В театр, жители Лондона! Рассказ третий

   Помните, мы говорили об актёрских труппах, которые, погрузив нехитрый скарб в крытую повозку, в свой театр на колесах, ездили из города в город, из страны в страну, пересекая границы государств и рубежи столетий.

   Нет ни одного достоверного портрета Шекспира. Но у портрета, выполненного гравёром М. Дройсхутом, есть одно преимущество: он сделан через семь лет после смерти драматурга.

   Где же мы встретим бродячих актёров ещё раз? Вот они: на угрюмых дорогах старой Дании. Лошадь тащит повозку мимо редких бедных деревушек, вдоль берега моря. Вдали из сырого тумана проступили башни – это замок Эльсинор. И актёры начинают что есть сил трубить в трубы, возвещая о себе.
   Об этом бродячем театре написал Шекспир, великий английский драматург, в трагедии "Гамлет". Гамлет был принцем датским. Он жил в дальних краях, когда узнал, что отец его умер от укуса змеи, и поспешил домой. Датский престол захватил брат покойного короля, Клавдий, женившийся на матери Гамлета, королеве Гертруде.
   Неприютен был старый Эльсинор. Стены и площадки его нависали над пропастью, уходящей в холодное море. В узких башнях зловеще завывал ветер, часовые шептались, что по ночам по замку бродит призрак. Они видели его. Увидел его и Гамлет. Призрак поведал ему, что Клавдий – убийца, что он влил яд в ухо спящему королю. Пусть Гамлет отомстит.
   От горя Гамлет потерял рассудок, а иные думали, что он прикинулся безумным. Как разоблачить ненавистного Клавдия?
   Но вот затрубили вдалеке трубы. Актёры! Бродячий театр! О, как обрадовался им Гамлет! Да они ещё оказались его старыми знакомыми: он видел их в далёком Лондоне.
   – Здравствуйте, мои хорошие. Ба, старый друг! Как ты оброс с тех пор, как мы не виделись!
   Он попросил актёров помочь ему: сыграть пьесу под названием "Мышеловка" и выучить несколько стихов, которые дописал сам.
   Вечером в зале собрался весь двор. При свете факелов актёры начали представление. Сначала они сыграли "всю пьесу без слов, одними жестами (это называется пантомима). На сцене была клумба, изображавшая сад. Вышел актёр в костюме короля, в нарядном плаще и в позолоченной короне. Он заснул на клумбе, тогда появился злодей, влил в ухо спящего сок ядовитых трав, забрал корону и уговорил королеву выйти за него замуж.
   Зрители зашептались, Клавдий нервничал. Актёры разыграли ту же сцену снова, но с текстом, и слова усилили страшное впечатление. Когда же актёр читал стихи:

"Спеши весь яд, который в травах есть,
Над этой жизнью в действие привесть!" –

   король Клавдий не выдержал и вышел из зала. Гамлет не ошибся: никакие силы, ни суд, ни пытки не вынудили бы Клавдия сознаться. Но театр обладал страшной властью над людьми, и даже черная душа убийцы не выдержала испытания театром.
   В тоску и отчаяние впала королева Гертруда. А Гамлет...
   Впрочем, тут мы расстанемся с Гамлетом. Что было с ним дальше, вы можете узнать сами.
   Отправимся в Англию, на родину бродячих актёров, которые добрались до Эльсинора.
   В Англии к театру пристрастились давно, и в средние века англичане гордились своими мистериями, как одним из чудес света. Для мистерий строили большую повозку с балдахином – её называли педжент, – и она разъезжала по площадям города, показывая представление обо всей истории человечества от сотворения мира.
   Мистерии прожили более двухсот лет. В шестнадцатом веке в городе Ковентри да и в других городах на пасху все ещё катали педжент, показывая полсотни актов. Показывали первых людей, которые, по библейской легенде, появились на земле, – Адама, закутанного в шелковый голубой плащ, и Еву, которая прикрывалась рукавом, чтобы скрыть жёсткий мужской подбородок: женские роли играли мужчины. К ним подбирался сам сатана с чёрной мордой, желавший погубить род людской, и протягивал Еве блестящее яблоко, которое таило в себе много бед. Зрители, принимавшие эту историю близко к сердцу, может быть, даже кричали Еве: "Не ешь!" – как теперь кричат самые маленькие дети в ТЮЗе. Очень вероятно, что среди толпы ковентрийских зрителей стоял мальчик, который уже никогда не смог забыть театрального чуда.
   Это мог быть Вильям Шекспир, сын торговца кожами и перчаточника из городишка Стратфорда, что по соседству с Ковентри.
   Ну кто же в Стратфорде мог подумать, что когда-нибудь он прославит город и станет великим драматургом.
   По непроверенным слухам, Вильям Шекспир мало чем отличался от прочих мальчишек: слонялся по окрестным лесам, купался в реке Эйвон, неохотно учил латынь и, случалось, резал парту ножом (в Стратфорде утверждают, что эта парта сохранилась). Со временем он стал хорошим помощником отцу по торговому делу, вырос, женился, у него были две дочки и сын по имени Гамлет. И случилось так, что он бросил всё – семью и хозяйство – и уехал в Лондон. Говорили, что его видели при театре, где он устроился суфлёром.

   Вот таким был театр "Глобус". Художник перерисовал его с карты Лондона времён Шекспира.

   К тому времени в Лондоне вовсю кипела и бурлила театральная жизнь. Давно развалились на свалках последние театральные педженты, актёры собирались в труппы и играли в гостиничных дворах. Незадолго до того, как Шекспир появился в Лондоне, произошло очень важное событие: ещё один взрослый человек с солидной профессией резко поломал свою жизнь и ушел в актёры. Это был плотник Джеймз Бербедж, который своими руками построил первое настоящее здание театра и стал играть там вместе с другими актёрами. Сына своего Ричарда он тоже обучил актёрскому мастерству, с ним-то и подружился Шекспир и поступил актёром в их труппу.
   О Ричарде Бербедже известно, что он был самым замечательным актёром, Шекспир же в великие актёры не вышел. Роли, которые он играл, были малы, и, наверное, нам не нужно жалеть об этом: если бы он стал знаменитым актёром, у него могло не хватить времени и сил писать пьесы. Когда он уже был известным драматургом и написал "Гамлета", он, говорят играл в своей драме лишь призрака. Зато самого Гамлета играл с успехом друг его Бербедж, и, говорят, Шекспир именно для него писал многие главные роли.
   Странные тогда были театры. Театральные здания в те времена не имели крыш: стена отгораживала театральное помещение от улицы, а внутри вдоль этой стены шли галереи в два или три яруса, загнутые так, что всё сооружение напоминало бублик. На галереях сидела публика побогаче, а люди победнее размещались прямо на земле, в "дырке" – от бублика, они стояли и сидели, окружая сцену с трёх сторон.

   Обычно говорят, что пьесы Шекспира шли без всяких декораций, но это не так. Этот трёхэтажный ковчег и был декорацией, и очень интересной и очень таинственной. Сколько тут было окошек, занавесок, дверок – и за каждой могло что-то скрываться: пленная королева, крылатый эльф – озорной дух леса, призрак, чудовище или даже целая далекая страна.
   Вот в верхней будке открывается окошко, вылезает труба, за нею – трубач, трубит во все щеки: "В театр! В театр!" Спектакль начнется в три часа дня. Какие-то люди уже с утра топчутся в партере, а кто устал, прилег на землю: стоять-то долго.
   Театр "Глобус", в котором играет труппа Шекспира, находится а заречном районе. По тогдашним понятиям, это гигантский театр. У входа его красуется изображение Геркулеса, который держит на плечах земной шар.

   Рассмотрите эту картинку – и вам нетрудно будет представить себя в театре "Глобус".

   С утра по Темзе снуют лодки, перевозят зрителей. Зрителей много: лондонец лучше от обеда откажется, да о театр пойдет на весь день. По улице, что ведет к театру, валит народ. А уж что за улица! Булыжники торчат кое-как, словно кочки, гляди в оба, чтобы бесцеремонная толпа не сшибла тебя в сточную канаву.
   Зато люди в Лондоне любят приодеться. Заглянешь в театр – глазам больно, не иначе кто-то выплеснул сюда вёдра разных красок алые блестящие юбки величиною с палатку, синие шёлковые рукава с бархатными вишнёвыми лентами, лифы, расшитые золотой ниткой и жемчугом, белые тугие воротники величиною с колесо, кремовые чулки, вышитые лазурными цветами, короткие шаровары голубого атласа, набитые ватой, а то и опилками. И тут же грязные лохмотья и холщовые рубахи – сущий маскарад. И не только богатые наряжаются так, будто у них нет другого дела, но и лавочник постарается раздобыть зелёный шёлковый плащ, а если жену свою прихватит, то она наденет желтые нежные перчатки, вышитые шелком.
   Знатные господа, возчики, лудильщики, бродяги – тут все смешались, и каждое сословие принесло свои привычки и повадки. Богатым юным щеголям ничего не стоит забраться прямо на сцену, чтобы все могли полюбоваться их нарядом. Простой люд, который топчется внизу, свистит, швыряет в щеголей орехами и злится: ничего из-за них не будет видно. Кричат: "Начинать пора!"
   И вот из-под навеса спускается трон, играет музыка, чтоб не было слышно, как безбожно скрипят блоки. Из-за занавеса на площадку выходит высокий старик в богатой пурпурной одежде с серебром. Легко догадаться, что он король: ведь все знают язык цветов, на котором пурпур – цвет королей. Это король Лир.
   Расталкивая бесцеремонных зрителей, толпящихся на сцене, выходят придворные Лира, одетые с таким великолепием, что павлиньи костюмы щеголей на глазах линяют и меркнут. Выходят три дочери Лира: Гонерилья, Регана и младшая, Корделия. И королевский шут трясёт головой в рогатом колпаке, увешанном бубенчиками.
   В зале весёлое оживление: если есть шут, будет потеха! Король Лир говорит, что устал править страной, ему надоело носить корону и заботы, он решил разделить королевство между тремя дочками. Отчего бы не сделать подарок милым детям? Но пусть они сначала скажут, как любят отца, потешат королевское тщеславие. Старшие разразились длинными льстивыми речами, прикладывая руки к груди. Корделия же громких слов терпеть не могла и отвечала так просто и скромно, что в ярость пришёл король Лир и выгнал её из дому.
   Все уходят, играет музыка, трон уезжает вверх. Когда нужно перенести действие в замок Гонерильи, выносят позолоченную скамью и кто-нибудь из актёров объявляет:
   – В замке Гонерильи.
   Король Лир, решивший, что он будет беззаботно жить у своих дочек по очереди, вернулся с охоты весёлый и довольный. Но шут, чуя неладное, уже советует Лиру обзавестись дурацким колпаком.
   "Ты зовешь меня дураком?" – воскликнул король Лир, не поверив своим ушам.
   И шут ответил печально: "Остальные титулы ты роздал. А это – природный".
   Что ж, Гонерилья выгнала его из дому. Разгневанный Лир и шут уходят в одну дверцу и выходят в другую: это значит, что они проделали большой путь и прибыли к замку Реганы. Но Регана и на порог отца не пустила, и Лир с шутом, оставшись без приюта, без крова, уходят ночью куда глаза глядят.
   В театре очень шумно. Двое юнцов слезли со сцены и стали протискиваться к выходу: не понравилось. В партере их толкают, провожают гоготом, их чуть не сбил с ног продавец пирогов, который охрип, предлагая пироги, и изрядно устал, торгуясь.
   А над сценой, под навесом, уже протянули черную ткань, изображающую ночное небо, и на сцену упала угрюмая тень. Гремят раскаты грома, хлещет дождь – это наверху, в будке, бьют в барабан, трясут лист железа. Король Лир, обезумевший от горя, в изодранной и мокрой одежде, шатаясь, бредет по степи, опирается на плечо старого шута. Он прожил властную, вздорную и капризную жизнь. Он любил себя больше всех, он был ослеплён и ничего не видел. И только сейчас он понял, что вся жизнь его была ошибкой. Ничтожна власть, лживы похвалы, ценно лишь человеческое сердце.
   Всю жизнь он держал шута вместо собаки и при случае стегал плеткой, а шут не бросил его в беде. И Лир укрывает его обрывками своего плаща:

"Мой бедный шут, средь собственного горя
Мне так же краем сердца жаль тебя".

   В театре наступает тишина. Глухо ворчит последний раскат грома, и гром аплодисментов срывается отовсюду. Три тысячи ладоней хлопают что есть силы, полторы тысячи глоток орут:
   – Молодец! Здорово!
   О, теперь они уже досмотрят пьесу до конца, сколько бы она ни шла! А ещё много будет сцен, и много произойдет событий: Корделия примчится спасать отца и у него на руках погибнет, и озверевшие её сестры ещё натворят массу отвратительных и гнусных злодеяний, и много людей погибнет, и погибнет король Лир.
   Пьеса кончилась, зритель доволен, зритель шумит и не сразу расходится. Жаль расходиться сразу.
   Да здравствует король Лир! Да здравствует молодой Бербедж, игравший старого Лира! Да здравствует Шекспир, написавший такую замечательную пьесу!..
   ...Впрочем, не так: Шекспира никто не вспоминает. Он стоит за сценой, за занавеской, его никто не видит, но он видит в щёлку их, своих зрителей. Ну, не горе ли писать для такого сброда? Не они ли на масленицу сорвали трагедию и швыряли на сцену гнилые яблоки и прокисшую брюкву до тех пор, пока актёры не переоделись и не сыграли комедию? Легко ли написать пьесу так, чтобы её с волнением смотрел учёный адвокат и безграмотный лудильщик? Нет большего проклятия, чем зависеть от публичных подаяний...
   Но нет и большего счастья, если выпадет такая вот минута, и вся эта пёстрая толпа вдруг станет одним существом, затаившим дыхание. И ради такой редчайшей минуты Вильям Шекспир никогда не бросит своё проклятое ремесло.
   Уж этот зритель! Ему вынесешь на сцену два дерева в кадках, и он верит, что это густой, благоухающий сад, и видит, как Ромео, раздвигая южные заросли, пробирается к балкону своей Джульетты. И театральная стенка для зрителя уже не стенка, но старый итальянский замок, сложенный из тяжёлых каменных плит, и вон на балконе Джульетта в нежно-зелёном платье, ведь всякому понятно, что нежно-зелёный цвет означает юность, чистоту, надежду на счастливую любовь.
   Напрасная надежда: влюблённым не дали стать счастливыми. Они погибли оба, и зрители оплакивали их, глядя на деревянную гробницу, крашенную под мрамор, которую выкатывали на сцену.
   Немного вещей нужно было, чтобы зритель перенёсся в замок, в чащу леса, в тюрьму или на дикий остров посреди океана. Но зато какие это были вещи!
   Картонные сласти, деревянный пирог, клетка, маяк, телёнок, деревянная нога, адская пасть, изрыгающая настоящий огонь, машина для обезглавливания. А также вдоволь было корон – даже корона призрака – и всяческого оружия.
   Но если зритель не претендовал на то, чтобы ему строили замок и обставляли его мебелью, то когда дело доходило до битвы, тут уж он требовал полного правдоподобия. Для битвы в "Ричарде III" запасали три больших пузыря, наполненных красным винным уксусом, похожим на кровь, и с бойни добывали овечьи внутренности, которые разбрасывали по сцене.
   В драмах Шекспира пролито много крови. Такие были времена. Люди любили радости жизни, но ни в грош не ставили человеческую жизнь. Никого не ужасали вопли бродяг, которых пытали страшными пытками в тюремных башнях неподалеку от театра. Сбегались смотреть не только театр, но и травлю медведей, а также казни. Времена были грубые: королева ругалась площадной бранью, за что наказывали служанок. На сцене можно было услышать шутки не только остроумные, но и крайне вульгарные.
   Грубость века, ожесточение сердца вошли в пьесы Шекспира, вы найдете их в Гонерилье и в Регане, жутких выродках – дай им волю, истребят весь род людской своею сатанинской злобой.
   Но Шекспир подарил людям и нежную душу Корделии, а с нею и тонкую поэзию и благородство высокого искусства, и люди, попав под его магическую власть, не могли не становиться лучше.
   Гамлет назвал театр зеркалом, в котором отражаются время и люди, добро и зло. Театр Шекспира был зеркалом не простым, но увеличительным, и, наверное, им можно было бы сжечь неприятельский флот, если навести под луч солнца.
   Герои Шекспира великие люди. Они могли решиться на всё, они бросали вызов самой судьбе. Это могло плохо кончиться и обычно плохо кончалось. Но они чувствовали, что в них проснулись могучие силы, и ничто не могло остановить их. Прошли времена средневековья, когда человек боялся бога, порядка и хозяина.
   Наступали времена людей, которые ничего не боялись. Это были люди эпохи Возрождения.
   Прошло много лет, прежде чем люди спохватились, что Шекспир был гениален и велик. Спохватившись, стали собирать о нём сведения, но было поздно. Всё (или почти всё) было забыто.
   Вильям Шекспир, оставивший человечеству бесценное сокровище, остался таинственным незнакомцем, скрывшимся в тумане веков. Но пьесы его, собранные друзьями Шекспира – актёрами и изданные, остались.
   Вы, наверное, уже встречались с пьесами Шекспира, а если нет, обязательно встретитесь. И когда вы прочтёте и посмотрите в театре его пьесы, в вашей жизни должен наступить самый настоящий праздник. Знайте: это праздник особенный. Он идёт от древнейших времен, от тех самых великих театральных праздников, когда целые народы были охвачены единым горем мистерии и общим весельем карнавала.
   В его трагедиях восстают бурные страсти мистерий, в его комедиях плещется весёлый прибой карнавала.
   Помните, мы говорили, что театр всегда начинался тогда и там, где люди задумывались над смыслом жизни. Когда они не хотели верить, что человек исчезает бесследно, и думали, что с человеком случается то же, что и с зерном, которое погибает, но потом прорастает.

Весенний дождь стучит в окно
В апрельском гуле гроз.
И Джон Ячменное зерно
Сквозь перегной пророс.

   Так пели в Шотландии в старые времена, и так думали простые люди. У Шекспира бурная судьба героев ведёт их к гибели. Но после гибели наступает как бы новое рождение. Лир погиб как король, но возродился как человек. Любовь Ромео и Джульетты была так велика, что жизнь друг без друга теряла смысл, И они погибли, чтобы их любовь жила вечно, ибо пять столетий люди скорбят о них и гордятся ими. Так весной зацветёт любимый розовый куст Джульетты, умерший осенью. Так верили в возврат Диониса древние греки.
   Наверное, ни о ком не написано столько книг, как о Шекспире. Великие учёные изучают его творчество. А в далёкой чешской деревне до сих пор играют драму о злом короле: во времена Шекспира приезжала к чешскому двору английская труппа, сыграла "Ричарда II" и уехала, а в народе пьесу запомнили и до сих пор играют на свой лад.
   Много лет назад один хороший русский писатель ехал на маленьком пароходике по Северной Двине и слышал от матросов рассказ о капитане Рылове, в печальной истории которого узнал судьбу Лира, только здесь историю Лира приспособили к русской жизни, чтобы было понятнее.
   В том бродячем театре, который Шекспир прислал в Эльсинор на помощь Гамлету, можно узнать по некоторым намекам "Глобус", если б он покинул своё помещение и отправился бродить по свету. На самом деле этого не было. "Глобус" актёры не покидали.
   Но так или иначе имя театра оказалось пророческим. Пьесы вышли из "Глобуса" и отправились гулять по земному шару.
   "Мир – театр", – сказал Шекспир. Для его пьес мир и правда стал театром, и нет уголка на белом свете, где бы не играли Шекспира.

   Зрители в истории театра тоже сыграли важную роль. Вот он, прирождённый театрал: он встанет в четыре часа утра, только бы попасть на спектакль. Мы ещё встретимся с ним на спектакле комедии дель арте в Италии и на российской ярмарке перед балаганом Петрушки. И, конечно, он живет сегодня среди нас.

Рисунки И. Галанина.