Джон Моррисон. Ночной человек

   Конечно, я слышал его и раньше, до того, как все это произошло. В детстве запоминаешь уйму всяких мелочей, над которыми и не задумываешься по-настоящему, пока не случится что-нибудь, что заставит обратить на них внимание. Из таких вот маленьких открытий и состоит наше детство – это великое путешествие в жизнь. Одно открытие причиняет боль, другое – нет. Все зависит от того, чего вы ждали, от того, рушилось ли ваше представление о чем-то или стало самой жизнью. Я вспоминаю два моих ранних открытия: что Санта Клаус был ненастоящий, а Ночной Человек настоящий. Первое огорчило меня, второе заставило забыть об огорчении и вдохнуло в меня веру, которая жива и по сей день.
   Я был тогда совсем маленьким, не помню даже, сколько мне было от роду. Я только что оправился от болезни, и после нескольких недель, проведенных в большой спальне под надзором матери, меня снова перенесли в мою маленькую детскую. В ней было окно, в которое я мог видеть всю нашу переднюю веранду, настоящую австралийскую веранду: когда ты идешь по ней, половицы ужасающе скрипят. Доски веранды выгорели, столбы облезли. Спереди веранду закрывала буйно вьющаяся зелень, но веранда выходила на восток и с утра хорошо прогревалась солнцем. Она всегда была устлана опавшими лепестками жасмина, бугенвилеи, розы, глицинии – не успевал опуститься один лепесток, как вслед за ним уже летел другой. Моя кровать стояла у самого окна. Я лежал и смотрел, как скользили по солнечным бликам коричневые ящерицы. Шорох их беготни спугивал майн, клевавших спелые винные ягоды с ветки, которая свешивалась на ступеньки веранды.
   У нас был старый ирландский сеттер, он тоже составлял мне компанию. Он мчался сломя голову, как только отец спускал его утром, и совал на подоконник большой мокрый нос, чтобы удостовериться, что я на своем месте. Потом до конца дня он лежал возле окна и, заслышав малейший шорох с моей кровати, колотил хвостом по сухим выветренным доскам веранды.
   Хорошие это были дни! Но настоящую жизнь вдохнул в них Ночной Человек. Я столько отдыхал и спал, что стал очень легко просыпаться. Правда, только на мгновение, как пробуждается ребенок: повернется, пробормочет что-то и снова окунется в сон. Через день или два я заметил, что, проснувшись, я всегда думаю об одном и том же: что это звякает ночью? Днем я не раз вспоминал об этом, вспоминал и вечером, когда меня укладывали спать. Я никого ни о чем не спросил, потому что вовсе не боялся, – просто мне было любопытно. Может быть, я уже смутно понимал, что это такое. Но одно то, что я думал об этом, когда ложился спать, значило, что подсознательно я ждал этих ночных звуков.
   Я почти совсем выздоровел тогда, а здорового ребенка мимолетный звук разбудит лишь на секунду. Но на следующее утро я уже знал, в чем тут дело. Я понял все в ту минуту, когда выглянул в окно и увидел голубой эмалированный бидон на верхней ступеньке веранды. С этой минуты тайна перестала быть ночными звуками, а стала Ночным Человеком. Более того, она уже не была тайной, она стала приключением.
   Я никому ничего не сказал. У меня только что рушилась одна из чудесных иллюзий. Я потерял веру в то, что взрослые всегда говорят правду. Сказка о Санта Клаусе была разоблачена. Случилось это во время депрессии, когда Санта Клаусы нанимались за шесть пенсов в час в каждую лавчонку. В те дни, когда многие дети не могли купить и грошовой игрушки, в изобилии появились эти волшебные рождественские раздатчики игрушек. Даже мои ребячьи глаза отметили, как неестественно выглядят исхудалые лица над пушистыми белыми бородами и потрепанные брюки, выглядывающие из-под красных балахонов.
   Ночного Человека я решил раскусить сам. Я, конечно, давно уже знал, что молоко не льется с неба, а имеет какое-то неясное отношение к "молочнику". Но "молочник" было для меня всего лишь словом; я еще не дошел до того, чтобы облечь его в человеческий вид, еще даже не задумывался, какой он. Но ведь звуки сами по себе не рождаются, и молоко само не льется в бидон, и теперь я очень хорошо знал, что именно заставляло меня просыпаться среди ночи. Я твердо решил сам открыть, что это за штука такая – "молочник".
   Вначале я решил не засыпать с вечера, но это мне никак не удавалось. Тогда я попытался проснуться в тот момент, когда "он" приходил. Так вышло лучше. Когда при первом звуке сдвинутого бидона я, вытянувшись, сел на постели, была глубокая ночь. Окно было открыто, но крыльцо находилось посередине веранды, на расстоянии примерно пяти ярдов, и я не мог ничего разглядеть. Зато я уловил малейшее "его" движение. Вот "он" снял с бидона крышку, положил ее рядом на веранду, зачерпнул семь раз из большого ведра, налил семь раз в бидон, накрыл его крышкой, повесил ковш, закрыл крышку ведра и ушел. Я услышал его быстро удаляющиеся по садовой дорожке шаги, приглушенный стук деревянной калитки, потом тронулась с места лошадь, и тележка покатилась по дороге.
   В первую ночь кое-что было еще неясно. Но за три ночи я полностью изучил все, что он делал. Это уже был не таинственный "он"; это был человек. А с ним была лошадь, и тележка тоже принимала в этом участие. Иногда он разговаривал с лошадью. Я узнал ее имя – Лысый. Я решил, что это хорошее имя, смешное и ласковое. Такое же, как имя нашей собаки – Хмурый. После его отъезда я долго старался представить себе, как выглядят Ночной Человек и Лысый. Мне нравилось слушать плеск молока, льющегося в бидон. Я сосчитал его шаги до калитки и старался отгадать, у какого следующего дома он остановится на нашей улице. Я обнаружил, что он всегда приходит перед рассветом; часто уже пробивались первые блики утра, когда я снова засыпал. Однажды, когда он пришел немного позднее обычного, я был в восторге: я увидел его, частичку его, во всяком случае. К несчастью для меня, бидон всегда ставили к столбу крыльца так, что ему не надо было подниматься: он доставал бидон, стоя на нижней ступеньке. Еще только начинало светать, но я увидел его руки, когда он ставил бидон на место и закрывал крышку. Не могу сказать, большие были руки или маленькие, белые или коричневые, но это были настоящие руки. Они удостоверили его реальность, а остальное неважно. Я начал молить о том, чтобы хоть раз рассвет запоздал и я увидел бы еще что-нибудь.
   Мне ни разу не приходило в голову, что Ночной Человек появляется не всегда в одно и то же время. Все, связанное с ним, было таким прочно установившимся! Как же мог я усомниться в точности часа его прихода? Звуки, которые я слышал, когда он приходил, были всегда одинаковы и чередовались в одной и той же последовательности. И всплеск молока и число шагов до калитки – всегда все было одинаково. Даже в ту ночь, когда шел дождь.
   Я был в страшном беспокойстве в ту ночь. Я понимал, что дождь может нарушить обычный порядок. Но Ночной Человек пришел, и я чуть было не завопил от восторга и веры в него. Он стал героем. Он был гораздо лучше Санта Клауса и всяких других волшебников, о которых мне всегда рассказывали. Он никогда не разочаровывал. Все остальное кончалось, исчезало или менялось, но Ночной Человек был вечен.
   Он стал главным в моей детской жизни. Половину дня я думал о нем и, мечтая о нем, укладывался спать. О нем и о Лысом. Мне ясно представлялся большой человек с добрым лицом, сидящий на чудесной, ярко разрисованной тележке, впереди которой шагала смешная лысая лошадь. Я научился просыпаться в тот момент, когда он ступал на нижнюю ступеньку веранды, а затем стал просыпаться раньше, – когда он шел по тропинке, потом, когда он открывал калитку. В конце концов, каждую ночь я в волнении сидел на кровати, ожидая той минуты, когда протрусит по улице Лысый.
   И вот настал день, о котором я молил, день, когда весь небосвод сместился. Что-то случилось с солнцем, луной и звездами, и Ночной Человек пришел средь бела дня. Сейчас я знаю, что ему, наверно, нездоровилось или у него были какие-то неприятности, а может, у него родился сын, но подобные объяснения не удовлетворили бы меня тогда. Да дело было и не в объяснениях. Он пришел средь бела дни – все остальное не имело значения.
   Я ждал его бесконечно долго и чуть не заплакал от счастья, когда музыка цоканья копыт Лысого заставила меня выскочить из постели. Не каждое утро вам достается такой рассвет! Скорее вон из постели! И не первый раз в это утро, конечно. Я уже вставал один раз, чтобы удостовериться, что молочный бидон пуст, и с того момента меня раздирали самые противоречивые чувства: страх, что он не придет вовсе, и сомнение в том, что я увижу его, если он придет.
   Все получилось чудесно. Дверь из моей комнатки открывалась в коридор, который вел в кухню. Мне пришлось пробежать через весь дом по коридору и кухне, сбежать по крыльцу задней веранды и обогнуть дом по дорожке вдоль забора. Я мчался босиком, в ночной рубашке, но было прекрасное солнечное утро, и дорожка была совсем сухая. Хмурый чуть не своротил с места свою конуру, когда я пулей пролетел мимо, но я даже не заметил его. Для такой атаки с фланга была причина: с Ночным Человеком я мог встретиться у передней веранды, но тогда за деревьями сада я не увидел бы лошади. Мне нужна была лошадь, я еще никогда не видел лысой лошади.
   Он быстро сделал свое дело, этот парень, но недостаточно быстро. Он уже налил бидон, а я еще только успел обогнуть дом. Но зато я первым подбежал к калитке. И здесь я столкнулся с ним лицом к лицу – с моим Ночным Человеком.
   Нет, он не разочаровал меня. Он и вправду был высокий, молодой, без шляпы, волосы у него были светлые, и он улыбался. Всё, как я представлял себе. Я хотел что-нибудь сказать, но слова застряли у меня в горле. Зато он заговорил! Он даже дотронулся до меня. Я встал на газоне, что шел вдоль дорожки, чтобы не помешать ему пройти. Но он остановился, протянул длинную загорелую руку и потрепал меня по голове. В первый раз ему пришлось сделать больше, чем двенадцать шагов, чтобы дойти до калитки.
   – Здравствуй, птенчик!
   "Здравствуй, птенчик!" У него уже и имя было для меня и улыбка, словно костер в холодный день, а его рука ласково взъерошила мои волосы. "Здравствуй, птенчик!"
   Все было так, как должно было быть. Даже большая размалеванная тележка и умная серая лошадь, которая сама двинулась с места, хотя ее никто не понукал. Правда, она не была лысой. Но это тоже было правильно, потому что лысая лошадь, по правде говоря, вовсе уж не казалась мне такой красивой.
   В тот день я навсегда понял, что живой человек и сама жизнь прекраснее всех волшебных героев басен и сказок.

Перевела с английского И. Архангельская.
Рисунки В. Цельмера.