Эликсир жизни (о значении переливания крови в медицине)


Г. Файбусович


    Капля крови... Как ни мала она, в каждой – 5 миллионов красивых перламутровых лепёшечек. Это эритроциты. Почти прозрачные, все вместе они окрашивают кровь в алый цвет.

Выстрел на Черной речке

   Много лет назад в пасмурный январский день в окрестностях Петербурга произошло роковое событие. В лесу возле Черной речки, вблизи заброшенной Комендантской дачи, встретились два врага. Их сопровождали секунданты. Условия поединка были просты. Каждый из двух соперников имел право сделать навстречу противнику пять шагов. Тогда дистанция между ними сократится до десяти шагов. Если с этого расстояния они не попадут друг в друга, дуэль будет возобновлена. Она будет длиться до тех пор, пока один из них не будет убит.
   Секундант махнул шляпой. Усатый гвардеец, подняв пистолет, двинулся по снежной тропинке.
   Навстречу ему с другого конца поляны шел невысокий курчавый человек со смуглым лицом и яркими голубыми глазами. Грянул выстрел. Человек с курчавыми бакенбардами пошатнулся и упал на шинель, лежавшую на снегу.
   Все бросились к нему. Но раненый был жив. С трудом приподнявшись, он оперся левой рукой о снег и выстрелил в своего врага. Тот упал на колени. "Браво!" – крикнул раненый и подбросил кверху пистолет. В следующую минуту он потерял сознание.
   Пришлось сломать изгородь, мешавшую подъехать саням. В них уложили раненого. Лошадь медленно пошла вперед по глубокому снегу, за санями в молчании шли секунданты. Возле дачи ждала карета.
   Все было кончено. Короткий зимний день померк. Посреди опустевшей поляны на снегу чернело широкое пятно крови. Этой крови не было цены. Человек, которого увозила, подпрыгивая на ухабах, наемная карета, был величайший поэт, когда-либо живший в России, – Александр Сергеевич Пушкин, раненный насмерть на дуэли с Дантесом в пятом часу дня 27 января 1837 года.

От чего умер Пушкин

   Было уже темно, когда карета подъехала к дому на Мойке. На крыльце столпились домочадцы. Старый дядька Никита взял Пушкина на руки, как ребенка, и внес в дом. В кабинете его переодели: все белье и одежда были пропитаны кровью.
   Трусливый Дантес, убийца Пушкина, хотя и был военным по профессии, оказался плохим стрелком. С расстояния в одиннадцать шагов – меньше чем с восьми метров – он попал Пушкину в низ живота. Пуля повредила крупный кровеносный сосуд и раздробила кости таза.
   Пушкин умирал. Ниточка пульса на руке билась часто и слабо. "Как при внутреннем кровотечении", – вспоминал врач Владимир Иванович Даль, днём и ночью дежуривший возле поэта. И действительно, Пушкин умирал от кровотечения, которое никак не могло остановиться. К кровотечению присоединилось воспаление брюшины.
   Врачи старались облегчить его состояние. Ему давали болеутоляющие средства, успокоительное питьё. Даже ставили пиявки. Все это было без пользы. Меньше чем через двое суток после того, как старый Никита с раненым на руках переступил порог его дома, Пушкин скончался.
   Незачем винить врачей. В те времена медицина не умела излечивать такие раны. Но горько сознавать, что Пушкина можно было спасти.
   Он был молод – ведь ему было всего тридцать семь с половиной лет. У него был крепкий организм. Пуля не задела жизненно важных органов.
   Смешно задавать вопрос: что было бы, если бы все это произошло в наше время? В наше время этого не могло бы случиться. Не было бы дуэли. И все же: а что, если бы вот сейчас Пушкина, раненного, истекающего кровью, привезла карета "Скорой помощи"?

   Вот так готовились к операции лет двести–триста назад...

   А было бы вот что. Автомобиль с красным крестом подъехал бы к приемному покою. Санитары вынесли бы носилки. В мгновение ока скоростной лифт доставил бы раненого в операционную. Ярким светом вспыхнула бы над столом бестеневая лампа, и дежурная хирургическая бригада спокойно и быстро приступила бы к операции.
   Хирург нашёл бы перебитый сосуд и перевязал его; брюшную полость очистили бы от сгустков крови и промыли лекарствами, предупреждающими инфекцию. Но еще до этого, перед операцией, хирургическая сестра в течение пяти минут определила бы у раненого группу крови. И тотчас, не теряя времени, ему начато было бы спасительное переливание крови.
   И он жил бы и жил до глубокой старости.

Путешествие красных шариков

   День и ночь стучит в груди сердце. Ни один механизм не может непрерывно, не останавливаясь ни ни минуту, работать в течение многих десятков лет. А сердце может. День и ночь гонит оно по жилам красную, как сок граната, кровь.
   Сначала кровь проходит через легкие. Здесь совершается таинственный и невидимый процесс: кислород из воздуха, которым мы дышим, проникает в глубь эритроцитов. Эти крохотные красные шарики, плывущие в крови, жадно глотают его. Нагрузившись кислородом, они спешат дальше.

   Пока идет операция на сердце, его работу берет на себя аппарат. АИК – аппарат искусственного кровообращения – неутомимо гонит обогащенную кислородом кровь по всем клеткам организма.

   Из лёгких сердце перекачивает кровь в аорту. Так называется самая главная артерия организма. В толстой, как шланг, аорте маленькие эритроциты, теснясь и обгоняя друг друга, бегут густой толпой – представь себе толпу людей, выходящую из метро. В тончайших капиллярах эритроциты не спеша пробираются один за другим, как пешеходы в узеньких переулках. И вот тут-то, в капиллярах, и происходит то, ради чего эритроциты совершали свой длинный путь: они отдают свой кислород клеткам живого организма. Груз доставлен по назначению. Захватив ненужную углекислоту, кровь возвращается в лёгкие. Там всё начинается сначала: ни на секунду кровь, струящаяся в артериях и венах, не прекращает свой бег. И так всю жизнь...

Красный цвет – сигнал тревоги

   Кровь – это символ жизни. Всякое кровотечение опасно. Недаром с древнейших времен цвет крови служит сигналом опасности. И не случайно красный цвет – это цвет героизма и самопожертвования.    Потеря крови грозит смертью. К счастью для нас, кровь обладает способностью свертываться. Сгусток крови, как пробка, затыкает ранку, и кровотечение прекращается. Если бы не это чудесное свойство, придуманное природой, человек каждую минуту рисковал бы истечь кровью – от любого случайного укола, от царапины. Но когда поврежден крупный сосуд, особенно артерия, напор рвущейся наружу струи настолько велик, что кровотечение не прекращается.
   Вместе с кровью из раны уходит жизнь. С незапамятных времен охотники и воины знали, что происходит с человеком, теряющим кровь. Они видели, как это бывает, а тот, кто видел это хотя бы раз, никогда не забудет.
   Человек, который потерял много крови, не кричит, не жалуется. Он спокоен. Но это спокойствие страшнее бури.
   С каждой минутой раненый слабеет, он становится бледным, как бумага. Ему холодно, даже если вокруг июльская жара. Взгляд его устремлен куда-то вдаль, он безразличен к окружающему и почти не отвечает на вопросы. Он только просит пить и время от времени облизывает шершавым языком свои белые, бескровные губы. Если сейчас же, немедля, не оказать ему помощь, будет поздно.
   И все же остановить льющуюся кровь – это еще не все. Надо восстановить потерю.
  Как?

От человека к человеку

   Перелить кровь. Одолжить хотя бы немного крови у другого, здорового человека и влить её в жилы умирающему. Простая и в то же время головокружительно смелая мысль! Когда и кому она пришла впервые в голову?
   Рассказывают, что в XV веке престарелого римского папу Иннокентия Восьмого попробовали лечить эликсиром, приготовленным из крови двух мальчиков. Лечение не помогло. Дряхлый папа скончался.
   Спустя два столетия, в 1667 году, парижский врач Жан Дени соединил серебряной трубкой вену на руке у больного с артерией ягненка. Ему удалось перелить пациенту – шестнадцатилетнему юноше, страдавшему малокровием, – полтора стакана крови животного. Мальчик, как ни странно, поправился, а Дени, окрыленный успехом, приступил к новым опытам. Но счастье ему изменило, он потерпел неудачу и даже был привлечен к суду. После этого французский парламент издал указ – пороть розгами всякого, кто осмелится повторить опыты с переливанием крови.
   Прошло еще сто пятьдесят лет. Мысль, однажды возникшая, не оставляла врачей. И вот в начале XIX века – во времена Пушкина – в Англии впервые было произведено переливание крови от человека к человеку. Сделал это акушер Бландел при помощи особого насоса, который он сам же придумал. Успех был полный. Больная женщина выздоровела.
   Но когда вслед за Бланделом переливать кровь начали другие врачи, они столкнулись с неожиданными и непонятными осложнениями. Ни с того ни с сего, без всякой видимой причины у больных начинались судорога. Иной раз дело кончалось плохо. А иногда все сходило гладко, и больные быстро поправлялись. Никто не понимал, в чем дело.
   Тайна раскрылась лишь в самом начале двадцатого столетия.

Четыре группы крови

   У всех нас – детей и взрослых, женщин и мужчин, русских и французов, людей с белой кожей и чернокожих – одним словом, у всех людей на земле кровь на вид одна и та же. И если рассматривать кровь под микроскопом, то и под микроскопом эритроциты окажутся у всех одинаковыми, и не угадаешь, чьи они: твои или мои.
   Поэтому врачи считали, что больному можно без опаски переливать любую кровь, лишь бы она была человеческой.
   Однако в 1900 году неожиданно было сделано поразительное открытие. Венский ученый Карл Ландштейнер обнаружил в эритроцитах особые вещества – он назвал их агглютиногенами.
   Эти агглютиногены бывают двух видов. У одних людей в эритроцитах один вид, у других – другой, у третьих – оба вместе. А у четвертых – есть и такие люди – агглютиногенов вообще нет. Четыре сорта эритроцитов – четыре разных группы крови.
   Вот и получается, как в пословице: Федот, да не тот. Кровь двух людей на вид одна и та же, а группы разные.
   Ландштейнер смешивал на стеклышках капельки крови разных людей. И оказалось, что если смешать две капли крови одной и той же группы, кровь останется такой же, как была. Если же соединить две разные группы, то эритроциты собьются в кучу, начнут склеиваться, а затем погибнут.    Только одна группа безопасна для всех остальных – та, где в эритроцитах совсем нет агглютиногенов. Такие эритроциты можно переливать кому угодно: они уживаются с любыми другими эритроцитами.
   А происходит это потому, что в жидкой части крови, где плавают эритроциты, тоже есть особые вещества. Они, как сторожа, следят, не появится ли какой-нибудь чужак. И если он появится (если в кровь попадут эритроциты другой группы с чужеродными агглютиногенами), сторожа набросятся на пришельцев и начнут их склеивать. Как будто это враги, которых надо скорее вязать веревками!    Вот тебе и ответ на вопрос, почему в прежние времена переливание крови иной раз заканчивалось плачевно. Потому что больным переливали кровь неподходящей группы. А когда все проходило благополучно, значит, кровь, которую переливали, случайно оказывалась той же группы, что и у больного. Или же это была кровь, не содержащая агглютиногенов.

Тот, кто дарит кровь

   Во время войны с фашизмом переливание крови вернуло жизнь многим тысячам раненых бойцов. Их вылечили военные медики. Но не они одни. Подобранных на поле боя и истекающих кровью солдат спасли доноры.
   Слово "донор" в переводе значит "тот, кто дарит". Так называется человек, который добровольно отдает для переливания свою кровь. Быть донором почетно. Во всех странах мира донора окружает любовь и уважение народа. Во Франции доноров награждают медицинским орденом, который выше ордена Почетного легиона.
   Раз в два или три месяца человек, отдающий свою кровь, приходит на станцию переливания крови. Врачи должны осмотреть его, сделать различные анализы.
   В светлой операционной донор, укрытый стерильной простыней, лежит на операционном столе. Его рука покоится на отдельном столике, и кровь медленно, капля за каплей вытекает из вены.    Но если ее собирать просто так в стакан, она быстро свернется. Вместо жидкости будет студень. Поэтому кровь консервируют. К ней прибавляют раствор, который не дает крови свернуться, и вещества, убивающие микробов.
   Сейчас везде работает служба заготовки и консервирования крови. Возникла целая промышленность, занятая изготовлением лекарств из крови человека и животных. Выросли институты, где сотни врачей и ученых изучают кровь. Наука о крови – это теперь уже не одна, а несколько отраслей знания, целое семейство наук. Тут и химия, и бактериология, и физиология.    Состав крови изучен, можно сказать, досконально.
   И, однако, ни на один день не прерывается работа в клиниках, лабораториях, институтах. Как и сто лет назад, глаз учёного всматривается в капельку красной жидкости под микроскопом – ярко-алую каплю крови из артерий, тёмно-вишнёвую кровь из вен. Но теперь уже новые, необычайно сложные и умные аппараты помогают исследователям расшифровывать новые и неизвестные свойства волшебного сока жизни. И кто знает, сколько еще неизведанного таит в себе человеческая кровь.