Первые чудеса кино (о Жорже Мельесе)


А. Митта


I. РОЖДЕНИЕ КИНО

   В конце девятнадцатого века люди придумали массу прекрасных вещей. По тонким полоскам стали покатились железные вагоны. Их везли паровые машины на колесах с длинными трубами, из которых валил пар. После столетий владычества парусного флота железные корабли заполнили морские просторы. В небо стали подниматься летательные аппараты, похожие на этажерки. Отважные "летатели" в огромных мохнатых кепках, с лихо закрученными усами гордо ходили по земле в сопровождении восторженных мальчишек.
   Чудеса появлялись буквально всюду. Оказалось, что можно, не рисуя, получить точную копию человеческой фигуры – достаточно на какие-нибудь две-три минуты застыть перед большим ящиком, в котором помещена стеклянная пластинка с бромосеребряной пленкой.
   Это изобретение называлось фотографией – "видеозапись". Люди замирали, восторженно уставясь на толстую линзу объектива. К ним подходил важный фотограф в черной бархатной куртке, трогал людей за уши, поднимал лица кверху за нос, поправлял ноги, чтобы они стояли прочнее.
   Потом фотограф забирался под черное покрывало и в темноте колдовал над своим огромным фотоаппаратом. Слышались только команды:
   – Спокойно! Не шевелитесь! Внимание! Раз... два... три... четыре... пять... пятнадцать... тридцать семь... девяносто... Ап! Приходите поглядеть пробный экземпляр.
   И надо же!
   С фотокарточек таращились изображения точь-в-точь как живые, только люди выглядели малость поглупее. Но техника шла вперед. Скоро фотографировать стали так быстро, что и глупость стала незаметна.
   – Какой прогресс! – удивлялась мама, разглядывая фотокарточку ребенка. – Ну, совсем как живой! Только что не шевелится.
   – Скоро и до этого додумаются, – говорил папа, поглаживая усы.
   – Ах, какой ты фантазер! – удивлялась мама. Ей это казалось невероятным.
   Но движущаяся фотография появилась в самом конце девятнадцатого века. И надо вам сказать, киноаппарат – удивительно простое изобретение, не сложнее велосипеда и гораздо проще автомобиля, а родились они почти в одно время.

   Мы видим братьев Люмьеров, создателей кинематографа, в своей лаборатории.

   В Париже жили братья Люмьеры – Огюст и Луи. Однажды пришла им в голову идея: что, если изобрести аппарат, который смог бы показывать фотографии, снятые очень быстро, одна за другой? Тогда, пожалуй, люди увидят, как неподвижные фотографии оживут.
   Братья Люмьеры были люди деловые: задумались и изобрели киноаппарат. Они, конечно, не все выдумали сами, но остроумно собрали в одном аппарате разные изобретения и 13 февраля 1895 года взяли патент на "аппарат для получения и разглядывания хронофотографических снимков".
   Через год с небольшим состоялся первый киносеанс в подвальчике "Гран-кафе" на бульваре Капуцинов. Среди приглашенных был Жорж Мельес, руководитель маленького театрика, в котором показывались фокусы.
   Вот как он потом описывал этот сеанс:
   "Мы находились перед маленьким экраном, на котором появилась неподвижная фотография, изображающая площадь Белькур в Лионе. Немного удивленный, я только успел сказать соседу:
   – Так из-за этой проекции нас потревожили – я этим занимаюсь десять лет.
   Не успел я закончить фразу, как лошадь, везшая телегу, пошла на нас, а вслед за ней – другие экипажи, потом прохожие – словом, вся уличная толпа. При виде этого зрелища мы сидели с открытыми ртами и остолбенелые от удивления, пораженные донельзя".
   Сразу же после просмотра Мельес кинулся к Люмьеру. Он просил продать ему киноаппарат. Но Люмьер не согласился. "Через два года эта выдумка наскучит людям, тогда приходите. А пока я хочу сам его эксплуатировать", – сказал он.
   Надо заметить, что деловое воображение Люмьера было богаче, чем художественное.
   Он наснимал несколько простых сюжетов: "Прибытие поезда", "Выход рабочих с фабрики Люмьера", "Завтрак ребенка" – и на большее его фантазии не хватило.
   Полтора года люди валом валили в "Гран-кафе". Шутка сказать – живые люди выходят с фабрики, поезд подходит к станции, ребенок ест ложкой кашу. А потом это надоело. Приходит себе поезд и приходит, ест ребенок кашу, ну и пусть ест. Видели! Зрители перестали ходить в кино.
   А тут еще случилось ужасное происшествие. На благотворительном базаре около Елисейских полей поставили павильон для демонстрации фильмов. Вечером в разгар праздника вспыхнула эфирная лампа, которая давала свет на экран. Через две минуты запылал весь базар. В панике погибло много людей.
   А обвинили во всем кино.
   После пожара люди опасливо обходили кинозалы. Поход в кино стал в глазах обывателей чем-то вроде путешествия к жерлу вулкана. Доходило до того, что зрителей приглашали задаром посмотреть кино и убедиться что это безопасно.
   Золотые времена? Только беда в том, что смотреть в кино почти нечего.
   И в этот драматический момент в новое искусство приходит удивительный человек – Жорж Мельес.

II. ТРИУМФ МЕЛЬЕСА


   Правду говорят: маленькие дети – маленькие заботы, большие дети – большие заботы.
   Вот, например, у папаши Мельеса, фабриканта обуви, родился сын Жорж. Это был очаровательный ребенок: живой, смышленый.
   Папа журил его, но, в сущности, был доволен: сыну предстоит наследовать нешуточное дело – процветающую фабрику сапог, да не каких-нибудь, а модельных. Так что неплохо, что мальчик увлекается рисованием: он сможет сам проектировать туфельки для парижских модниц.
   Приятно также папе, что сынок все досуги проводит в механической мастерской. Правда, он там мастерит автоматы для демонстрации фокусов. Что ж, попутно изучит механику. Время ручного труда прошло, папаша Мельес выписывает из Англии новейшие машины. Владелец фабрики, понимающий в механизмах, – это по нынешним временам большой плюс в деле. И он поощряет увлечения Жоржа.
   Он даже отправляет сына в Лондон. Англичане – прирожденные механики. Быть может, интерес к новым станкам для обточки подошв пересилит вздорные увлечения белой и черной магией.
   Кажется, Лондон успокоил мальчика. Он вернулся на фабрику и за четыре года изучил до тонкости тайны и хитрости всех станков и механизмов.
   Но никогда не знаешь, откуда ждать ударов судьбы.
   Гром ударил с ясного неба. В один из несчастных дней Жорж объявил родителям, что собирается уехать в Париж и стать там – кем бы вы думали! – фокусником.
   Оказывается, он столько лет с усердием изучал механику станков, чтобы применить ее для изготовления аппаратуры фокусника.
   Ну, всякое бывает: дочки убегают с гусарами, сыновья становятся художниками. Но бросить богатую фабрику, чтобы стать нищим фокусником! Шутом гороховым!! Подонком, развлекающим маленьких детей и пьяных гуляк!!!
   – Нет! Нет! Нет! – заявил папа. – Прокляну! Лишу наследства и не дам ни копейки!
   – Что ж, – решил Жорж. – Если нет денег, их надо заработать. И папе Мельесу был нанесен еще один удар.
   – Вы слышали новость? – хихикали соседи.– У старого Мельеса сын рисует карикатуры, да еще политические, почитайте журнал "Ля Грифф" – животики надорвете.

   Жорж Мельес, первый киносказочник XX века.

   – Боже мой, – кричал папа Мельес, – мне не хватает в семье политического критикана! Сегодня он рисует в смешном виде представителей власти, завтра он станет социал-радикалом! Я этого не переживу! Пусть лучше ярмарочные аттракционы, чем шутки над правительством.
   И молодой Жорж Мельес получил деньги на приобретение крошечного театрика, где он сможет показывать свои фокусы.
   Ура! Правительство Франции может спокойно спать! Неукротимая энергия молодого карикатуриста нашла себе примерное применение. А у детей Парижа появилось удивительное развлечение – театр фокусов, чудес и необыкновенных превращений. Крошечный, малюсенький, но театр. Со сценой, кулисами, зрительным зальчиком.
   Двадцатисемилетний Жорж наконец доказал всем, что он действительно большой ребенок. Он показывает фокусы детям, а те сидят, широко раскрыв глаза, удивляются, орут от восторга и хлопают, пока не опухнут ладошки. Фокусы Мельеса происходят в таинственной атмосфере, в зале средневекового замка, освещенного лунным светом. Озноб продирает, когда видишь, как сами собой летают по сцене башмаки и шляпы, оживают портреты старинных предков, а человеческие тела становятся легче воздуха и летают над сценой.
   С утра до ночи носится Жорж Мельес по своему театрику. Приткнувшись за кулисами, быстро набрасывает эскиз декорации, потом размашисто чертит углем по фанере контуры шаблона столяру, эскиз костюма – портнихе, объяснение работ – жестянщику, чертеж – механику. Музыканту он напевает такты польки, с фигуристками из балета задирает ноги и скачет по маленькой сцене, как мартышка в клетке.
   Папа Мельес иногда забредет на представление. Все-таки вложены деньги! Ничего, есть что поглядеть. Зачем только Жорж сочиняет фокус за фокусом с утра до ночи? Можно ведь без хлопот кормиться одной программой целый месяц, а то и три.
   Увы, Жорж счастлив, только когда он выдумывает что-то новое.
   – Нет, этот человек никогда не добьется успеха. Он слишком увлекается. Он не умеет считать деньги. Вот, например, глупое изобретение – жестикулирующие фотографии. Безумец Жорж готов отвалить десять тысяч франков, целое состояние, за аппарат для хронофотографии. И это в тот момент, когда, по уверению самого изобретателя почтенного господина Люмьера, публика пресытилась выдумкой. Вот господин Люмьер будет процветать, а этот шалопай кончит лоточником на Лионском вокзале.

   Посмотрите на этот кадр из фильма Мельеса "Живые карты", и вы убедитесь сами, что кино родилось на ярмарке.

   Итак, Жорж Мельес приступил к съемкам собственных кинофильмов. В короткое время он наснимал их несколько дюжин. Это, правда, были очень короткие фильмы, по две-три минутки. Поначалу они ничем не отличались от фильмов Люмьера.
   Но однажды на съемках в киноаппарате произошла задержка пленки. Через минуту аппарат снова пустили в ход. На просмотре Мельес изумился: в том месте, где произошла заминка с пленкой, омнибус превратился в похоронные дроги, а веселые мужчины – в плачущих женщин. Это был примитивный трюк. Сейчас даже дошкольники не удивляются ему. И он вышел случайно, сам собой. Но тогда Мельес сделал сенсационное открытие. Он понял, что в кино можно делать трюковые съемки. Судьба послала ему в руки бесценный подарок. Ему, лучшему фокуснику Франции, предстоит открыть новую страницу в истории мирового искусства!
   От радости и волнения Жорж выбежал в сад своего дома и скакал по дорожкам, высоко задирая ноги, раскланиваясь с кустами роз и во весь голос выводя тирольские рулады.

   А это кадр из фильма "Путешествие на Луну".

   "Рано или поздно каждому человеку начинает везти", – говорил неунывающий Мельес. И вот слава и успех пришли к нему. Его фильмы показывают в тридцати ярмарочных балаганах. Заказы поступают из Англии и Америки. Мельес строит киностудию в своем саду Монтрэ. Одну за другой выпускает он сказочные феерии: "Жанну д'Арк" и "Красную шапочку", "Робинзона Крузо" и "Синюю бороду". В 1902 году с необыкновенным триумфом показывается "Путешествие на Луну". Это веселая, добродушная сказка о чудаках, которые сели в снаряд. Очаровательные девушки в коротких платьицах зарядили снарядом пушку, пританцовывая, выстрелили в небо, и мудрецы упали на Луну. Луна сморщилась и чихнула, когда в нее попал снаряд. А мудрецы, проспав ночь на холоде, повстречали на Луне множество чудес и страшилищ, огромных пауков и маленьких увертливых лунатиков, похожих на скелетики.

   Такой была киностудия Мельеса.

   Вся Франция потешалась, глядя на трюки и фокусы Мельеса.
   Папашу Мельеса спрашивали:
   – Скажите: Мельес, который делает эти знаменитые фильмы, он ваш родственник или однофамилец?
   – Это мой сын, – гордо отвечал фабрикант модельной обуви. Трюки Мельеса становились все более замысловатыми. Вот описание одного из них, оставленное восторженным современником:
   "Это один из самых потрясающих фокусов, когда-либо снятых в кино. Фокусник выходит на сцену и, поклонившись публике, снимает свою голову, и кладет ее перед собой на стол. У него немедленно вырастает другая голова, и, чтобы показать, что здесь нет никакого мошенничества, он пролезает под столом, на котором лежит его первая голова. Затем он снимает вторую голову, потом третью и все головы кладет на стол. У него вырастает четвертая голова, которая разговаривает с тремя, находящимися на столе.
   Потом он начинает играть на банджо. Три головы начинают петь. Поют они нескладно, музыкант бьет их инструментом, и они исчезают. Тогда фокусник снимает свою голову, бросает ее вверх, и она падает ему обратно на плечи. Он кланяется и уходит".
   Не правда ли, странное кино на наши сегодняшние вкусы? Но не забудьте: это происходит в 1902 году. Кино проживает на ярмарках, в балаганах между "живой русалкой" и "ИКС"-лучами, позволяющими видеть "внутренности человека и тайны живого тела". Тут же поднимает гири "чудо XX века – мадам ПУД".
   Кино еще не стало искусством в нашем сегодняшнем понимании. Люди опасливо разглядывают новое изобретение. И само кино похоже на существо, недоуменно разглядывающее свои руки и ноги, не зная, что делать с ними.

III. КРАХ МЕЛЬЕСА


   Но никакой успех не бывает долгим. Кино слишком сильно зависит от вкусов людей. Сегодня нравится одно и кажется, что это будет нравиться вечно, а завтра зрителей начинает интересовать что-то новое.
   Жорж Мельес понимал это лучше, чем кто-либо другой. Уж он-то старался выдумывать все время что-нибудь новое. И все-таки
   однажды ему пришлось услышать:
   – Стиль ваших фильмов устарел, публика смотрит феерии Мельеса без прежнего восторга. И потом они слишком дороги, ваши произведения.
   Американцы продают свои картины дешевле.
   – Но я придумываю сложнейшие трюки. Таких нет ни у кого. В каждый фильм я вкладываю все свои деньги, – объясняет Мельес прокатчикам.
   Те только пожимают плечами. Они хотят покупать дешевле.
   Я представляю, как мечется Мельес среди банкиров, любителей искусств, но еще больших любителей маленьких золотых монеток в толстеньких круглых стопочках.
   – Уважаемый мосье Фигсмаком, я прошу вас финансировать новую серию моих фильмов, – говорит Мельес. – Я не сомневаюсь в успехе и доходе от показа зрителям.
   – Конечно, дорогой мэтр. Это наш священный долг – поддерживать национальное искусство, – воодушевленно отвечает мосье Фигсмаком. – Я полон восхищения перед вашими фильмами. Я должен вам сказать, что хожу на них с супругой и детьми. Я даже служащим своей конторы покупаю билеты на ваши феерии. Нет, мы не допустим, чтобы знамя юного искусства выпало из ваших мужественных рук!
   – Благодарю вас, – растроганно улыбается Мельес, – значит, я могу рассчитывать на вашу финансовую помощь?

   Посмотрите, сколько понадобилось приспособлений и механизмов, чтобы на экране появился снежный великан, хозяин Северного полюса. Десятка полтора людей приводят в движение его руки, голову, глаза. Это огромная механическая игрушка, рядом с которой актеры выглядят, как лилипуты перед Гулливером.

   – Мой дорогой друг, конечно! Это мой священный долг. Как только суммы, пущенные мною в оборот, вернутся ко мне...
   – А когда эти суммы вернутся? – спрашивает Мельес.
   – Ну-у-у, думаю, что к весне или, точнее, к осени я получу возможность...
   – К осени? – ошеломленно спрашивает Мельес.
   – Да, к осени я получу возможность более определенно известить вас о сроках, когда наша контора будет иметь свободные суммы для кредита.
   "Черт с ними, с этими любителями! – думает Мельес. – Есть в конце концов просто деловые люди. Сухие и расчетливые. Они должны понять свою выгоду. Пойду к ним".
   – Уважаемые господа Жлобкинс и Нахалкинс, вы знаете, что мои фильмы в прошлом приносили значительные доходы. Среди них были и такие, которые обошли весь мир. Люди, которые пожелали взять на себя финансирование этих фильмов, обогатились. У меня есть прекрасные идеи, которые принесут вам много денег.
   Он ждет ответа. Мосье Жлобкинс закуривает сигару и смотрит на Нахалкинса. Тот разглядывает потолок и, не глядя на Мельеса, говорит:
   – Допустим, мы дадим вам деньги. Вы можете снимать дешевле американцев?

   Громоздкие механизмы-великаны соседствовали в фильмах Мельеса с миниатюрными игрушками.

   – Видите ли, в моих фильмах раскрывается сказочный мир человеческой фантазии. Я создаю уникальные механизмы, сказочных чудовищ, великанов. А американцы снимают примитивные сюжеты на воздухе без специальных приспособлений...
   – И гребут деньги лопатой, – перебивает Мельеса мосье Жлобкинс.
   – Вы мечтатель, господин Мельес, а мы деловые люди, – говорит мосье Нахалкинс. – У вас прекрасные мечты. Но скажу вам с деловой прямотой: сегодня я под них не дам гроша ломаного.
   Мельес в отчаянии. Но он не теряет надежды. И правильно делает. Удача все-таки мелькнула перед ним.
   Фирма Пате предлагает Мельесу заказ на серию дорогих фильмов.
   Однако Пате – деловой человек: он не может работать без гарантии.
   Мельес закладывает свой дом и студию. Если фильмы не получатся, он будет разорен.
   Но Мельес уверен в успехе. У него в голове фантастическая идея фильма об экспедиции на Северный полюс. Это то, что в девятьсот девятом году волнует умы людей. Каков он, загадочный Северный полюс? Нога человека еще не ступала в эту точку земли. Дирижабль генерала Нобиле пролетит над Северным полюсом почти через двадцать лет. Так что Мельес может упражнять свою фантазию. И он постарался на славу.
   Сказочные модели самолетов и дирижаблей, чудесное путешествие китайца и англичанки на воздушном шаре. Встреча с грозным снежным великаном. Чудовище особенно великолепно. Оно в десять раз больше человека. Сконструированный с большим искусством великан шевелит руками, качает головой, вращает глазами и курит трубку. Мельес, радостный, хлопочет около необыкновенной механической игрушки. Трюки роятся в его голове. Он еще заставит зрителей повеселиться, он еще раз повторит небывалый успех "Путешествия на Луну".
   Увы, картину ожидает провал. В своем стремительном движении кино безнадежно обогнало Мельеса. Это не просто неудача, это полный крах. В последний раз Жорж Мельес прошел по комнатам не принадлежащего ему дома. Он вышел в сад, где снимал свои лучшие фильмы. Этот сад тоже теперь не его. Он может вывезти и свалить где-нибудь на чердаке копии своих никому не нужных фильмов, тысячи рисунков и эскизов.
   – Так пусть все сгорит! – в отчаянии решает Мельес. Он стаскивает в сад холсты и папки с рисунками. Яростно разматывает рулоны пленки. Это – хорошее топливо, далеко виден огонь, в котором сгорает жизнь Жоржа Мельеса. Через сорок лет Французское кинохранилище будет по крохам собирать остатки, обрывки сохранившихся фильмов. Они будут буквально на вес золота: их ведь осталось так мало...
   А в ту ночь много жара было от сгоревшей пленки. До самого рассвета носились по саду копоть и кусочки сизой сажи. А сам Мельес пропал. Никто не знал, куда он делся. Да и не до него было. Началась первая империалистическая война, потом революции, послевоенное переустройство мира.
   Кино вспыхнуло и расцвело тысячами новых имен. О Мельесе забыли.

   Мельес в своей лавке на Монпарнасском вокзале в 1930 г.

   В 1928 году какой-то журналист обратил внимание на продавца оловянных солдатиков и дешевых леденцов – в маленьком киоске Монпарнасского вокзала. Это был старичок с бородкой клинышком, он торговал, низко нахлобуча шляпу и кутаясь в пальто: на вокзале были жуткие сквозняки. У старика были удивительно живые глаза, и каждого ребенка он встречал приветливой улыбкой.
   Журналист подошел, купил дешевую игрушку и спросил старика:
   – Извините, мосье, как вас зовут?
   – Жорж Мельес.
   Рано или поздно каждому человеку повезет – не об этом ли говорил Жорж Мельес? На этот раз повезло журналисту. Он набрел на сенсацию. И где? В центре Парижа!
   Франции были очень нужны великие люди. В честь внезапно обретенного великого человека дали банкет. Устроили торжественный киносеанс, для которого с трудом отыскали где-то в провинции несколько старых фильмов. Они валялись в заброшенной оранжерее. Мельесу назначили государственную пенсию, правда, очень скромную, и поместили в дом престарелых членов общества взаимопомощи киноработников. Дом этот помещался в старинном замке Орли.
   Попав туда, Мельес сразу же заказал визитные карточки: "Жорж Мельес – обитатель замка Орли" – и разослал их всем друзьям. Он не утратил ни юмора, ни доброты.
   Умер Мельес семидесяти шести лет зимним днем 1938 года. Перед смертью, лежа в постели, он рисовал веселую карикатуру на свою сиделку.
   В некрологе Мельеса было написано: "Кавалер ордена Почетного легиона.
   Бывший директор театра Робер-Уден.
   Почетный председатель правления союза фокусников, создатель кинематографического спектакля.
   Изобретатель современной кинематографической техники. Основатель профессионального союза киноработников".
   Талантливый и добрый человек, – добавим мы. – Больше всего любивший сказки.