Красная лиса и сыгырган-сеноставец (алтайская сказка)
Высоко в горах, у светлого ручья, на каменной россыпи, в щели между двух валунов, жил маленький сыгырган-сеноставец.
Вместе со своими соседями сыгырганами он резал зубами траву и ставил большие стога.
А повыше стойбища сеноставцев жила горная красная лиса.
Вот однажды в пасмурный день вышла она на охоту. Но сыгырган-малыш услыхал ее осторожные шаги, почуял запах, головой повертел да как крикнет:
– Сыйит! Сыйит! Лиса идет!
Все сеноставцы юркнули в свои щели и поры, осталось на каменной россыпи только сухое сено.
Понюхала лиса высокий стог и чуть не заплакала.
– Еще ни одна лиса сеном не кормилась, неужто я буду первая?
Выдернула клок, пожевала, но проглотить не может, только язык оцарапала да в горле запершило.
– А все из-за этого пищухи, из-за сыгыргана-сеноставца, – рассердилась лиса. – Погоди-погоди! Съем я тебя и всю семью твою.
Откашлялась, подошла к щели между двух валунов и заверещала ласково:
– Ияу-у, какой старательный хозяин здесь живет, как ровно он траву нарезал, как хорошо просушил ее, как ловко стога сметал! На всей россыпи не найдешь стогов лучше, даже человек мог бы у этого сеноставца поучиться. Вот было бы счастье на такого умницу хотя бы одним глазком взглянуть!
Слыша эти похвалы, сыгырган спокойно в своей норе лежать не может, он с боку на бок ворочается, вздыхает даже.
А лиса все так же умильно тявкает:
– Неужто я никогда его не увижу? Ах, как приятно было бы с ним побеседовать...
Не вытерпел сыгырган и высунул мордочку из норки.
– Ах, как он с лица хорош! – обрадовалась лиса. – Взглянуть бы и на спинку! Говорят, со спины он еще краше. Верно ли это?
Сыгырган спрятал голову и выставил спинку. Тут лиса и ухватила его! Он даже крикнуть не успел. Бежит лиса к себе в горы, своих деток сеноставцем угостить спешит. Крепко сеноставец зубами лисьими прижат, даже заплакал бедняга.
Услыхала сорока этот плач, распахнула она свою черную шубу с белой оторочкой и полетела следом за лисой.
– Сам-сам ты, сыгырган, лисе в зубы полез, о чем-чем-чем же ты теперь плачешь?
– Как мне не плакать, слез не лить? Отец и мать меня всегда просили, уговаривали: "Не оставляй нас, сынок, куда бы ты ни вздумал поехать, бери и нас с собой ". И вот видишь, сорока, случилось так, что сам я в горы еду, а родителей одних дома оставил. Никогда мне этого отец с матерью не простят. Всю жизнь они на меня будут в обиде.
Остановилась лиса и, не выпуская изо рта сеноставца, пробормотала сквозь зубы:
– Я могу и родителей вжять, где они?
– Тут, близехонько, вон в тех камушках.
– Пожови их, – сказала лиса и разжала зубы.
– Сыйит! Сыйит! – крикнул сеноставец и юркнул в щель между камней.
Но лиса спохватилась и успела зажать зубами сыгырганов хвост. Цепко держит, не пускает, но и сеноставец, ухватившись за камень, крепко засел в щели, не вылезает.
Тянула его лиса за хвост, тянула, никак не вытянет.
Рванула изо всех сил да вдруг как перекувыркнется! Затылком о камни стукнулась, еле-еле на ноги встала. В зубах у нее только сыгырганов хвост.
С того дня остался пищуха-сеноставец без хвоста, а у лисы морда вытянулась.
Рассказала Анна Гарф.
Рисунок В. Константинова.
Вместе со своими соседями сыгырганами он резал зубами траву и ставил большие стога.
А повыше стойбища сеноставцев жила горная красная лиса.
Вот однажды в пасмурный день вышла она на охоту. Но сыгырган-малыш услыхал ее осторожные шаги, почуял запах, головой повертел да как крикнет:
– Сыйит! Сыйит! Лиса идет!
Все сеноставцы юркнули в свои щели и поры, осталось на каменной россыпи только сухое сено.
Понюхала лиса высокий стог и чуть не заплакала.
– Еще ни одна лиса сеном не кормилась, неужто я буду первая?
Выдернула клок, пожевала, но проглотить не может, только язык оцарапала да в горле запершило.
– А все из-за этого пищухи, из-за сыгыргана-сеноставца, – рассердилась лиса. – Погоди-погоди! Съем я тебя и всю семью твою.
Откашлялась, подошла к щели между двух валунов и заверещала ласково:
– Ияу-у, какой старательный хозяин здесь живет, как ровно он траву нарезал, как хорошо просушил ее, как ловко стога сметал! На всей россыпи не найдешь стогов лучше, даже человек мог бы у этого сеноставца поучиться. Вот было бы счастье на такого умницу хотя бы одним глазком взглянуть!
Слыша эти похвалы, сыгырган спокойно в своей норе лежать не может, он с боку на бок ворочается, вздыхает даже.
А лиса все так же умильно тявкает:
– Неужто я никогда его не увижу? Ах, как приятно было бы с ним побеседовать...
Не вытерпел сыгырган и высунул мордочку из норки.
– Ах, как он с лица хорош! – обрадовалась лиса. – Взглянуть бы и на спинку! Говорят, со спины он еще краше. Верно ли это?
Сыгырган спрятал голову и выставил спинку. Тут лиса и ухватила его! Он даже крикнуть не успел. Бежит лиса к себе в горы, своих деток сеноставцем угостить спешит. Крепко сеноставец зубами лисьими прижат, даже заплакал бедняга.
Услыхала сорока этот плач, распахнула она свою черную шубу с белой оторочкой и полетела следом за лисой.
– Сам-сам ты, сыгырган, лисе в зубы полез, о чем-чем-чем же ты теперь плачешь?
– Как мне не плакать, слез не лить? Отец и мать меня всегда просили, уговаривали: "Не оставляй нас, сынок, куда бы ты ни вздумал поехать, бери и нас с собой ". И вот видишь, сорока, случилось так, что сам я в горы еду, а родителей одних дома оставил. Никогда мне этого отец с матерью не простят. Всю жизнь они на меня будут в обиде.
Остановилась лиса и, не выпуская изо рта сеноставца, пробормотала сквозь зубы:
– Я могу и родителей вжять, где они?
– Тут, близехонько, вон в тех камушках.
– Пожови их, – сказала лиса и разжала зубы.
– Сыйит! Сыйит! – крикнул сеноставец и юркнул в щель между камней.
Но лиса спохватилась и успела зажать зубами сыгырганов хвост. Цепко держит, не пускает, но и сеноставец, ухватившись за камень, крепко засел в щели, не вылезает.
Тянула его лиса за хвост, тянула, никак не вытянет.
Рванула изо всех сил да вдруг как перекувыркнется! Затылком о камни стукнулась, еле-еле на ноги встала. В зубах у нее только сыгырганов хвост.
С того дня остался пищуха-сеноставец без хвоста, а у лисы морда вытянулась.
Рассказала Анна Гарф.
Рисунок В. Константинова.