Ганна Ожоговская. Я и Адам Мицкевич

   Эта двойка по польскому свалилась на меня, словно удар грома среди ясного неба. К тому же еще в субботу, на последнем уроке. Оставалось всего несколько минут до звонка – можно сказать, что воскресенье уже почти началось. И вот за эти несколько несчастных минут у доски – двойка! А учительница еще добавила:
   – Что скажет на это твоя мать? У тебя, наверное, нет сердца.
   И тут я вдруг почувствовал, как сердце у меня дрогнуло от жалости к маме. Ведь до сих пор моя мама всегда хвалила нашу учительницу, говорила, что она хорошая, а теперь...
   Я так огорчился, что и передать не могу. Видимо, это заметила Зося: по дороге домой она догнала меня и говорит:
   – Ты только держись. А то, если дрогнешь, это самое плохое, что может быть на свете.
   – Как же мне не дрогнуть, – говорю я ей,– когда по всему видно, что меня оставят на второй год? Ты бы не струхнула на моем месте?
   – Нет! Адам Мицкевич, когда еще был маленьким, тоже остался на второй год. Но он не дрогнул, а стал так стараться, что оказался прославленным человеком...
   – Что ты говоришь, Зося! Это правда? – перебил я ее. – Тот Мицкевич, что стоит на Краковском Предместье? Откуда ты знаешь?
   – Знаю твердо: мой папа об этом в книге прочитал... Тот самый.
   На сердце у меня сразу стало легче. Пришел я домой и говорю:
   – Мамочка, хотела бы ты, чтобы я стал прославленным человеком?
   – Я хочу, чтобы ты вырос честным человеком, – ответила мама.
   – Конечно, честным, но ведь я могу быть еще и знаменитым. Таким, например, как Адам Мицкевич...
   – Адам Мицкевич? Ого! Но, милый мой, ведь это самый прославленный польский поэт... Куда тебе до него! Очень далеко...
   – Может быть, и не так уж далеко, – говорю я. – Когда Мицкевич ходил в школу, то он тоже на второй год остался.
   – Тоже?! – воскликнула мама и подошла ко мне. – Что это значит – "тоже"? Отвечай сейчас же!
   – Разве ты не знаешь, что Мицкевич...
   – О Мицкевиче я все знаю, но покажи-ка дневник!
   Ничего не поделаешь! Я не мог уже больше скрывать того, что произошло, и рассказал о нашей учительнице все. И еще попросил, чтобы мама не волновалась, потому что если Мицкевич "тоже", то... Но мама не дала мне закончить мысль:
   – Перестань болтать о Мицкевиче и не доводи меня до крайности! Как это пришло тебе в голову равняться с ним? Мицкевич ребенком упал из окна и долго болел, не удивительно, что он остался на второй год. А ты?
   – Ладно, – говорю, – если мамуся уж так хочет, чтобы я тоже упал из окна, то пожалуйста!.. Но ведь мы живем на третьем этаже...
   И хотя я больше ни слова не сказал об Адаме Мицкевиче, мама все же "дошла до крайности".
   Теперь я каждый день сижу над уроками как прикованный. И речи нет о том, чтобы я пошел по стопам Мицкевича.
   Ну что ж, раз мама не хочет, то и не надо...

Рисунки Б. Бутенко.