Слова иллюзионисты (о неологизмах)

   Вы, наверное, видели по телевидению кого-нибудь из известных иллюзионистов?
   Выходит на эстраду сгорбленная старушка и лопочет что-то смешное. Потом она на одну секунду заходит за стоящую тут же ширму, и появляется уже клоун со здоровенным носом и хохлом на голове.
   А есть и слова иллюзионисты.

   Если бы лет шестьдесят назад вы сказали: "Дай-ка мне перышко!", вам наверняка подали бы металлический (стальной) заостренный предмет – орудие письма.
   Если бы ту же самую просьбу произнес ваш прапрапрапрадедушка лет двести назад, он получил бы от своего приятеля небольшое куриное или, может быть, голубиное перо. Зачем? Ну мало ли зачем! Попускать его летать по воздуху, дуя на него снизу, чтобы оно поднималось... Играть...
   Впрочем, если бы такой разговор произошел лет сто или сто двадцать назад, между вашим просто прадедушкой и его братом, то вполне возможно, что один из них подал бы другому заостренный и коротко обрезанный, с расщепом на кончике кусок птичьего, всего вероятнее гусиного, пера. Зачем? Чтобы просивший мог вставить его в деревянную, костяную, бронзовую "ручку" и начать выводить им буквы по бумаге.
   Странное дело: в разное время одно и то же слово "ПЕРО, ПЕРЫШКО" имело совсем разные значения...
   Я вам скажу больше: складной ножичек, который мы с вами теперь зовем просто "карманным", полвека назад все мальчишки звали "перочинным" ножом. Какое странное слово: "перочинный"! Кто же "чинит перья"?
   Ничего странного! Когда люди писали не стальными перьями, а птичьими, их приходилось от времени до времени "чинить" или "очинять" – острить: заостренный кончик пера так и звался "очин".
   Теперь уже лет сто с лишним никто не "чинит" гусиных перьев, но карманные ножички по старинке все еще называют "перочинными". А чему тут удивляться? Рядом со словами иллюзионистами, легко меняющими свой смысл, живут и слова-староверы: будучи созданными для какой-то одной цели, они продолжают называть ее упрямо, хотя сама цель настолько переменилась, что ее уже и узнать нельзя.
   Я сказал: "Часы!" Что вам подумалось, что нарисовалось перед вашим взором? Может быть, часы на Спасской башне Кремля – огромный циферблат с огромными стрелками. Может быть, те часы, что тикают у вас на стене "общей" комнаты – самой большой в квартире... Может быть, папины красивые наручные часы, с календарем и длинной секундной стрелкой – самозаводящиеся, противоударные. Словом, какой-нибудь прибор для измерения времени. С "боем" или "без боя".
   А живи вы в дни Владимира Мономаха или Ивана Калиты, и произнеси при вас кто-нибудь такую вот странную фразу: "Ну, сынок, все ли ты часы отстоял?" – вы удивились бы? Ничуть! А что представилось бы вам при слове "часы"? Темная церковь, клубы сизого ладанного дыма, и гнусавый голос дьячка, читающего по "Часослову" определенные молитвы, – "часы".
   Никаких механизмов, подсчитывающих время, тогда еще не существовало, а слово ЧАСЫ уже жило. Слово ЧАС означало одну двадцать четвертую часть суток. Могло оно значить и вообще некий момент времени. "Близок уж ЧАС торжества моего!" – поет трус Фарлаф в опере Глинки "Руслан и Людмила". И нет никакого сомнения, что, когда были построены первые "часы", и их назвали "ЧАСАМИ" – для большинства русских людей слово это прозвучало дико: из простого слова оно вдруг стало словом иллюзионистом, получило совсем новое значение. А потом постепенно все привыкли к этому, для нас теперь более непривычно звучит выражение "отстоять ЧАСЫ", чем "ЧАСЫ отстают".
   Если я говорю: "Я был совершенно изумлен", вы прекрасно понимаете, что это значит: "Я был УДИВЛЕН до предела".
   Но навряд ли вы сразу поймете фразу из документа XVIII века: "И кого на дыбе кнутом долго бьют, тот весьма ИЗУМЛЕН бывает".
   Неудивительно ваше непонимание: в XVIII веке "ИЗУМИТЬ" значило "свести с ума", "довести до безумия".
   Потом слово это стало употребляться в переносном значении: "удивить до потери рассудка". И, наконец, старое его значение "лишить ума" забылось! Говоря "изумительно вкусный торт!", мы теперь вовсе не думаем, что, поев этого торта, можно сойти с ума...
   Но ведь было же, наверное, время, когда одновременно жили еще ОБА значения слов "изумить", "изумленный", "изумление".
   Было! Когда в "Капитанской дочке" мы читаем, что Гринев "к неописуемому своему ИЗУМЛЕНИЮ увидел среди мятежных старшин Швабрина", – мы понимаем: он просто ОЧЕНЬ УДИВИЛСЯ. Пушкин хотел сказать именно это.
   А вот когда "Спящая царевна", внезапно очнувшись в гробу среди темной пещеры, "ожила, глядя вокруг ИЗУМЛЕННЫМИ глазами", – тут это слово у Пушкина может означать уже и "удивленными" и "безумными".
   Зачем я все это рассказываю вам? Чтобы вы раз навсегда уразумели, что нередко на наших глазах происходит довольно резкое изменение смысла слов. Этому не надо "изумляться" и тем более этого не следует пугаться. В то же время неразумно и забегать вперед других: выдумывать новые значения вдвоем, втроем: "Будем вместо "урок" говорить "действие" и рассчитывать, что все за нами последуют". Этого не бывает. Чтобы слово приняло новое значение, надо, чтобы его в значении этом утвердил ЯЗЫК. А на это надо долгое время и настоятельная необходимость!

Рисунки А. Вовиковой.