мяча. Ведь за обувь все равно не им платить! Ты лучше садись к столу и поешь. А ему придется иметь дело со мной. Не лезь руками в тарелку, я тебе сто раз говорил, что вермишель нельзя трогать руками!
   Последнее относилось к Альберто, младшему брату Тонино.
   – А если она не держится на вилке! Я не умею...
   – Должен научиться есть, как положено.
   – Тонино тоже ест руками. А зачем варить вермишель, уж лучше макароны, те по крайней мере...
   – Ешь молча. Не хватало только, чтобы мои сыновья стали заказывать себе блюда к обеду, как в ресторане! Вот до чего мы дошли. Ешь и молчи!
   Альберто замолчал. День сегодня был явно неподходящий, чтобы возражать отцу. Тонино невольно улыбнулся. Как он любил папу! Даже в такие дни, когда папа бывал мрачным и кислым, как лимон, и от него можно было ждать лишь замечания!..
   Тонино подошел поближе и положил ему руку на плечо. Но отец продолжал есть.
   "Как же дать ему знать, что я здесь? – спрашивал себя Тонино. – Нужен какой-нибудь сигнал! Может, опрокинуть стакан или написать что-нибудь на листочке бумаги. Но тогда они испугаются. Маме, конечно, станет плохо... Лучше постучать по столу, или по стенке, или, может, ножом по стакану... Они тогда увидят, как нож сам по себе подымается и стучит по стакану.
   Эта мысль пришлась Тонино по душе. Он осторожно взял нож в руки и постучал им по стакану Альберто. В ответ дважды раздалось тонкое "тин-тин", словно зазвенел колокольчик.
   – Альберто, оставь в покое стакан, – сказала мама.
   – Я его не трогал.
   – Мама, я не трогал стакан. Вот посмотри. – И он в знак оправдания показал свои руки.
   – Альберто, мне сейчас не до шуток, – сказала мама усталым голосом. Она то и дело поглядывала на часы с маятником. – Уже четверть второго. Никогда Тонино так не опаздывал.
   "Сделайте же что-нибудь! – хотелось закричать Тонино. – Сделайте что-нибудь! Помогите мне!"
   Он шагал взад и вперед по столовой, выходил в коридор и пугался своего одиночества.
   Он больше не пытался сдержать слезы. Теперь они текли у него по щекам. Он чувствовал их тепло, ощущал их горечь на губах. Бедный Тонино-невидимка! Всего несколько часов тому назад он обрадовался, когда понял, что учитель его не увидит и не сможет вызвать к доске. А теперь он был бы даже рад принести домой двойку в дневнике...
   "Я тут больше не выдержу, – подумал Тонино, – лучше пойду во двор".
   Мальчики из их двора с обедом справились быстро, словно то был скучный урок, и теперь сошли вниз, чтобы размять ноги. Конечно, здесь нельзя было играть по-настоящему: это запрещалось, и дворник, хоть и был добрым человеком, ни за что не допустил бы нарушения правил. Но все же можно было побегать или поболтать, собравшись где-нибудь в уголке.
   Во дворе была разбита клумба, а посреди нее возвышалась сосна. Ходить по клумбе, конечно, запрещалось. Но Тонино уселся на густой ковер из сухих игл, прислонившись спиной к дереву.
   "Дворник не может меня видеть. Пусть хоть это меня утешит". Вокруг раздавались голоса ребят.
   "До чего я завидую им! – подумал Тонино. – Как они все счастливы! Могут глядеть друг другу в лицо. Могут взяться за руки и поболтать друг с другом. Если захотят, могут и подраться, чтоб потом снова помириться".
   До чего важными и прекрасными казались ему теперь все эти пустяки!
   А друзья! Он никогда не задумывался над тем, как хорошо иметь друзей!
   "Теперь я знаю, что на свете хуже всего,– сказал самому себе Тонино. – Не двойка и даже не бедность: ведь бедняки могут помочь друг другу. Хуже всего одиночество. Одинокий всегда бессилен. Дли счастья нужны другие люди: мама, друзья, товарищи, учитель – словом, все люди на земле".
   Пусть вас не удивляет, что у Тонино появились такие сложные мысли: ведь он невидимка, а вам никогда не приходилось быть невидимкой. Да, невеселые у него были мысли в голове, ничего не скажешь. А черные мысли, как черные птицы. Тонино даже показалось, что черные мысли кружат над ним, словно воронья стая. Но он их не видел: мысли всегда невидимы, хоть и принадлежат людям из плоти и крови.

Глава седьмая, в которой Паола увидела Тонино и рассказала ему о сложных делах

   Покуда Тонино предавался этим размышлениям, чей-то голос послышался у него за спиной:
   – Разве ты не знаешь, что нельзя сидеть на клумбе? Вот дворник увидит и отругает тебя как следует.
   Тонино не сразу обернулся.
   "Это мне говорят? – подумал он рассеянно. – Ведь со мной нельзя разговаривать, потому что меня никто не видит".
   Но голос продолжал настаивать:
   – Что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь? На этот раз Тонино обернулся.
   Девочка с огромным красным шарфом, повязанным вокруг шеи, смотрела на него так пристально, словно видела его на самом деле.
   – Это ты мне говоришь? – спросил не слишком обнадеженный Тонино.
   – А кому же еще? – засмеялась девочка, откинув за плечи две черных косы. – Ведь здесь нет никого, кроме тебя. И ты знаешь, что на клумбе сидеть запрещено.
   – Дворнику меня не увидеть.
   – Ну да! Ведь я тебя вижу. Ты спрятался за дерево, но все-таки тебя видно.
   Тонино пожал плечами. Девочка обошла вокруг клумбы и теперь остановилась прямо перед ним.
   – Что, не уходишь? Значит, ты на самом деле храбрый. Вот и я здесь сяду. Что нам может сделать дворник? Накричит, и только. А я тогда удеру, вот и все. Тебя как звать?
   – Тонино.
   – А меня Паола. Вот уже неделя, как я здесь живу, а еще никого не знаю. Я живу на пятом этаже, а ты?
   – На втором.
   Тонино отвечал нерешительно, словно боясь, что не сможет договорить до конца: ведь с той минуты, как он стал невидимкой, ему впервые представилась возможность перекинуться с кем-нибудь парой слов.
   – А ты можешь видеть меня? – спросил он неуверенно.
   – Еще бы! – рассмеялась Паола. – Ведь я не слепая! Конечно, я тебя вижу. Я увидела, что ты один и ни с кем не играешь. Разве и ты никого здесь не знаешь? Здесь ребята какие-то неприятные. Проходят мимо и смотрят на меня, как на муравья. Ни разу никто и словечка не сказал. А девочек здесь совсем нет. Какой странный двор: я ведь, знаешь, здесь единственная девочка! Все остальные – мальчишки. Может быть, у вас такое правило?
   Но Тонино не отвечал: он думал.
   "Если Паола видит меня, значит, я перестал быть невидимкой. Значит, я снова такой, как все. А может, меня видит только она? Почему? Разве может быть так, чтоб меня видела только Паола, а другие не видели? Нужно это проверить!"
   Он в два прыжка очутился рядом со своими старыми приятелями, но ребята, повернувшись к нему спиной, продолжали разговаривать друг с другом. Огорченный Тонино вернулся к девочке, которая уселась на краю клумбы.
   – Значит, ты мальчик-невидимка? – сказала Паола.
   – Увы! – вздохнул Тонино в ответ.
   – Отчего ты так говоришь? Ведь это, должно быть, очень интересно. Будь я невидимкой, я бы стала делать все, что взрослые запрещают, и никто не смог бы меня отругать.
   – Я больше ничего не хочу делать. Целое утро я был невидимкой, – ответил Тонино. – Я теперь только хочу стать таким, как все. Хочу вернуться домой, но у меня ничего не получается. То есть я вернулся, но никто меня не увидел.
   – Если они тебя увидят, то отругают за опоздание; уж найдут, за что тебя отругать, взрослые сто причин выдумают...
   – Не может этого быть, да мне это теперь и неважно. Я только поскорей хочу обнять свою маму.
   Паола замолчала, но потом новая мысль забралась ей в голову, прямо под косы.
   – Если ты невидимка, как же мне удается тебя видеть?
   – Сам не знаю. А ты что думаешь?
   – Может, потому, что я всегда одна. Никто со мной не водится, никто со мной не играет, у меня нет друзей. Ребята меня вроде и не замечают, значит, я почти невидимка.
   Тонино задумался над этим странным объяснением. Все же у Паолы был дом и была мама.
   – Кто знает, – продолжала Паола и, задумавшись, сама дергала себя за косы, – кто знает, сколько невидимок живет на свете? Но как же узнать про них, раз они невидимки?
   Тонино стало не по себе. От такого разговора может голова разболеться: какая-то девочка с косами вдруг берется рассуждать о таких сложных делах!
   "Вот и на самом деле разболелась голова, – подумал Тонино, – но, может, это оттого, что я не поел".

Глава восьмая, в которой речь пойдет о безумном торговце


   Как бы угадав его мысли, Паола спросила:
   – А ты обедал?
   – Нет.
   – Ну и ну! Так ты скоро и впрямь станешь невидимкой: не будешь есть – ноги протянешь. Разве ты об этом не знаешь?
   – Ну и ладно. Где же я могу теперь поесть?
   – Пойдем ко мне. Никто тебя не увидит. А я притворюсь, будто проголодалась, и возьму себе на кухне булочку.
   Ты покуда подождешь в прихожей – я там всегда играю в куклы,– а потом спокойненько поешь.
   Словом, все выглядело заманчиво.
   Они, перескакивая через ступеньки, поднялись по лестнице. По дороге им повстречалась синьора, которая сказала: "Здравствуй, Паола!" – а Тонино не мог удержаться от смеха: ведь синьора шла прямо на него.
   Паола, к большому удивлению своей мамы, отправилась на кухню и взяла там булочку.
   Тонино услышал, как ее мама со смехом сказала:
   – Что это ты сегодня так проголодалась?
   Покуда Паола делала вид, будто играет в куклы, Тонино с жадностью съел булочку вместе с куском швейцарского сыра (ну что за странная штука этот швейцарский сыр: почти весь в дырах, словно и он хочет стать невидимкой!) Эта булочка показалась ему вкусней всех, которые он когда-либо ел: не прошло и двух секунд, как она исчезла. В ту самую минуту, когда он доедал последний кусочек, в прихожую вошла мама Паолы. Тонино прижался к стенке. Но эта предосторожность была напрасной: мама Паолы не могла его увидеть.
   – Что ты здесь делаешь одна? – спросила она у Паолы.
   Тонино в ожидании ответа вздрогнул.
   – А я здесь не одна, – ответила Паола, подмигнув мальчику, который пристально глядел на нее, подняв палец ко рту в знак того, что она должна молчать.
   – Ты не одна?
   – Нет, я здесь со своими куклами. Разве ты не видишь? Вот Элизабета, а вот Мария-Тереза, а вот черный-черный бедняжка Бонго-Бонго.
   Когда Тонино покончил с едой, Паола уселась за столик и стала готовить уроки.
   – Хоть ты и будешь скучать, уроки мне все равно нужно приготовить.
   – Ты занимайся. Что вам задали?
   – Да вот глупая задачка: "Торговец купил 2 347 метров сукна по 45 лир за метр, а перепродал по цене 177 879 лир за метр. Сколько он заработал?"
   – Но ведь это же очень легко, – сказал Тонино с таким увлечением, словно ему уже сто лет не приходилось заниматься арифметикой. Задачка ему даже показалась интересной, а прежняя нелюбовь к математике была так от него далека, словно это не он, а кто-то другой раньше не любил решать задачи.
   – Задачка легкая, но глупая, – заявила Паола. – Ну, скажи, разве ты когда-нибудь видел торговца, который сразу закупает почти два с половиной километра ткани одного и того же сорта? Ведь ему никогда не удастся ее продать. Не могут же люди шить себе одежду только из ткани одного цвета! Ну, а потом что это за цена – 45 лир за метр? Где ты найдешь теперь такой дешевый материал? Скажи мне, если знаешь, я тотчас же туда сбегаю. В какой стране живет синьор, который придумал такую задачу? Я помогаю маме вести счета и знаю, что сколько стоит. Вообще, я тебе скажу, ты нигде не найдешь таких глупостей, как в задачах, которые мы решаем в школе.
   Тонино взглянул на нее с восхищением. Для него арифметика всегда была только арифметикой и ничем больше, а решение задач – скучным делом, которое приходится выполнять поневоле, чтобы не получить плохую отметку, – только и всего. Паола доказала ему, что и задачка может быть интересной, не менее интересной, чем споры папы с мамой в конце месяца, когда они подсчитывают, что истрачено, и решают, что можно купить в следующем месяце.
   Тонино сидел и поглядывал на Паолу, решавшую эту задачу, которая показалась ей легкой, глупой и бесполезной. Ему по-настоящему захотелось решать большие и важные задачи, похожие на те, что решают его родители в конце каждого месяца, а может быть, и каждый день.

Глава девятая. Эпилог


   Подходит к концу история Тонино. Вот мне и пришлось в начале этой главы поставить слово "эпилог", что, собственно, значит конец и завершение.
   Тонино и в самом деле уже несколько часов, как перестал быть настоящим невидимкой: Паола видит его, разговаривает с ним, дает ему есть, просит его помочь ей решить задачу. Нам при этих обстоятельствах пришлось бы изменить название рассказа, назвать его, скажем, "Тонино – невидимка для всех, кроме Паолы". Но такое название будет слишком длинным.
   Что испытывает мальчик, который вначале превратился, в невидимку, когда он опять становится видимым? Может быть, это похоже на удар электрического тока? Может, дрожь пробежит у него по спине? А может быть, ему лишь становится слегка не по себе? Никто не сможет ответить на эти вопросы: ведь еще никому не приходилось испытывать ничего подобного. Только Тонино мог бы рассказать нам об этом, если бы запомнил. Но он помнит лишь о радости, которая охватила его, когда, взглянув в зеркало, он увидел в нем отражение мальчика, глядевшего прямо на него.
   Просто мальчик, не красивый и не уродливый, не высокий и не маленький, ну, просто мальчик, такой, какого можно повстречать где угодно; Тонино даже показалось, что он знает его очень хорошо.
   – Смотри! – закричал он, схватив Паолу за руку.
   – И так вижу, нечего меня толкать.
   – Ведь это я.
   – Вижу. А кого ты ожидал увидеть в зеркале? Деда рождественского или ведьму на метле?
   – Ты ничего не понимаешь. Ведь это значит, что я перестал быть невидимкой! Даже зеркало может меня увидеть!
   – Жалко! – улыбнулась Паола. – А мне так хотелось иметь своего мальчика-невидимку. Я бы укладывала его спать вместе со своими куклами и кормила бы его тайком завтраками.
   Тонино поближе подошел к зеркалу и дотронулся рукой до лица. Мальчик в зеркале проделал то же самое.
   Только Токино № 1 скорчил рожу – и Тонино № 2 повторил ее в точности. Тонино засмеялся – и тотчас же засмеялись оба Тонино: тот, что стоял посреди комнаты, и тот, что отражался в зеркале. Они улыбались, как два друга, вновь встретившиеся после долгого путешествия.
   – Мама! – позвала Паола.
   – Что случилось, дорогая? Ах, здравствуй! – сказала мама Паолы, обнаружив Тонино, который продолжал гримасничать перед зеркалом.
   – Ну вот, значит, теперь и мама тебя видит.
   – Может быть, ты, Паола, объяснишь мне, что здесь происходит?
   – Неважно, мама, это слишком долгая история. Представь себе, Тонино боялся, что его больше никто не видит. Мама не стала ни о чем расспрашивать, она быстро оглянулась и осталась довольна увиденным: на столике Паолы открыта тетрадь по арифметике, целая страница исписана цифрами, а куклы в полном порядке лежат на своем месте. Порой и этого достаточно, чтобы мама была довольна. Ведь мамы понимают, что у детей свои маленькие тайны и не надо стараться проникнуть в них любой ценой: это нескромно.
   Очутившись перед дверями своей квартиры, Тонино еще раз ощупал себя руками, ему просто хотелось убедиться, все ли на месте: нос, глаза, уши и вихор на лбу. Да, все на месте. И он нажал кнопку звонка. Мама схватила его в свои объятия. Нужно ли рассказывать, что было дальше! Никто его не ругал, все были так взволнованы его пропажей, что встретили бы его поцелуями, даже если б он появился в пальто, разорванном на семь частей, и с дюжиной шишек на лбу. Значит, все кончилось хорошо. Тонино подбежал к окну и взглянул наверх.
   Паола в знак привета помахала ему рукой, славно желала сказать: "Вот видишь, а ты боялся!".
   А потом Тонино целых полчаса не находил себе места: бродил по дому, касался руками мебели, ощупывал свой ранец и обнимал маму. Все казалось ему прекрасным, все было великолепно. Все в доме казалось ему новым, принесенным сюда впервые, чтоб встретить его получше. Так было и с его кроватью, и с ванной, и с телефоном.
   – Алло! Белый Негр?
   – Кто говорит?
   – Это я, Тонино.
   – Куда же ты запропастился? Тут у нас целая куча интересных происшествий. Нужно было тебе заболеть как раз в такой день!
   – И я тебе о многом должен рассказать. А пока скажи мне, что было задано.
   – Раз ты болел, можешь не делать уроки. Тебя никто упрекнуть не посмеет.
   – Просто мне скучно. Лучше позанимаюсь, и время пройдет.
   – Ну что ж, развлекайся. Задано сочинение на тему...
   Но лучше мы оставим Тонино с его сочинением. Ведь его невеселые приключения начались как раз из-за невыученного урока. Помните, как это было?
   Теперь Тонино понял, что в жизни бывают не одни веселые и занимательные дела. Случаются и трудности, бывают и глупые задачи и скучные сочинения. Не всегда, но порой встречаются. А что же это такое – трудности? Ведь трудности – это препятствия, через которые нужно перескочить. Перескочишь – и сразу окажешься среди милых друзей, перескочишь – и сразу очутишься на парте и будешь внимательно слушать спокойную речь учителя. Перескочишь – и будешь дома, среди своих. "Как хорошо всегда быть вместе с другими! – подумал Тонино. – Всегда и везде – дома, в школе, во дворе".
   Всегда быть вместе со всеми и делать все вместе. Нет на свете ничего хуже одиночества. Он испытал его, когда был невидимкой, и знает, что это такое.

Два слова читателям "Приключений Тонино-невидимки"


   Дорогие читатели!
   Правдива ли эта история? По-моему, да, хоть и может показаться неправдоподобной. В ней рассказано о мальчике, который стал невидимкой. Я знаю: такое не может случиться. Это и мне известно.
   Но многие ребята – готов поспорить, что и кто-нибудь из вас! – по крайней мере раз в жизни хотели стать невидимкой. "Что ж, – подумал я, – допустим, что такое желание осуществится. Что же дальше?"
   Вот я и рассказал о том, что, как мне кажется, могло бы из этого выйти. А могло выйти и хорошее и немало неприятного. В конце этой истории моему герою пришлось сказать: "Хватит, надоело мне быть невидимкой, хочу вернуться к друзьям".
   В ту самую минуту, когда желание вернуться к друзьям стало очень сильным, оно, к великой радости моего героя, должно было осуществиться.
   Я вижу, эта история заставила вас призадуматься? Что ж, поразмыслите над ней, и вы увидите, что она правдива от начала до конца.

Перевел с итальянского Г. Брейтбурд.
Рисунки А. Брея.