Огненный дождь на Киву (об извержении вулкана Вовоквабити)


(Главы из книги "Африка грёз и действительности")

Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд



   Озеро Киву на карте

   На языке племени банту, жи­вущего в Восточном Конго, сло­во "Киву" означает "озеро". Следовательно, когда вы читае­те на картах Африки рядом с голубым пятнышком надпись "озеро Киву", то это, собственно говоря, означает "озеро Озеро". И все же озеро Киву, не­сомненно, – самое прекрасное из африканских озер, уже хотя бы потому, что в нём нет ни одного крокодила, а все прочие озера Центральной Африки ими кишмя кишат.
   Расположенное на высоте 1400 метров над уровнем моря, оно окружено чудесными лесами, кофейными и чайными плантациями, покрывавшими крутые склоны гор; северо-восточные берега его покрыты лавой. Куда ни посмотришь, везде лава: и среди непроходимых лесных зарослей и в дорожном щебне. Когда спускаешься к озеру возле Нгомы, Кисеньи или Саке, то ноги скользят по вулканической лаве, поросшей водорослями.
   Это озеро было когда-то одним из истоков Белого Нила. Сейчас озеро Киву закрыто, потому что лавовые потоки прервали водную систему.

   Современная фотография озера Киву

   Если посмотреть на подробную геологическую карту этой области, то прежде всего бросается в глаза несколько рядов вулканов. Потухшие вулканы Мухавура, Магинга и Сабиньо поднимаются до заоблачных высот, выше вулкана Микено, и достигают четырёх с половиной километров над уровнем моря. Между Нирагонго, вершина которого каждую ночь озаряется таинственным красным светом и окружена венцом дыма и сернистых паров, и берегами Киву можно насчитать еще 20 вулканов, вытянутых в необычайно прямую цепь. К северо-западу от Нирагонго возвышается вулкан Ньямлагира, извержение которого десять лет назад приковало к себе внимание всего мира.
   Окрестности озера Киву являются одним из немногих мест на земном шаре, где у человека иногда бывает возможность получить представление о том, как должна была выглядеть наша планета в эпоху бурных геологических преобразований. Только за последние десятилетия в этом районе было отмечено пять случаев бурной вулканической деятельности.

   На этой карте вы видите направление потоков лавы при извержении нового вулкана Вовоквабити, а также при извержении других вулканов в 1904, 1912 и 1938 годах.

   Мы включили в программу своего путешествия двухнедельное пребывание на побережье спокойного озера Киву, чтобы обработать там собранные материалы для репортажей и закончить другие неотложные дела. Когда в последний день февраля мы прибыли в лагерь Руинди, расположенный в двухстах километрах от Киву, мы увидели на ночном небе розовый сноп света, как будто летней ночью на горизонте, предвещая грозу, играли зарницы.
   На местном языке Ньямлагира означает "Кипящий котёл", но вулкан Нирагонго скорее заслуживает это название.
   До глубокой ночи мы наблюдали высокий столб агатового дыма, поднимавшегося над Нирагонго. Крутые склоны вулкана – две тысячи метров высотою – были скрыты ночной темнотой, и только раскалённый венец, висевший над столбом дыма, освещал окрестности своим сиянием.
   На другой день пылающая диадема Нирагонго неожиданно погасла. Дым исчез, остался лишь слабый розовый отблеск. Жители Кисеньи и Нгомы, привыкшие постоянно видеть пламя над вулканом, не находили объяснения этой странной перемене. Объяснение было получено следующей ночью, со 2 на 3 марта.
   Вся северо-западная сторона неба вдруг загорелась красным светом. Выбежавшие из домов люди со страхом наблюдали это невиданное зрелище. Венец Нирагонго исчез в потоке света, залившего горы и леса. Из недр земли почти непрерывно слышался глухой шум.

   На северо-западе в ночной тьме гигантским факелом пылал первобытный лес.

   Вечером 4 марта красное сияние залило весь небосклон. Мы поднялись на вершину вулканического холма Нгома у озера Киву, и перед нами открылось потрясающее зрелище. На северо-западе в ночной тьме гигантским факелом пылал первобытный лес. Примерно в двадцати километрах от нас, за силуэтом небольшого холма, из земли через неравные промежутки времени взлетали гейзеры раскалённой лавы. Огромное облако дыма поднималось над кратером и сливалось с залитыми красным светом тучами, проносившимися над горящим лесом. Когда ветер менял свое направление и разгонял на мгновение дым, в бинокль можно было рассмотреть поток лавы, разливавшийся из кратера и поглощавший на своём пути всю растительность.
   Вечером следующего дня мы тревожно дремали в домике на берегу озера. Вдруг в одиннадцатом часу тяжёлые громовые удары разбудили нас; они раздавались откуда-то из-под земли. Вокруг все задрожало. Землетрясение! Оно нарастало с каждой секундой.
   Мы уже собирались покинуть шаткий домик, пока он не развалился у нас над головой, как вдруг подземные толчки прекратились. Только от озера ещё долго долетал к нам шум разбушевавшихся волн. А потом над всем краем разлилась глухая тишина.
   После полуночи мы снова проснулись. Оконные рамы домика с выбитыми стёклами дрожали от сильных сотрясений воздуха. С северо-запада доносился невообразимый грохот, напоминавший удары грома во время сильной летней грозы, перемежавшиеся с пальбой зенитных батарей и сопровождавшиеся раскатистым громыханием глубоко под землей. Половина неба пылала красным пламенем.
  Мы взбежали на холмик, стоявший над озером, и перед нами разыгралась такая же сцена, как прошлой ночью, но только чудовищных масштабов. Лесные пожары образовали непрерывную цепь огней, высоко взлетавших в ночную тьму. Там, где вчера ещё была равнина, покрытая девственным лесом, среди огней чётко вырисовывался конус вновь образовавшегося вулкана. Через каждые десять-двенадцать секунд вулкан извергал могучие гейзеры лавы, и после каждой красной вспышки раздавался грохот, напоминавший залп тысяч полевых орудий. В бинокль можно было ясно видеть огромные массы лавы, взлетавшие на стометровую высоту и медленно опускавшиеся на землю ярко-красными ракетами бенгальских огней...
   Старожилы Кисеньи и Нгомы единодушно утверждали, что такого зрелища им еще никогда не случалось видеть. Извержение, происходившее десять лет назад, не могло идти в сравнение с тем, которое мы наблюдали. Мы немедленно по телеграфу затребовали из Найроби новый запас цветной плёнки с доставкой авиапочтой, так как свои скромные запасы мы израсходовали на съёмки зверей.

Первобытный лес в огне



   Складчатые нагромождения застывающей лавы вздымались на несколько метров в высоту.

   Каждую ночь мы поднимаемся на вершину горы Нгома, чтобы наблюдать за рождением вулкана и все снова и снова убеждаться в том, что это не фантастический сон. Каждый день мы видим мощные столбы дыма и пепла, взлетающие с земли куда-то в стратосферу, определяем высоту нового вулкана и составляем планы будущих съёмок. Составляем со связанными руками, потому что до сих пор ещё не получили ни кусочка плёнки. Дни бегут, а наши камеры простаивают. Мы не можем сосредоточиться над начатыми страницами репортажей; пишущие машинки поминутно замолкают. Да и можно ли работать, когда за спиной беснуется стихия, когда в нескольких километрах отсюда Земля приоткрывает краешек древнего своего лика, когда у тебя руки, и ноги, и мысли скованы бессильным ожиданием? Ведь нельзя же допустить, чтобы мы одни остались свидетелями этого поразительного зрелища! Мы обязательно должны запечатлеть его на чувствительной киноленте и привезти её за океан, домой!
   Буйствующий вулкан влечёт нас к себе, притягивает как магнит. Мы непременно должны подойти к нему поближе, хоть на один миг. Во всяком случае, надо подготовить путешествие с караваном (сафари), изучить местность и подобрать себе помощников.
   7 марта тёмной ночью мы едем по дороге, ведущей к северо-западу, в Саке и дальше по западному берегу озера Киву в Костерманвиль. Луна на ущербе появится только после полуночи. Силуэты лесных великанов чёрной тушью вычерчены на фоне огненного неба. Красный отблеск пылающего первобытного леса и извергающего пламя вулкана только подчёркивает бездонную черноту ночи. Сегодня нам надо разыскать плантаторов и фермеров, живущих в уединенных фермах на побережье озера, побывать у всех, кто может рассказать подробнее о ближайших окрестностях вулкана. Говорят, что каждый вечер народ собирается на вершине холма, который в Нгоме заслоняет нам вид на вулкан.
   Нам нужно разузнать, нет ли в первобытном лесу или в саванне какой-нибудь тропки, по которой можно было бы подобраться поближе к месту извержения!
   Мы приближаемся к пылающему лесу. Уже слышен гул пожара, треск горящих ветвей и падающих стволов. Едкий дым окутывает дорогу и закрывает от нас окружающее.

   Поток лавы пересек шоссе из Нгомы в Саке, и мы оставляем машину.

   Что там такое?
   Машины. Остановись!
   Несколько легковых автомобилей и лёгких грузовичков, которыми пользуются в Африке сельские хозяева, стоят на шоссе в ряд, друг за другом. Вокруг них суетится кучка людей. Они взволнованно жестикулируют и ловят ртом воздух. К нам доносятся обрывки взволнованных речей.
   – Вы с ума сошли! Ведь мы не сумеем вернуться обратно!
   – Но ведь лава течёт медленно. Через полчаса мы вернёмся.
   – Делайте, что хотите, а я не поеду. Ведь это же самоубийство!
   Почему здесь говорят о лаве? Ведь до вулкана ещё несколько километров.
   Когда мы вышли из "Татры", то сразу поняли, в чем дело. В нескольких десятках метров от дороги катится медленно, но неудержимо широкий поток лавы. От него пламя перелетает всё дальше и дальше растекается по лесу.    Было бы безумием продолжать путь: лесной пожар может преградить дорогу и через полчаса и через минуту. А через час дорогу наверняка зальёт поток расплавленного камня. Через дорогу валит туча жёлтого дыма. Если она шире ста метров, то люди, приехавшие на машинах, могут задохнуться. Оставляем машину и поднимаемся на вершину холма, слева у дороги.
   В пяти, а может быть, в десяти километрах от нас по склонам вулкана непрерывно стекает поток пылающей лавы и ползёт от подножия по равнине почти до самой дороги, где мы стоим. А с обеих сторон потока – пылающий лес. Невооруженным глазом мы следим за падающими каменными глыбами, светящимися в темноте. Они покрывают южный склон вновь рождающегося вулкана.
   Вдруг кто-то тронул нас за плечи.
   – Простите, господа, я помешаю вам. Моя фамилия де Мунк. Вы – чехословацкие журналисты, приехавшие из Нгомы?
   – Да, Ганзелка...
   – Зикмунд.
   Симпатичный молодой бельгиец пожимает нам руки.
   – У меня здесь на берегу озера маленькая ферма. Называется Бугено. Вам, может быть, покажется смешно, но мне хочется подобраться поближе к самому вулкану. Никто здесь и слышать об этом не хочет, а вы, как журналисты, возможно…
   – Конечно, мы как раз готовим сафари. Нам хочется заснять документальный фильм, но мы не знаем местности.
   – Так пойдёмте вместе. Я знаю здесь каждую тропинку. Я достану носильщиков. И жена пошла бы с нами, она привыкла к длительным походам по первобытному лесу. Подождите, я ее позову. Алиэтта, Алиэтта!..
   Через час наш план готов. Молодые супруги будут ждать нас в Бугено, пока прибудет плёнка. Через час после нашего прибытия в Бугено мы сможем выступить в поход.
   На следующий день в Нгоме было опубликовано краткое официальное извещение о закрытии движения по западному берегу озера Киву по направлению к Костерманвилю. Могучий поток лавы шириной в несколько сот метров перекатился через дорогу недалеко от тоге места, где мы стояли прошлым вечером. Деревни Нгома и Кисеньи были отрезаны. С югом их связывала теперь только заброшенная горная дорога, которой можно пользоваться только в сухое время года.

Автомобиль в пылающей западне

   Дни летели с быстротой лавины. Каждый вечер, окончив работу, мы поднимались на вершину Нгомы и наблюдали за деятельностью вулкана. К концу недели извержение как будто стало затихать. В субботу, 13 марта, вулкан почти совсем успокоился. В воскресенье вечером он уже не извергал лавы. Только розовые облака дыма и пара временами поднимались из кратера, сотрясая воздух. Края кратера утратили свое характерное красное окаймление, вулкан перестал расти. Лишь далеко на юго-западе всё ещё горел лес, и над землей нависали неподвижные огромные тучи дыма.
   Но в среду, во второй половине дня, снова раздались сильные взрывы. С наступлением темноты за вершинами Нгомы появилось красное зарево. Мы обошли вокруг залива у пристани и, завернув за последнюю скалу, остановились, поражённые неожиданно открывшимся чудесным видом как бы из другого, фантастического мира. Огромная дождевая туча нависла над всем краем. Слева она опиралась на столб воды, гигантским водопадом низвергавшейся с неба, справа её поддерживал могучий сталагмит раскаленного гейзера, который опять с силой вырывался из земли. Снизу дождевая завеса была как бы залита кровью.
   На горизонте мерцали затухающие огни лесных пожаров. Огонь, бушевавший непрерывно в течение четырнадцати дней, поглотил всю растительность на огромной площади. Даже дожди, лившие несколько дней, не смогли полностью потушить пожары.
   Откладывать далее сафари к вулкану было невозможно.
   Мы сходили ещё раз на почту в Нгому и в Кисеньи, но нигде не было даже намёка на цветную пленку. Тогда мы решили, не тратя больше времени, завтра же отправиться к вулкану. Супруги Де Мунк в Бугено, наверно, нас заждались...    Последние приготовления. Укладываем в "Татру" свою походную канцелярию.
   Только в Иоганнесбурге, почти два месяца спустя, мы вместе с другой корреспонденцией получили письмо нашего кенийского приятеля, альпиниста и радиолюбителя Робсона. Приложенная к письму подлинная накладная авиационной компании, испещренная почтовыми штемпелями, всё нам объяснила. На почте в Найроби исковеркали не только наши фамилии, но и обратный адрес. Пять катушек цветной пленки "кодахром", которые мы ждали с таким отчаянным нетерпением, побывали на нескольких аэродромах Бельгийского Конго и даже Танганьики и возвратились за ненахождением адресата. На одном из штампов стояли название Кисеньи и дата, свидетельствовавшая, что посылка прибыла четырьмя днями позднее нашего отъезда оттуда…
   Утром 18 марта мы выехали прибрежной дорогой в Бугено. Там нас ждал еще один чрезвычайно полезный спутник, молодой бельгийский вулканолог и геолог Тазев, которому брюссельское правительство поручило вести систематические наблюдения за вулканом и и проводить научные исследования. В нескольких километрах от Бугено путь был закрыт на огромном пространстве дымящейся массой. Складчатые нагромождения застывающей лавы, сдавленные гигантской силой, вздымались в высоту на много метров. Обгорелые пни окаймляли пожарище, а над лавой висел тяжелый запах серы и чада. Мы попробовали ступить на край затвердевшей лавы, но вынуждены были после нескольких шагов возвратиться, потому что она была еще слишком горяча.
   Далеко вправо протянулся широкий поток лавы с уже затвердевшей поверхностью. Но под тонким верхним слоем раскалённая масса всё ещё медленно, но неудержимо катилась к озеру. Это был второй поток шириной в километр, стекавший к берегам озера. Он примчался так неожиданно, что застал врасплох Тазева, наблюдавшего с дороги за первым потоком. Тазев остановил машину у первого потока и остался там с группой помощников. Во время работы он заметил, что новый поток лавы, который, когда он приехал, находился справа от него, пришел в движение, и сейчас его головная часть находилась в нескольких сотнях метров от дороги.
   Тазев со своими помощниками пробрался до самого потока, чтобы получить подробные данные о составе, температуре и количестве лавы. Неожиданно скорость течения лавы увеличилась, и экспедиции пришлось отступить. Всё быстрей и быстрей текла лава и, наконец, скорость её достигала четырёхсот пятидесяти метров в час. Лава закрыла дорогу, проложенную экспедицией. Тазев и его помощники несколько минут отчаянно боролись с зарослями первобытного леса, а поток лавы преследовал их по пятам. Люди задыхались в дыму приближающегося пожара. Когда они, наконец, пробились к дороге, лава уже настигала их. Спастись бегством на машине они не успели. Огненное море прокатилось через дорогу, а автомобиль со всеми членами экспедиции очутился в клещах между двумя потоками лавы.
   К счастью, как раз от того места, где застряла машина Тазева, к берегу озера вела дорога. Она была проложена в 1912 году для тех, кто очутился в таком же положении на фермах, окруженных реками лавы. Тазев оставил машину на берегу озера и возвратился со своими помощниками в Бугено в рыбачьих челнах.

Дантов ад

   Мы сидим в маленькой моторной лодке и вот уже целый час плывём по разбушевавшимся волнам озера вдоль высоких изрезанных берегов, покрытых лесом и кустарником. Белая пена прибоя разбивается о глыбы старой застывшей лавы. Берега озера окаймлены небольшими крутыми конусами холмов – потухшими вулканами.
   Минуем низенький круглый островок с озерком посредине. Это одна из вершин старых вулканов, выросших много столетий назад прямо со дна озера.
   Мы плывём вдоль обширных полей лавы, изверженной в 1912 году. Леса на побережье исчезли, но на чёрной окаменевшей лаве выросли густые кустарники.
   Узким ущельем среди скал проплываем в широкий залив, извивающийся между холмами более чем на 30 километров вглубь гористой суши. На берегах залива видны обширные лавовые поля, образовавшиеся в 1912 году. Вода быстро меняет цвет. Сначала на чистой сине-зеленой воде появляется серый налёт; но вскоре мы уже плывём по огромному бурлящему котлу, наполненному грязно-жёлтой зловонной жидкостью, температура которой всё повышается. В 200 метрах от нас из-под поверхности озера возле берега вырываются столбы белого пара, и к нам в лодку долетают звуки, напоминающие шум паровозного депо большой железнодорожной станции.
   Мотор лодки "охлаждается" озёрной водой. До сих пор мы с опаской непрерывно проверяли её температуру на ощупь, но теперь этого уже делать больше нельзя: можно обварить руку.
   – Адриан, послушай мотор!
   Мотор работает с перебоями, захлёбывается. Надо приставать к берегу, да побыстрей!
   Запах гнили ударил нам в лицо, когда мы отыскали на изрезанном берегу место, где можно было высадиться. Здесь ручьи застывшей лавы, скрученные, как веревки, – следы извержения вулкана Румока – спускаются под воду. Масса мелкой рыбы гниёт в маленьких заливчиках вдоль всего побережья, и над прибрежной частью озера повисло невыносимое зловоние.
   Вытаскиваем лодку из воды по дну расселины в скалистом берегу. Как раз в этом месте в 1912 году текла раскалённая лава. А теперь здесь буйно зеленеют тропические растения, укрепившиеся корнями в трещинах выветрившейся лавы.
   Мы пробираемся сквозь густые кустарники по застывшей лаве, напоминающей гигантскую пашню. С каждым шагом становится всё жарче. Полуденное тропическое солнце жжёт немилосердно, а ветер приносит сюда горячий воздух и пар, от которых мы задыхаемся. Наконец мы стоим в десяти метрах от потрясающего зрелища, в котором нашла воплощение строка из "Божественной комедии" Данте:
   "Оставь надежду всяк сюда входящий..."

   У северо-восточного берега озера Киву. Весь он покрыт лавой, спускающейся в самое озеро.

   Хаос окаменевших лавовых глыб с остывающей поверхностью с шипением обрушивается в воду. Сквозь трещины в остывающей каменной оболочке видна огненная жидкая лава; местами она выбивается наружу и неудержимо стремится к воде. Мощным напором лава взламывает застывающую ровную каменную поверхность потока. Даже на расстоянии пятнадцати – двадцати метров обнажённое нутро потока пышет невыносимым жаром. Временами мы вынуждены на несколько минут отступать в кусты, чтобы глотнуть более холодного воздуха.
   От головной части потока отделилась плита тонны в две весом и сорвалась в воду. Вокруг нее взвился столб пара, взметнулись брызги кипящей воды.
   – Осторожно! Убегай!
   – Еще дальше! Будет страшный взрыв!
   Пробиваемся сквозь кустарники как можно дальше от берега. Мы изорвали рубашки о кусты, исцарапали кожу на руках и на обнаженных ногах. За нами раздался громовой удар, как будто одновременно открыли предохранительные клапаны в тысяче перегретых паровозных топок. На сто метров взметнулся над берегами озера гейзер горячего пара и кипящей воды. Это обнажённый лавовый поток, от которого на наших глазах оторвалась затвердевшая плита, коснулась поверхности озера.
   Около часа мы наблюдали гигантскую схватку двух стихий и наконец, изнемогая от жары и серных испарений, были вынуждены вернуться к лодке. За время нашего отсутствия шестиметровый заливчик был сужен лавой до двух метров. Бросаем последний взгляд на бурлящую, вспененную воду, прорываемся сквозь завесу страшного зловония, исходящего от разлагающейся у берега рыбы, и мы снова на воде.
   На вёслах мы проплываем совсем близко от километрового фронта лавы. Местами вода под лодкой закипает. Из неё вырываются пузыри серного газа. Мы уже настолько привыкли к газу, что почти не ощущаем его едкого запаха, но нас всё больше охватывает вялость. Мы поспешно снимаем гейзеры пара, поднимающиеся на озере.
   Почти в пятидесяти метрах от главного фронта текущей лавы, мы увидели маленький островок, образовавшийся из раскалённых камней, двигавшихся под водой озера. Между островком и потерявшим свои неподвижные очертания берегом бурно клокотала вода.
   Несколько дней спустя мы снова увидели эти места с самолёта. Залив между островком и головной частью лавового потока был уже весь заполнен плотной массой. На месте озера возникла суша.
   За несколько минут мы достигли берега. Достигли в последнюю минуту. В лодку сквозь залитые асфальтом щели стала проникать вода, так как асфальт растаял.

По слоновьим тропинкам

   Из Бугено в первобытный лес выступил длинный караван. Впереди два высоких негра с большими ножами (мачетами), за ними двенадцать носильщиков, которые должны были доставить как можно ближе к вулкану палатки,одеяла, фотоаппараты, кинокамеры, запасы фотоматериалов и геодезические инструменты. За носильщиками следовали геолог Тазев, наши бельгийские друзья и, наконец, мы двое.


   Из Бугено в первобытный лес выступил наш караван.

   Первый час пути прошёл легко. Широкая пешеходная тропа перешла в удобную слоновью тропинку. Едва вынырнув из девственного леса, караван исчез в высокой траве. Ещё два часа идём по крутым склонам холма, заросшего старыми банановыми деревьями, и потом по узкой звериной тропе через густой кустарник. Негры, идущие впереди каравана, терпеливо, шаг за шагом вырубают дорогу. Появляются свежие следы слонов и леопардов, но нам это не грозит никакой опасностью: звери держатся подальше от вулкана.
   К концу дня под ногами стали поскрипывать кучки лавового пепла. Они часто достигали размеров кулака, но весили всего несколько граммов. Они хрупкие, с бесчисленными пустотами, и крошатся при малейшем прикосновении. Мы находились ещё в трёх-четырёх километрах от вулкана, когда количество лавового пепла стало быстро увеличиваться. Он засыпал все слоновьи тропы и окружающую растительность. Листья больших растений, похожих на чертополох, были исколоты падающим пеплом, а края проколов были обожжены. На многих листьях мы находили воткнувшиеся в них кусочки лавового пепла и шлака.

Возвращение к первым дням Земли

   День склонился к вечеру, когда мы подошли к небольшому озерку метрах в семистах от кратера. Как орудийные залпы, грохотали взрывы газов. С места, где мы разбили лагерь, был виден весь вулкан. За короткое время от 2 марта длина его основания, выросла до трехсот метров.
   Мы были несколько разочарованы почти мёртвым покоем, царившим у вулкана. Лишь розовое зарево, отражавшееся на облаке дыма и тонкого мягкого пепла, свидетельствовало о том, что кратер всё ещё наполнен жидкой, добела раскаленной лавой. Изредка над сопкой взрывались скопившиеся газы. После каждого взрыва к небу поднимались шаровидные тучи пепла и дыма; набирая высоту, они разрастались и принимали характерную грибовидную форму.
   В десятом часу наш лагерь затих. Мы заснули после утомительного дня. Но уже в 10 часов нас разбудил глухой гул. Вскоре весь лагерь задрожал от сильного землетрясения. Небо было залито кроваво-красным заревом. Ночную тьму прорезал огненный столб, вырвавшийся из кратера, и огромные раскалённые глыбы разлетались вокруг. Некоторые из них скатывались по крутым склонам вулкана, оставляя за собой огненный след искр. Камни ещё светились тусклым красным светом, когда вулкан разразился новым взрывом, за ним последовали другие. Интервалы между взрывами сокращались. Земля и воздух непрерывно сотрясались от чудовищных взрывов. Тысячи тонн лавы и раскалённых скал взлетали все выше. Огненные фонтаны вскоре достигли почти тысячи метров в высоту. Тяжёлые куски лавы выбрасывались из кратера на четыреста метров вверх. Расплавленные горные породы, взлетая, принимали форму огненных змей, извивались в воздухе и светились ярко-красным пламенем; снопы пепла и раскалённого камня застывали на миг на головокружительной высоте, а затем, тяжело падали на землю, теряясь в каскадах новых огней.
   Вершина вулкана в несколько мгновений была засыпана добела раскалённых глыб, на них громоздились всё новые и новые камни. Вулкан рос на наших глазах. Тонны пылающей лавы с оглушительным грохотом падали на его склоны, а огромные глыбы катились вниз огненными клубками. Грозное неистовство стихии достигло предела. Небо и земля тонули в кровавом зареве взрывов. Куски раскалённого шлака светились высоко в облаках. В немом ужасе смотрели мы на этот фантастический фейерверк. Перед нами, на наших глазах, рождалась новая гора.
   Нам явился образ рождающейся Земли, раскалённой, пустынной.
   Долго мы не могли опомниться от оглушившего и потрясшего нас зрелища. Первая наша мысль была о кинокамерах. И вот уже кадр за кадром на плёнку ложатся картины фантастической феерии. Почти непрерывно озаряются красными вспышками блестящие циферблаты часов, секундные стрелки которых отсчитывали сроки открытия и закрытия затворов объективов. Кадр за кадром, минута за минутой, час за часом...
   Время перестало существовать...

   Перед нами, на наших глазах, рождалась новая гора.

   Наконец зарево над разъярённым вулканом начинает угасать. На востоке занимается утренняя заря, рождается новый день. А у нас такое чувство, будто мы просыпаемся от страшного сна.
   Лишь непрерывное грохотание вулкана, его бледнеющие огни и чудовищные тучи, поднимающиеся до стратосферы, убеждают нас в том, что это хоть и неправдоподобная, но бесспорная действительность. Впервые мы ощутили леденящий холод ночи. Но холодно только спине, в лицо нам пышет жаром пылающий вулкан.

В 200 метрах от вулкана

   Нам было известно, что ближайшие окрестности вулкана покрыты сплошь слоем лавы. Несмотря на это, мы хотели как можно ближе подобраться к нему днём, обследовать место первого извержения и сфотографировать кратер с той стороны, с которой до сих пор ещё никто к нему не приближался.
   Мы оставили в лагере палатку и большую часть запасов. Сильный ветер отбрасывал на запад тучи пепла и легкие горячие куски шлака. Избегая их, мы обогнули восточный край кратера с севера, не подозревая, что это принесёт нам ещё много неожиданных переживаний.
   Оказалось, что завершающий драматический эпизод впечатлений этой ночи ждал нас впереди. Мы надеялись, что вулканическая деятельность ослабеет после ночи беспрерывных извержений. Но она продолжалась с неослабевающей силой, а по временам, казалось, даже нарастала.
   Вскоре мы очутились на возвышенности к востоку от вулкана. Отсюда нам впервые открылся вид на кратер, находившийся на несколько десятках метров ниже нашей стоянки. Он извергал непрерывный поток лавы, камня и шлака. Но места истечения лавы нам не было видно, оно было на западном склоне вулкана.
   Нам предстояло преодолеть самый трудный отрезок пути. Караван углубился в заросли первобытного леса. Проводники прорубали дорогу мачетами. Мы спотыкались о вывернутые с корнями деревья, заросшие густым мхом, на некоторых из них уже росли молодые, крепкие деревца. Мы продирались через заросли, скользили на влажных корнях и пролезали между сплетениями лиан. У всех нас из многочисленных царапин струилась кровь.
   Глухой гул вулкана нарастал, приближался, превращался в страшный грохот, заглушавший наши голоса. Наконец мы выбрались из леса, и нам открылась картина полного разрушения.
   Мы стоим среди редких обгорелых пней; ноги увязают в толстом слое пепла и шлака. Даже те деревья, которые спаслись от огня, обречены на гибель, потому что кора у них изрезана острыми иглами шлака, а соки до последней капли иссушены страшным жаром, исходящим от потока лавы. Мёртвый лес, над обожжёнными кронами которого бушует неунимающаяся стихия...
   От острого чада и резкого запаха серы всё сильнее щиплет в носу. Последние десятки метров – и вот мы стоим на месте первого извержения. Из отверстий, зияющих в затвердевшем лавовом поле, всё ещё валят столбы зеленоватого дыма. Края отверстий усыпаны лёгкими хлопьями серы, а вокруг них, под тонким слоем горячего камня, застывает всё ещё жидкое озеро лавы.
   Тазев старается перекричать грохот взрывов:
   – Помогите мне, пожалуйста. Мне необходимо подробно осмотреть первый кратер. Там сера! Подержите меня за ноги!
   – Да это безумие! Ты отравишься!
   – Попробую. Мне нужны документальные данные для отчёта!
   Тазев спускается по наклонному краю трёхметровой воронки, из которой доносится резкий запах серы. Он настраивает объектив зеркального фотоаппарата, но вдруг аппарат зазвенел о скалы, а Тазев обеими руками схватился за глаза. В лицо ему ударила волна жёлто-зелёного дыма из кратера. И у нас жжёт глаза, горло, лёгкие, хочется кашлять. Мы переносим Тазева как можно дальше от кратера. Он задыхается, отчаянно ловит ртом воздух, покрасневшие глаза слезятся.
   Не далее трёхсот метров от нас находится подножие вулкана, непрерывно изрыгающего все новые миллионы тонн магмы. Широкий поток лавы в первые дни извержения пронёсся через первобытный лес прямо к югу, откуда к нам без конца доносятся сотрясающие землю взрывы. Мёртвые ворота бушующего пекла. Мы осторожно выискиваем на застывшей лаве более твёрдые места. Лава внутри ещё раскалена, но поверхность её за три недели, прошедшие после первого извержения, остыла настолько, что можно пройти по ней сто метров до вулкана. Из десятков мелких отверстий вокруг поднимаются облака серных паров, тонкие хлопья серы рассыпаются от малейшего прикосновения. Носильщики остались в обгоревшем лесу. Они побоялись приблизиться вместе с нами к тем местам, где, по их мнению, гнев божий сеет уничтожение, гибель и смерть.
   Наконец перед нами открылась арена гигантского извержения во всём своём страшном великолепии. Мы стоим как вкопанные. В 200 двухстах метрах от нас вздымается пылающая вершина вулкана, дыша в лицо невыносимым жаром. Огненный фонтан с оглушительным шумом взлетает в высоту до тысячи метров. Вихрь относит лёгкий шлак к западу. Тяжёлые каменные глыбы и тысячи тонн выброшенной из кратера лавы падают обратно и на лету сталкиваются с новыми потоками. Часть камней, падая, ударяется о склоны вулкана. Нас отделяет от него только чёрное озеро застывающей лавы, в котором видны два небольших кратера, в этот момент уже успокоившиеся и наполовину развалившиеся. Из трещин на поверхности лавы бьёт пламя, а с берегов пламенеющего озера продолжают падать стволы горящих деревьев.
   Мы стоим лицом к лицу с новым вулканом, наблюдаем за рождением новой африканской горы.
   Вулкан днём и ночью выбрасывает миллионы тонн лавы. Специалисты утверждают: сто миллионов кубических метров за неполные четыре недели.
   На новых картах Бельгийского Конго к западу от Нирагонго появится на 29° 10' восточной долготы и 1° 35' южной широты несколько эллиптических горизонталей, а в их центре отметка высоты с новым названием – Вовоквабити. Так местные жители окрестили новый вулкан с первых же дней его рождения.