Картина В. Артамонова: «Пушкин и Жуковский у Глинки»



   В «Записках», оставленных композитором Михаилом Ивановичем Глинкой, мы читаем: «...Я часто виделся с Жуковским и Пушкиным. Жуковский дал мне однажды фантазию «Ночной смотр», только что им написанную. К вечеру она уже была готова, и я пел её у себя в присутствии Жуковского и Пушкина...»
   Должно быть, именно этот вечер в петербургской квартире Глинки в Фонарном переулке и имел в виду художник Артамонов.
   ...За окном темно. Большие тени колеблются на стенах, озаренных трепетным пламенем свечей. В комнате трое. Прежде всего мы видим того, кто сидит за инструментом. Это Глинка. К нам обращено его смуглое лицо, его глаза, о которых один современник писал: «...то неподвижные и задумчивые, то сверкающие искрами, то расширявшиеся и глубоко торжественные под наитием вдохновения сверхъестественного». Сейчас эти глаза особенно торжественны и вдохновенны: ведь Глинка играет для двух замечательных, для двух близких ему людей.
   Один из них – немолодой, лысеющий – сидит немного в стороне... С поэтом Василием Андреевичем Жуковским Глинку связывали давнишняя симпатия и прочная дружба. В юности Глинка зачитывался сентиментальными творениями поэта, по собственному признанию, «до слез». Позднее они познакомились, и Жуковский со свойственной ему проницательностью оценил чудесное дарование Глинки. К опере «Иван Сусанин» поэт относился почти как к собственному детищу: он подсказал Глинке сюжет, принимал участие в работе над текстом, в постановке оперы на сцене…
   И всё же не Жуковский – тотчас же после Глинки – привлекает наше внимание в картине Артамонова: второе лицо, от которого мы долго не можем отвести глаз, – это задумчивое, растроганное, взволнованное лицо Пушкина.
   Пушкин и Глинка! Невидимые нити связывают этих двух русских гениев. Пушкин несколько старше, но всё же оба они дети одного времени, времени, когда пробуждались духовные силы России. Пламень декабрьского восстания опалил их обоих. У них были общие учителя, общие друзья. Воспитателем Глинки был лицейский друг Пушкина, декабрист Вильгельм Кюхельбекер. В «Благородном пансионе», где учился Михаил Глинка, преподавал профессор Куницын, тот самый Куницын, к которому обращены строки Пушкина: «...Он создал нас, он воспитал наш пламень...»
   Огромное впечатление произвела на Глинку трагедия «Борис Годунов», с которой он впервые познакомился в чтении самого Пушкина. И, вероятно, прав критик В. Стасов, считавший, что, может быть, эта трагедия и восторги людей, её слушавших, были «первой и таинственной причиной» зарождения мысли об опере «Иван Сусанин», что, может быть, не столько Жуковский, сколько Пушкин – духовный отец этой первой подлинно русской оперы. Мы не знаем непосредственных отзывов Пушкина об «Иване Сусанине», но известно, что поэт присутствовал на первом представлении оперы. О многом говорит и шутливая пушкинская строфа из «Канона в честь М. И. Глинки», сочинённого несколькими поэтами:

Слушая сию новинку,
Зависть, злобой омрачась,
Пусть скрежещет, но уж Глинку
Затоптать не может в грязь.

   Да и мог ли великий поэт народный не понять великого народного композитора?
   Пушкинские строфы навсегда связаны с музыкой Глинки. Романсы «Я помню чудное мгновенье», «Я здесь, Ине-знлья», «Где наша роза» и опера «Руслан и Людмила» относятся к числу тех музыкальных творении, которые никогда не увядают... Одному великому делу, делу народного искусства, служили и Жуковский, н Пушкин, и Глинка. Вглядываясь в картину Артамонова, мы понимаем, что перед нами не случайная встреча трёх знаменитых людей, но творческое содружество тех, кто вывел культуру русского народа на широкий путь мировой славы.