Народная музыка в концертном зале


Леонард Бернстайн


   Народные песни и народные танцы – сердце музыки. Вы удивитесь, когда узнаете, сколько большой, совершенной концертной музыки выросло из музыки народной.
   Вот мы слышим простую песенку – ее могут петь всюду, где собираются люди: на празднике или в походе, вокруг костра. Но ее нигде не поют. Больше того, это и не песня вовсе. Эта мелодия написана для кларнета, она из симфонии Моцарта. Как же так? Мелодия эта проста и естественна: нам кажется, ей не место в симфонии. В симфонии должно быть что-то серьезное и сложное. Но это представление неверно. Почти вся симфоническая музыка тем или иным путем вышла из музыки народной.
   Что такое народная музыка? Народная музыка отражает особенности простых людей определенной национальности. Если вы послушаете песни какого-нибудь народа, вы всегда сможете что-нибудь сказать о нем. Многие люди думают, что народная музыка возникла сама по себе, без всяких композиторов. Это неправильно. Народная песня или танец тоже были кем-то написаны или по крайней мере сочинены, только мы не знаем, кем именно, кто это был. Но кто-то сочинил песню, и она переходила от отцов к сыновьям, от матерей – к дочерям сотни и сотни лет, и не было необходимости записывать ее.
   Большая часть народной музыки принадлежит далекому прошлому, когда разные народности были больше разъединены, чем сейчас, и особенности их характеров выделялись резче. Иногда эти песни отражают особенности климата какой-то страны; или что-то говорят нам о ее географии; или даже о том, чем по преимуществу занимаются люди этой страны. Кто они? Пастухи? Ковбои? Шахтеры?
   Но самое важное вот что: народные песни отражают ритмы, ударения и темп речи простых людей. Другими словами, их язык – особенно язык их поэзии – вырастает в музыку. А эти ударения и ритмы обычной речи в конце концов проникают в симфоническую музыку, в оперу, в концертную музыку народа. И потому музыка Чайковского звучит как русская музыка, музыка Верди – как итальянская, а музыка Гершвина как американская.
   Возьмем какую-нибудь венгерскую песню. Даже если мы не знаем ее слов (по словам-то легко догадаться!), мы сразу поймем, что эта песня – венгерская. Потому что венгерский язык имеет такую особенность: почти во всех его словах ударение на первом слоге. И точно такие же ударения, акценты в музыке: всегда в начале фразы.
   Так что совершенно понятно, почему у великого композитора Белы Бартока в музыке слышны те же первые ударения, хотя его музыка вовсе не народная.
   Возьмём французский язык. В нем почти нет специальных ударений. Почти все слоги равны между собой – не по длине, а по силе, с которой они произносятся. Если вы услышите человека, который говорит по-французски, но с сильным ударением, знайте, – , что перед вами не француз.
   И эти же одинаковые ударения слышим мы во французской народной музыке. Одни ноты, одни слоги тянутся дольше других; но если ударять на клавиши сильнее, чем нужно, мы получим венгерскую музыку вместо французской. Французская музыка совсем так же, как и французская речь, звучит ровно, гладко.
   Так мы можем перебрать язык за языком. Итальянский, например, знаменит своими очаровательными гласными звуками.
   Все знают, конечно, как поется эта красивая песня:
   – Са-а-нта-а Лю-чи-и-я. Сан-та Лю-чи-я...



   Эти протяжные гласные отражаются и в итальянской инструментальной музыке.
   В испанском, наоборот, гласные не длятся так долго и протяжно; в этом языке более важны согласные. И народные испанские танцы вроде "бомбы" – чёткие и энергичные. Немецкий – очень тяжёлый язык, с длинными словами и сложными комбинациями звуков. Вот одна из самых простых строчек в опере Вагнера "Тристан и Изольда":

   "Soll ich schluerfen, untertauchen?
   Suess in Dueften mich verhauchen?"



   И немецкая симфоническая музыка всегда кажется нам несколько тяжелее, длиннее и – ну, скажем, значительнее, чем, например, французская или испанская.
   Очень часто концертная музыка прямо использует настоящий народный материал – народные мелодии, как в симфонической поэме "Влатва" чешского композитора Бедржиха Сметаны, в Четвёртой симфонии русского композитора Петра Ильича Чайковского. В последней части этой симфонии, в финале её, звучит русская хороводная песня "Во поле берёзонька стояла", грустная и весёлая, очень задушевная.



   И нисколько не странно видеть "Берёзоньку" одетой в строгие костюмы концертного зала, она не кажется нам ни бедноватой, ни слишком простой – она как раз на своём месте. Потому что, повторим, почти вся симфоническая музыка в конечном счёте вылилась из музыки народной, связана с нею.

Пересказал С. Соловейчик.