В. Медведев. Калорийные ботинки

   Поздним вечером в субботу мама привезла на дачу из Москвы моего двоюродного брата Мишку, а на следующее утро мы с ним уже сидели в густых кустах на берегу, неподалеку от Серебряного пляжа, и рыбачили.
   Уговор был такой: всю выловленную рыбу мы должны съесть без соли, без хлеба, просто так... в сыром виде. Мишка готовил себя и меня к будущим отважным путешествиям и поэтому при каждой встрече придумывал для себя и для меня всякие испытания.
   А мне очень не хотелось есть сырую рыбу, поэтому я громко кашлял, чихал и даже раза три уронил в воду свою удочку.
   – Тише ты! – шипел на меня Мишка. – Всю рыбу распугаешь!
   А мне только этого и надо было. А потом за поворотом реки вдруг затарахтел земснаряд, да так громко, что, вероятно, разогнал всю рыбу в реке. Я с удовольствием слушал, как тарахтит этот земснаряд: я очень обрадовался, что мне не придется сегодня есть сырую рыбу. А Мишка так разозлился, что даже заскрежетал зубами и начал сматывать удочки.
   – Ну что ж, – сказал Мишка, сматывая удочки, – раз сырой рыбы под руками нет, будем тренироваться на чем-нибудь другом, В конце кондов т-а-м (Мишка бросил свой взгляд тысяч на двадцать километров вдаль!) нам придется есть не только съедобные вещи...
   С этими словами Мишка перевел свой взгляд на мои новые ботинки с ушками. Эти ботинки мне только вчера подарил папа. Он знал, что я давно мечтаю о спортивных ботинках с ушками. Поэтому мне папа и подарил именно такие ботинки. Мишка, говоря про несъедобные вещи, просто глаз не сводил с моих ботинок, а я думал, что он просто любуется ими, поэтому я нарочно вытянул с фасоном ноги и покачал носками.
   – Сырая рыба – это что! – сказал Мишка. – Самое главное – надо уметь есть всякие кожаные вещи и предметы...
   Мишка опять пристально взглянул на мои новые ботинки. Но на этот раз мне почему-то очень не поправился его взгляд. Мишка смотрел на мои ботинки, прямо как удав на кролика.
   – Кожаные ремни надо уметь есть, – продолжал Мишка хриплым шепотом. – Конскую упряжь, ботинки...
   Слово "ботинки" он произнес таким ужасным голосом, что я сразу понял, почему он не сводит глаз с моих ботинок.
   – Ну что ты?.. – сказал Мишка.
   – Что я? – спросил я.
   – Давай! – сказал Мишка.
   – Что давай? – спросил я с дрожью в голосе.
   – Давай разувайся!
   – Зачем?
   Будем тренироваться на твоих ботинках!
   – То... то есть как тренироваться?
   А так!.. Съедим их – и все!.. – ответил Мишка так, как будто он всю жизнь только и делал, что ел кожаные ботинки.
   – Как съедим? – спросил я.
   – Как настоящие путешественники! – ответил Мишка грубым голосом.
   – Ну что ж! – сказал я. – Давай есть ботинки! Только – чур – начнем с твоих!
   Пожалуйста! – сказал Мишка. – Только где это ты читал, чтобы умирающие с голода путешественники употребляли в пищу резиновые кеды?
   Для иллюстрации Мишка вытащил из песчаного холмика свои ноги в старых резиновых, совершенно несъедобных кедах.
   – Тряпки и резина, – пояснил Мишка, – никаких витаминов! А у тебя ботиночки очень даже питательные, калорийные, можно сказать...
   К сожалению, Мишка был прав: в моих кожаных ботинках было, конечно, гораздо больше витаминов, чем в его резиновых. И все же я не сразу сдался. Я все-таки сделал еще одну попытку спасти ботинки.
   – Хорошо! – сказал я. – Хорошо, Мишка! Мы съедим мои новые ботинки, по только давай не сегодня.
   – Это почему не сегодня?
   – Потому что мы с тобой совсем недавно завтракали! Как же мы на сытый желудок будем есть кожаные ботинки? У меня сейчас и аппетита-то никакого нет!
   – Что ж ты предлагаешь? – спросил меня Мишка грубым шепотом.
   – Съесть мои ботинки натощак.
   – Ишь какой хитрый! – сказал Мишка. – Да натощак такие ботинки всякий дурак съест, а на сытый желудок – только настоящий путешественник!
   Я хотел придумать еще какую-нибудь отговорку, но Мишка не стал даже слушать.
   – Конечно! – сказал он. – Есть такие жадюги-путешественники, которым легче придумать миллион отговорок и даже умереть с голоду, чем съесть без рассуждений свои кожаные ботинки...
   С этими словами Мишка повалился на песок и стал как бы совершенно умирать от голода на моих глазах.
   А я!.. Разве мог я перенести, чтобы Мишка меня принял за какого-то жадюгу-путешественника? Нет, я не мог этого перенести... Мне легче было принести в жертву свои новые ботинки, только бы Мишка считал, что я уже вполне готов к героическим путешествиям. Поэтому я, не говоря больше ни слова, стянул с ног ботинки и стал смывать с них в реке пыль.
   – Сырые будем есть или вареные? – спросил я.
   – Можно и вареные, – сказал Мишка.
   Я подошел к котлу, зажмурился и, затаив дыхание, опустил ботинки в кипящую воду. Вода в котле бурлила ключом. Ботинки мои крутились в кипятке, как белки в колесе. То правый выплывает наверх, то левый, то правый, то левый...
   А я мешал воду сучком, стараясь не глядеть на ботинки, и все время думал о том, что маме, наверное, будет очень неприятно, когда она узнает, что я съел свои ботинки уже на второй день. Если бы я их хоть немного поносил и съел, скажем, через месяц или даже через два, тогда бы это ее, конечно, не так расстроило.
   Я так глубоко задумался, что даже не успел заметить, как мои ботинки сварились. Лишь только когда Мишка заорал "Готово!" и подцепил на палочку вареный ботинок, я отвлекся от своих грустных мыслей.
   – Готово! – сказал Мишка, кладя дымящийся ботинок на траву и отрезая от него ушко. – В самый раз, – добавил он, глотая ушко от ботинка. Затем он разрезал на куски кожаный верх и стал уплетать его за обе щеки с таким аппетитом, с каким, вероятно, настоящий умирающий с голода путешественник и должен есть вкусные, калорийные ботинки. Хотя я тоже мысленно по-настоящему умирал от голода, но есть с таким аппетитом, с каким Мишка ел мои ботинки, я почему-то не мог.
   Не знаю, если бы это были не мои ботинки, а Мишкины, может быть, я бы тоже их ел с большим удовольствием, но мои собственные ботинки мне совершенно не хотелось есть... Впрочем, не есть их совсем я тоже не мог, иначе Мишка меня никогда бы не взял с собой ни в какое героическое путешествие, поэтому я сначала нарезал кожаный верх на мелкие ломтики, как лапшу, а потом, не пережевывая, начал глотать их.
   Вероятно, мы с Мишкой съели бы оба ботинка, если бы вдруг за моей спиной не затрещала сирень. Я вздрогнул, обернулся и увидел, как из кустов высунулась голова моей сестры Наташки.
   – Мишка! Валька! – сказала она, подозрительно глядя на нас. – Вот вы где! А вас мама ждет!
   – Зачем ждет? – спросил я, быстро засыпая недоеденный ботинок песком.
   – Как зачем? Обедать пора! – сказала Наташка.
   Худшего известия она не могла принести при всем своем желании.
   – Ладно! Сказано, иди! Мы сейчас придем!
   Но Наташка высунулась из кустов еще больше и подозрительно проговорила:
   – Почему это "иди"? Мне мама сказала, чтобы я без вас не возвращалась.
   Спорить с Наташкой было бесполезно, мы поднялись, залили костер бульоном из ботинок и под Наташкиным конвоем мужественно зашагали домой.
   Как я ел обед, я не помню. Мишка и второй обед уплетал за обе щеки – это я помню. Еще я помню, что Наташка все время заглядывала под стол и фыркала при виде моих босых ног. Она делала это до тех пор, пока под стол не посмотрела мама и не спросила меня с удивлением:
   – Валерий! А где твои ботинки? Почему ты босиком?
   – М... м... м... – промычал я, размазывая кашу по тарелке.
   – Почему ты без ботинок, я тебя спрашиваю?
   – Он без ботинок потому, что они их с Мишкой съели! – сказала Наташка, не дав мне опомниться и придумать какую-нибудь подходящую историю.
   – Кого – их? – спросила мама, побледнев.
   – Валькины ботинки! – пояснила Наташка.
   – Как съели?! – прошептала мама чуть слышно.
   – Очень просто! – сказала Наташка. – И даже с большим аппетитом. Своими глазами видела!..
   Папа, молчавший все это время, тоже вдруг побледнел, заглянул под стол, потом приложил руку к сердцу и стал медленно подниматься со стула. А мама, пока папа поднимался со стула, приложила сразу обе руки к сердцу и стала медленно опускаться на стул.
   Как мама с папой побежали на берег и вернулись обратно с недоеденными ботинками! Что после этого началось в доме! Как вызывали на дачу неотложку! И как мы себя чувствовали все это время! Об этом я ничего рассказывать не буду, потому что мы с Мишкой все эго перенесли мужественно и героически, как полагается все переносить настоящим путешественникам. Только один раз наши с Мишкой ряды дрогнули и пришли в замешательство – это когда приехавший на "Скорой помощи" врач решил промыть наши желудки. Против этой унизительной процедуры Мишка взбунтовался принципиально! Мишка орал, что он еще нигде не читал, чтобы путешественнику, который съел свои ботинки, промывали после этого желудок.
   – Во-первых, – сказал папа, хватая Мишку за ноги, – ты съел не свои ботинки, а ботинки своего двоюродного брата! А во-вторых, где ты читал, чтобы путешественник начинал подготовку к путешествиям с того, что съедал свою обувь?
   Потом нас напичкали какими-то лекарствами, уложили в постели и заставили заснуть.
   А когда я проснулся, то у нас на даче Мишки уже не было. Его еще вечером мама на такси увезла к своей сестре в Москву. Под подушкой я обнаружил записку, которую успел сунуть Мишка перед отъездом.
   "Все в порядке!!! – писал Мишка. – Подготовка к героическим путешествиям продолжается! Жди!!! Указаний!!!"
   А потом я опять заснул, а когда опять проснулся, в мою комнату вошел папа.
   В руках у него была картонная коробка. Папа подошел к моей кровати и вытащил из коробки новые ботинки. Ботинки были не спортивные, без ушек, верх у ботинок был суконный, подметка и каблук – резиновые.
   – Я надеюсь... – сказал папа, – я надеюсь, – повторил он, держа на весу ботинки, – что ваша дальнейшая подготовка к героическим путешествиям с Мишкой примет несколько иной характер.
   Я посмотрел на ботинки с резиновыми подметками и молча отвернулся к стене.

Рисунки Ю. Узбякова.