Приключения в лесах Бразилии

НА ДВЕ ЛАДОНИ ВЛЕВО ОТ СОЛНЦА


   Карта штата Параны

   Подготовка к походу на Марекуинью шла очень энергично, и наконец в первой половине февраля мы достигли берега реки Иваи, в которую впадает Марекуинья. Мы остановились на ранчо, километрах в двадцати от колонии Кандидо де Абреу. Франсиско Гонсалес, наш молодой хозяин, – "кабокло". Так называют здесь бразильцев, живущих в лесах. Вид у него добродушный, хоть и несколько диковатый. Гонсалес принял нас приветливо и уступил половину своего маленького домика.
   Нас пятеро поляков; мой смелый друг, страстный зоолог Антоний Вишневский, проделавший со мной весь долгий путь из Польши; родившийся здесь Томаш Пазио – "польский индеец"; ревностный помощник Вишневского – Михаил Будаш, сын колониста из Кандидо де Абреу и четырнадцатилетний братишка Михаила – Болек Будаш, наш поварёнок.
   Гонсалес живёт почти на самом берегу реки Иваи. Начало своё эта река берёт на возвышенности Парана, которая давно и плотно населена белыми. Но дальше Иваи течёт по местам первобытным, население там немногочисленно, а белых почти совсем нет.
   Колония Кандидо де Абреу – последняя колония белых. Дальше живут немногочисленные "кабокло", а на южном берегу Иваи уже кочуют индейцы племени короадо.
   Широкая, быстрая и почти не исследованная Иваи несёт свои воды через непроходимые безлюдные дебри, которые тянутся на многие сотни километров.

   Современное фото: река Иваи

   ...Вечером я выхожу из дома. Заходящее солнце золотит горы на южном, индейском, берегу реки. Это невысокие горы, скорее даже холмы, но они очень круты и покрыты густой чащей леса. Когда солнце касается края небосклона, горы кажутся фиолетовыми, а их вершины пылают ярким светом. Чарующая картина!.. Кажется, светятся сами леса и приветствуют нас дружески.
   В такие минуты легко забыть обо всех мрачных трагедиях, происходивших в глубине этих лесов. А ведь всего два года назад тут, в лесах, у водопада Рио де Оро, произошло загадочное убийство – был застрелен немец Дегер... И именно тут, на берегу Иваи, незадолго до этого белые колонисты устроили зверскую резню индейцев.
   Ко мне подходит Томаш Пазио. Он в хорошем настроении и весело спрашивает меня:
   – Знаете, где Марекуинья впадает в Иваи?
   Пазио протягивает руку, указывая на запад:
   – Вон там, в той стороне. На ширину одной ладони от солнца. Значит, каких-нибудь пять километров отсюда.
   – О, так близко?

   Фидлер поймал этого броненосца на одном из островков Иваи. Броненосец весь покрыт защитным роговым панцирем. На ногах у него когти, он роет ими землю. За 3 мин. в самом твёрдом грунте он вырывает нору длинее своего тела.

   Пазио две недели назад встретил Моноиса, капитоно короадов, живущих на Марекуинье, и заключил с ним сделку. Узнав о том, что мне хочется поохотиться на Марекуинье, Моноис пригласил нас в своё тольдо – охотничье стойбище – и предложил помощь. Пазио договорился с ним, что вся дичь, подстреленная на охоте, будет разделена между нами и короедами.
   Кроме индейцев, в охоте должны были принять участие четверо самых ловких в окрестностях охотников-бразильцев. У них превосходно натасканные по крупному зверю собаки.
   – А где лагерь короадов? – спрашиваю я Пазио. Он протягивает обе руки к юго-западу.
   – Кажется, не ошибаюсь. Две ладони влево от солнца... Там, за самой большой горой.
   – А далеко отсюда до лагеря?
   – Километров двадцать... или тридцать, или... Пазио был в лагере индейцев несколько раз, но точно определить расстояние не может, так как шёл туда по извилистой тропинке вдоль берега Марекуиньи. Смеясь, я успокаиваю его:
   – Не будем говорить о километрах, Пазио, так или иначе мы будем там! А самое главное, что небо в той стороне ясное. Это ведь обещает хорошую погоду, правда?
   – Да! – поспешно соглашается Пазио. – Это хороший знак для нашей экспедиции...

ЖАРАРАКА И НЬЯ ПИНДА


   Жарарака

   Леса на Марекуинье кишат ядовитыми змеями, особенно много здесь жарарак. Не было дня, чтобы мы не встречали двух, а то и трёх этих гадин. Жарараки охотятся ночью, а днём спят в зарослях, но если погода хорошая, то они любят на часок – другой выползти на тропинку и тут полежать, греясь под тёплыми лучами солнца. Мы, европейцы, защищаемся от змей высокими, до колен шнурованными ботинками; индейцы же ходят босиком, правда, обострённым чутьём лесных жителей они всегда вовремя замечают опасность. Я знаю много случаев, когда европейцы погибали от укусов змей, но я никогда не слышал, чтобы погиб индеец, укушенный змеёй.
   Другой бич здешних мест – это нья пинда, кустарниковое растение, достигающее порой трёх – четырёх метров высоты и встречающееся тут повсюду. Оно всё усыпано крючковатыми острыми колючками. Этими колючками растение захватывает неосторожного путника и держит, точно в когтях. Если человек пытается вырваться из ловушки, нья пинда хватает его другими ветками и впивается ещё сотнями новых колючек, которые раздирают и одежду и тело. Вырваться из этих страшных объятий без посторонней помощи невозможно! Здешние колонисты говорят о нья пинде, как о живом и злобном хищнике. А Пазио уверял меня, что бывали случаи, когда молодые олени, спасаясь от преследования, застревали в зарослях нья пинды и становились лёгкой добычей охотников.
   Однажды, бродя с ружьём неподалёку от тольдо короадов, я неожиданно заметил свернувшуюся в клубок огромную змею. Ещё шаг – и я наступил бы на неё. Я отскочил от гадины, но удрать не смог: попал в объятия нья пинды! Колючки впились в меня. Я почувствовал острую боль...
   ...А жарарака уже очнулась от сна. Она подняла голову и вперила в меня свои маленькие пронзительные глазки. В таком положении она замерла, точно превратилась в камень. Картина зловещего напряжения перед нападением на врага!.. Только неустанно и быстро трепещет её язык – свидетельство того, что змея раздражена.
   Эта ядовитая жарарака очень большого размера. Ее тело не тоньше, чем рука крупного мужчины, а длиной она около двух метров. Голова поднимается выше моего колена, и змея легко может достать до бедра, не защищенного ботинками. Вспоминаю, что в лагере есть вакцина... но против укусов жарарахи она действует далеко не всегда...
   Моё ружьё висит за спиной, на левом плече, и запуталось в предательских ветках нья пинды. Не спуская глаз с жарараки, я осторожно тянусь правой рукой к поясу, чтобы расстегнуть кобуру браунинга. Но даже это тихое и медленное движение нарушает равновесие куста: новые колючки впиваются в моё тело.
   Жарарака сразу же поднимает голову ещё выше, готовясь к нападению. Мурашки пробегают по моей спине... Секунды кажутся часами. Я боюсь даже моргнуть и всё пристальнее гляжу на страшного гада. Моя одеревенелость, кажется, успокаивает змею: она постепенно опускает голову, потом кладёт её на свои кольца, но всё же упорно пронизывает меня взглядом. Я чувствую некоторое облегчение: по рассказам индейцев я знаю, что жарарака перед нападением всегда высоко поднимает голову.
   У гадины большая голова, может быть, чуть меньше, чем у молодого барашка. Очертания её, как и у других ядовитых змей, напоминают сердце: под глазами, где находятся ядовитые железы, голова шире. Цвет головы и всего тела отливает сероватой бронзой, по всей спине до самого хвоста выступают тёмные треугольники. Этот рисунок и бронзовая окраска не лишены своеобразной красоты, но человека от этой "красоты" пронимает дрожь страха и отвращения.

   Индейцы-короады бьют рыбу из луков, подстерегая её на мелких местах.

   Дотянуться до ружья невозможно, поэтому все усилия я сосредоточиваю на браунинге. Он лежит в кобуре у пояса справа, почти за спиной. Я медленно отвожу руку назад. В руку впиваются новые колючки, но куст пока не шевелится. Чувствую, что пальцы становятся липкими: из ран сочится кровь...
   Змея не спускает с меня глаз. Но вот рука уже дотянулась до кобуры. Осторожно я расстёгиваю её  и крепко сжимаю рукоятку пистолета. Так же медленно вытаскиваю его и сразу опускаю предохранитель.
   Медленно, очень медленно, буквально по сантиметру, вытягиваю пистолет вперёд. Едва поднимаю его до уровня глаза, как проклятое растение снова колышется. Жарарака мгновенно вскидывает голову...
   Но браунинг уже над кустом. Ещё несколько сантиметров – и цель будет на мушке...
   И тут... молниеносный бросок змеи! Зубы жарараки впиваются в пистолет всего на дюйм от моей руки. И так же молниеносно голова откидывается назад... Я стреляю, но на какую-то долю секунды опаздываю... Промазал!..
   Новый бросок жарараки... Пуля настигает ее в воздухе и пробивает голову... Третья пуля попадает в шею, четвёртая – опять  в голову.
   Больше я не стрелял: колючки сдирали с меня кожу, рвали мои руки... Жарарака судорожно извивалась в бессильной ярости. Она была ещё жива и пронизывала меня горящими зелёными глазками, разевая страшную пасть... Змея быстро теряла силы и извивалась всё медленней.
   Только теперь я почувствовал, какое напряжение пережил. У меня подгибались колени, руки бессильно опускались вниз. Ещё минута, и я, кажется, повис бы на ветках проклятой нья пинды, изодранный в клочья...
   Однако мои выстрелы услышали товарищи, до меня донеслись их громкие, возбуждённые голоса. Они были поражены, найдя меня в ловушке нья пинды, в соседстве с мёртвой жараракой.
   – О! Чудесный образец для музея – восторженно оценил змею Вишневский,– Такого экземпляра у нас ещё не было!
   – Идите вы с вашими образцами! – уже не сердито ворчал я, едва выдавливая слова. – Проклятая нья пинда!

ДВЕ СТРЕЛЫ ИЗ ЛУКА


   Ещё одно животное Южной Америки – это муравьед, он снят здесь со своим детёнышем. Муравьед питается муравьями. У него нет зубов, зато на ногах у него длинные крепкие когти, которыми он разрывает муравейники и термитники, и своим длинным, покрытым липкой слюной языком слизывает насекомых.

   ...Я устроился спать около индейской хижины под защитой высокой изгороди. Тщательно укрылся полотнищем палатки: оно защищает и от комаров и от сырости. Ридом с собой положил ружьё, револьвер, электрический фонарик и фотоаппарат. Луна высоко поднялась, и вокруг стало довольно светло. Заснул я быстро, но вдруг услышал какой-то подозрительный шорох... Сон сразу исчез. Я открыл глаза и прислушался, не делая ни одного движения. Нет, ничего... Постепенно я впал в дремоту, но тотчас снова проснулся. При свете луны я увидел над своей головой странный предмет – из стены хижины торчала длинная и тонкая палка. Сознание подсказало, что вечером её не было, ложась, я не мог бы её не заметить. Осторожно протянул руку... Стрела! Она так глубоко впилась в доску, что лёжа я вытащить её был не в силах.
   И снова глухой стук... В доску вонзается вторая стрела! К счастью, я защищен изгородью. По углу падения стрелы определяю, что таинственный стрелок находится прямо против хижины. Не высовываясь над изгородью, я посылаю туда электрическим фонариком яркий сноп света. Никого! Вижу только заросли высокой травы и кустов... А может быть, послать туда хороший заряд дроби?! Но я сразу же отбрасываю эту мысль: это может привести к резкому ухудшению моих отношений с индейцами. И я громко кричу, так, что мой голос устрашающим эхом раскатывается по лесу:
   – Ге-гей!
   Никакого ответа!.. Своим криком я разбудил Леокадио, индейца, который спал в хижине. Он раздул огонь и распахнул дверь. Я схватил оружие, вещи и перебрался в хижину.
   Мы тщательно закрыли выход и легли...

   У тукана клюв хищника. Края его зазубрены, как пила, он ест рыбу, яйца и птенцов маленьких птиц.

Час шёл за часом, луна переместилась на другую половину неба, новых происшествий не было... К утру я уснул. Разбудило меня бормотанье Леокадио и весёлый треск костра.
   Стряхнув остатки сна, я для проверки, которая уже казалась мне совершенно излишней, заглянул в барабан револьвера, и... мне стало нехорошо. Ни одного патрона! Но ведь они были вчера! Пазио при мне заряжал барабан... К счастью, в кармане ещё осталось с десяток резервных патронов.
   Я вышел во двор – стрелы по-прежнему торчали в стене.
   ...Как я узнал много позднее, стрелял один из индейцев-короадо, и он же вынул тайком патроны из моего револьвера. Я действительно был на волосок от смерти. Причина недоброжелательности этого индейца, да и всех индейцев, недоверчиво встретивших нас, была в том, что директор по опеке над индейцами Априсита Ферейра нарочно пустил слух, будто мы землемеры и едем отбирать землю, занимаемую короадами. Ферейре хотелось, чтобы нас убили. Он боялся, что мы пойдем к водопаду на Рио де Оро. Ферейра гнался сразу за двумя зайцами: хотел устранить нас и припугнуть нашей гибелью всех, кто отважился бы пойти в сторону водопада, который он почему-то ревностно оберегал.
   Слуха, пущенного Ферейрой, было достаточно, чтобы индейцы, и без того угнетённые, решили умертвить нас всех, сначала меня, "Большого сеньора", а потом и остальных участников нашей экспедиции.
   Позднее, когда я ближе сошёлся с короадами, тайна водопада, оберегаемого Ферейрой, раскрылась для меня.

РИО ДЕ ОРО

   До полудня лип дождь, но к вечеру небо прояснилось. К нам зашёл родственник вождя короадов, справедливый Тибурцио, и таинственно сказал, что утром отведёт нас в одно интересное место.
   – На охоту?
   – По дороге можно поохотиться, но ты увидишь и другие вещи.
   – Это далеко?
   – Если выйдем утром, то в тольдо вернёмся к вечеру.
   Тибурцио явно не хотелось говорить ничего заранее, и я перестал его расспрашивать, а на прогулку согласился. Вышли мы очень рано, едва только взошло солнце. Но всё же я заглянул в хижину Моноиса, посмотрел еще раз на его сынишку, которого лечил. Диего не спал и чувствовал себя уже совсем неплохо, так что я мог быть спокоен.

   Друг Фидлера и его спутник на охоте индейский мальчик Диего, сын вождя короадов.

   ...Мы идём втроём: Тибурцио, Пазио и я. Длинным ножом "факоне" Тибурцио прорубает путь в густых зарослях. Дорога очень трудная. Чащоба, горы...
   – Куда ты ведёшь нас, Тибурцио? – прерывает долгое молчание Пазио.
   – На Рио де Оро! – торжественно отвечает индеец.
   От изумления Пазио невольно издаёт протяжный свист и даже приостанавливается. Я спрашиваю, в чём дело. Пазио рассказывает мне про Золотую реку, о которой в этой части Параны ходит масса рассказов.
   Говорят, что первыми белыми, которые захватили у индейцев эту реку, были испанские монахи-иезуиты.   Это  произошло  несколько веков тому назад.
   Тогда Рио де Оро была одной из самых золотоносных рек Америки. Иезуиты сказочно богатели и совсем истощили запас золота в реке.
   Рио де Оро – название испанское, видимо, оно дано иезуитами и сохранилось до сих пор, хотя в бразильском штате Парана официальный язык – португальский.
   Примерно в половине второго мы слышим шум водопада.

   Современное фото: водопад Рио де Оро

   – Рио де Оро! – тихо говорит Тибурцио.
   Мы выходим на берег и садимся отдохнуть. Река неширока, с песчаным руслом. Только там, где ревёт водопад, обнажились скалы, огромные камни лежат внизу.
   – Есть ли ещё золото в этой реке? – спрашиваю я.
   – Очень мало, – отвечает Тибурцио. – Наши мальчишки иногда приходят сюда, бывает, и найдут какую-то крупинку. Для заработка здесь искать нечего...
   Пазио всматривается во что-то на берегу.
   – Что это? Крест?
   – Крест, – подтверждает Тибурцио. – Тут застрелили Дегера, и тут же через несколько дней мы похоронили его.
   – Кто застрелил?
   – Его приятели и сообщники.
   – Мне совсем непонятно это,– говорю я Пазио.– Странное происшествие...
   Тибурцио разъясняет:
   – Тут есть такая шайка бразильцев, в неё входил и Дегер. Они знают этот водопад и знают, что в нём таится... У них были планы – и сейчас есть – быстро разбогатеть. Дегер хотел надуть свою шайку и разбогатеть за их спиной. Они как-то пронюхали про его замысел, устроили ловушку и убили его.
   – В эту шайку входит директор управления по опеке над индейцами Априсита Ферейра? – спрашивает Пазио.
   – Конечно!
   Я с ненавистью вспоминаю этого циничного негодяя. Человек, поставленный бразильским законом управлять индейскими племенами, так погряз в мошенничествах и преступлениях, что даже не старается их скрыть.
   После короткого молчания Пазио обращается к Тибурцио:
   – Я всё же не понимаю одной вещи: о каком богатстве ты говоришь? Если в реке нет золота, то что ты имеешь в виду?

   Аркадий Филер и его спутники застрелили анаконду – самую большую из американских змей. Анаконда – водяной удав. Большую часть жизни эта змея проводит в реке.


   – Смотри внимательней!
   Пазио пожимает плечами, я тоже. Водопад как водопад... Река наткнулась здесь на скалы, и вода почти отвесно падает с высоты, образуя внизу огромный котёл, где пенятся водовороты.
   – Видите вы это небольшое озерко под водопадом?– спрашивает Тибурцио. – Оно небольшое, но очень глубокое. С давних времён река несёт сюда не только песок, ко и крупинки золота, которые падают в глубокий котёл. Они слишком тяжелы, чтобы вода могла выплеснуть и унести их оттуда... На дне этого озерка скопилось много, очень много золота!
   Да, ход мыслей индейца не лишён логики. Природа создала под водопадом нечто вроде большого каменного мешка, в который беспрестанно сыплется золотой песок. До него никто не добирался. Природа создала здесь почти непреодолимую преграду; глубокий котёл, охраняемый грозным каскадом воды, который может перемолоть в порошок любого смельчака, если он отважится подступиться к золоту.
   – И это сокровище манит Ферейру и его шайку? – спрашивает Пазио.
   – Да! – мрачно отвечает Тибурцио. – Они хотят осушить озерко, но не знают, как это сделать. В двух часах пути отсюда есть место, где можно направить реку в другое русло. Но нужно много работать, нужны люди и деньги. Поэтому бразильцы медлят...
   – А почему же ты открыл тайну нам? Мы ведь чужие!
   – Мы бы хотели, чтобы сеньор взял это золото. Тогда часть золота получат и короады.
   – Добрый человек, Тибурцио! – вздрагивает Пазио.– Как ты представляешь себе это? Они убили своего Дегера, как сможет чужестранец унести сокровище у них из-под носа?
   – Индейцы защитят сеньора!
   – А! – гневно восклицает Пазио. – Индейцы не в состоянии защитить самих себя... Ты об этом знаешь лучше меня, Тибурцио!
   Наступает долгое молчание.
   Тибурцио думает, что золото привлекательно для меня, и я даже не пытаюсь убеждать его в том, что никогда золото не действовало на моё воображение. Я много читал и о Калифорнии и о Клондайке, но уродливая "романтика" золотой лихорадки была мне чужда. Видимо, тут всё дело в том, что во мне очень крепко сидит бродяга-путешественник, а главное, исследователь природы. И легендарный водопад Рио де Оро был для меня гораздо интереснее как своеобразное творение природы, но не как кладовая золота. Близость несметного богатства, которое он таил в себе, не взволновала меня. Зато сильно обеспокоило меня другое: судьба индейцев, живущих на Марекуинье. Как только разнесётся весть о золоте, а в том, что она скоро разнесётся, я не сомневался, на бедных индейцев навалится вся нечисть, все авантюристы больших городов, и тогда снова будет резня... Весть о золоте может вызвать истребление всех здешних индейцев.
   – Лучше всего было бы,  – прерываю я молчание, – обрушить динамитом эти скалы и засыпать золото, похоронить навеки.
   – Мы давно думали об этом. Но у нас нет возможности, сеньор, – грустно говорит Тибурцио...

ЗМЕЯ ГИПНОТИЗИРУЕТ ПТИЦУ
 
   В часы, свободные от охоты и от работы над коллекциями, особенно вечером, у веселого огонька костра, мы подолгу говорили о могучей природе, окружающей нас, о том, что мы узнали о ней. Со времени моего памятного приключения с жараракой мы особенно часто говорили о змеях.
   Мир пресмыкающихся не только опасен, он необычайно интересен и очень мало исследован. Вот хотя бы взять такой вопрос: действительно ли змеи могут гипнотизировать свою жертву? Некоторые наблюдатели природы утверждают это и ссылаются на многочисленные случаи, но мы с Вишневским всё же сомневались в этом.
   Как-то однажды мы бродили с ним в окрестностях тольдо и уже собирались повернуть домой, но вдруг Вишневский, шагавший впереди меня, так как тропа была слишком узкой, чтобы мы могли идти рядом, предостерегающе поднял руку и сделал мне знак соблюдать полную тишину. Он зорко всматривался в заросли. Я тоже напряг зрение. И через минуту понял, что остановило Вишневского: в нескольких шагах от нас, на низком кусте, сидела небольшая птичка, а почти рядом с нею, на другом кусте, – неядовитая змея – кобра верде. Змея повернула в сторону птички голову и, как нам казалось, пронизывала её взглядом зелёных фосфоресцирующих глаз. А птичка, явно загипнотизированная змеёй, не улетала, она сидела сантиметрах в двадцати пяти от головы змеи и смотрела на неё, конвульсивно трепеща крылышками.
   Змея и птичка так загляделись друг на друга, что мы, не замеченные ими, подошли ещё на несколько шагов. Змея медленно скользнула по кусту, потом опять замерла. Когда кобра передвинулась, птичка тоже перепорхнула с ветки на ветку, держась всё время прямо против головы кобры и точно соблюдая расстояние – четверть метра, словно она была прикована к змее невидимой цепью или какой-то магнетической силой. Глазки свои птичка не отрывала от змеи ни на секунду...
   Мы долго наблюдали эту картину, но, к сожалению, у нас не было времени, чтобы дождаться развязки, и мы решили убить кобру. У Вишневского ружьё было заряжено мелкой дробью, он выстрелил; смертельно раненная змея бессильно упала с куста на землю.
   При звуке выстрела птичка в ужасе взвилась в воздух, с минуту покружилась над нами, потом села на куст неподалёку и стала пристально смотреть на своего врага, извивающегося в предсмертных муках. На нас она совсем не обращала внимания. Когда кобра издохла, птичка, радостно трепеща крылышками, весело свистнула, ей ответил приглушённый писк в ближайших зарослях травы. Мы заглянули туда: гнездо с птенцами. Теперь нам все было ясно!
   То, что казалось ещё несколько минут тому назад демоническим могуществом кобры, гипнозом, магнетизмом, было силой более высокой и могучей – материнской любовью. Кобра охотилась за птенцами, а птица-мать стала на их защиту и отвлекла грозного врага на себя. Это птичка гипнотизировала грабителя, если так можно назвать её героические усилия. И не без успеха: она увела змею от своих птенцов.
   Мы оба были взволнованы до глубины души и героизмом птички и тем, что поняли наконец, почему могло появиться убеждение в таинственной силе змеи. Увидев подобный поединок, так легко было приписать змеям способность удерживать и притягивать жертву, особенно, если птица-мать сама погибала...
   – Кто знает... – говорит Вишневский, и глаза его горят восторгом, – кто знает, может быть, то, что мы пережили сейчас, – это и есть самое интересное приключение в нашем путешествии по бразильским лесам?