Артур Кларк. На хвосте у кометы
"Не знаю, зачем я делаю эту запись, – медленно говорил Джордж Такео Пикетт в плававший перед его лицом микрофон. – Ведь нет никаких шансов, что люди когда-нибудь услышат ее. Астрономы говорят, что комета снова принесет нас в окрестности Земли миллиона через два лет, когда она будет совершать свой следующий оборот вокруг Солнца. Большой вопрос: доживет ли вообще человечество до этого времени и если да, то представит ли комета такой же интерес для наших потомков, как для нас? Может быть, они тоже пошлют экспедицию, чтобы исследовать ее. И тогда они найдут нас. Ведь, несмотря на все эти столетия, корабль окажется в отличном состоянии. Баки будут полны горючего, возможно, сохранится и немалый запас воздуха. Первой кончится еда, и мы помрем с голода, прежде чем задохнемся. Я думаю, мы не станем дожидаться этого. Куда лучше открыть воздушный люк и покончить разом.
Мальчишкой я читал книгу о полярных исследованиях. Она называлась "Зима во льдах". Так вот, у нас здесь то же самое. Мы окружены огромными ноздреватыми айсбергами. "Бросающий вызов" находится в самой середине гигантского скопления ледяных глыб, и весь этот рой вращается и бурлит, но так медленно, что надо внимательно следить несколько минут, чтобы заметить смещение отдельных льдин. Но ни одна экспедиция к земным полюсам и не нюхала такой зимы, как у нас. За два миллиона лет нашего будущего "путешествия" температура редко будет подыматься выше –450°. Мы будем так далеко от Солнца, что тепла от него получишь не больше, чем от звезд. Это то же самое, как если бы кто попытался в холодную зимнюю ночь погреть руки в лучах Сириуса".
Это жуткое сравнение, неожиданно пришедшее на ум, доконало его окончательно.
А ведь вся эта история с кометой началась так хорошо, сулила столько волнующих и радостных приключений! Он вспомнил ту ночь (неужели это было только полгода назад?), когда он в первый раз вышел взглянуть на комету. Это было вскоре после того, как восемнадцатилетний Джимми Рэндал заметил ее в самодельный телескоп и послал знаменитую телеграмму обсерватории на горе Стромло. Тогда комета представляла собой просто призрачное облачко тумана, медленно двигавшееся через созвездие Эридана. Она еще только приближалась к Марсу, направляясь по своей неимоверно вытянутой орбите к Солнцу.
Приближаясь к Солнцу, комета быстро увеличивалась в размерах. Когда она пересекала орбиту Марса, ее хвост, подобный огромному знамени, развевающемуся на свежем космическом ветру, уже распространился на сорок миллионов миль. К этому времени астрономы уже поняли, что вряд ли земные небеса когда-нибудь еще смогут предложить людям подобное зрелище. Внушительный вид кометы Хэйли, появившейся в 1986 году, не мог идти с ней ни в какое сравнение. Поэтому руководство Международного астрофизического десятилетия решило подготовить исследовательский корабль "Бросающий вызов" и послать его вдогонку за кометой.
Когда Джорджа Пикетта включили в экипаж "Бросающего вызов", он едва поверил своему счастью. Ничего подобного не случалось еще ни с одним репортером. Конечно, помогло то, что он имел ученую степень, был холост, здоров, весил менее 120 фунтов и уже перенес операцию аппендицита. Но ведь сколько других подходило не меньше, чем он! Впрочем, их зависть скоро сменится облегчением.
Полезная нагрузка "Бросающего вызов" была невелика. Экспедиция не могла позволить себе роскошь взять на борт просто репортера, и в свободное время Пикетту пришлось исполнять обязанности "офицера-интенданта". На практике это означало, что он должен был заполнять бортовой журнал, служить секретарем капитану корабля, следить за запасами и вести счета. "Большая удача, – думал он порой, – что в мире космической невесомости человек может обходиться всего тремя часами сна в сутки".
Не смешивать свои прямые и побочные обязанности было делом, требовавшим большого такта. В редкие дни, когда ему не предстояло снова пересчитывать тысячи предметов, заполнявших склад, он старался побыстрее разделаться с канцелярскими делами, чтобы покинуть свой похожий на тесный чулан кабинет и отправиться "на охоту" с магнитофоном. Рано или поздно он попытался взять интервью у каждого из двадцати ученых входивших в экипаж "Бросающего вызов". Не все записи передавались по радио на Землю: одни представляли сугубо профессиональный интерес, другие оказывались слишком бессвязными или, наоборот, чересчур заученными. Но по крайней мере у него не было любимчиков, каждый имел свой шанс. Впрочем, теперь все это уже неважно.
Его страшно интересовало, как реагировал на все происходящее доктор Мартенс. Для журналиста этот астроном был одним из самых трудных объектов, но зато никто другой не располагал такой информацией. Повинуясь невольному импульсу, Пикетт отыскал одну из ранних записей Мартенса и поставил ее на магнитофон. Он понимал, что просто пытается убежать от страшного настоящего, обращаясь к прошлому. Но какой от этого вред?
Пикетт отчетливо помнил это первое интервью. Невесомый микрофон, тихо покачивавшийся в потоке воздуха из вентилятора, буквально загипнотизировал его, и он долго не мог подобрать нужных слов. Но об этом знал он один: в записи голос его звучал нормально, речь текла с профессиональной гладкостью.
Корабль был еще в двадцати миллионах миль позади кометы, но быстро нагонял ее, когда Пикетт поймал Мартенса в обсерватории и обрушился на него с первым вопросом.
– Доктор Мартенс, – начал он, – из чего же все-таки состоит комета Рэндала?
– Из всего понемножку, – ответил астроном. – Материал ее постоянно меняется по мере удаления от Солнца. Но хвост в основном содержит аммиак, метан, двуокись углерода, водяные пары, цианистые соединения...
– Цианистые? Но разве они не ядовиты? Что бы случилось, если бы комета встретила на своем пути Землю?
– Да ничего. Конечно, хвост кометы выглядит впечатляюще, но по нашим обычным понятиям он близок к вакууму. Объем его, равный объему земного шара, содержит не больше газа, чем спичечный коробок, наполненный воздухом.
– И при этой разреженности он представляет собой такое великолепное зрелище?
– Точно так же, как не менее разреженный газ в неоновых трубках, из которых собирают рекламные надписи. Хвост кометы светится потому, что Солнце обстреливает его заряженными электрическими частицами. Это своеобразная космическая вывеска, и я боюсь, как бы до этого не додумались наши рекламные деятели. Они-то уж найдут способ исчеркать своими зазывными надписями хоть всю солнечную систему!
– Малоприятная перспектива. Хотя я уверен, что кто-нибудь обязательно провозгласил бы это триумфом прикладной науки. Но хватит тянуть комету за хвост. Скоро мы достигнем ее головы? Кстати, если не ошибаюсь, вы зовете ее ядром?
– Гонки преследования вроде нашей всегда требуют известного времени. Корабль достигнет ядра недели через две. Мы будем все дальше и дальше проникать в хвост кометы, попутно исследуя его в продольном и поперечном разрезе. Хотя до ядра еще двадцать миллионов миль, мы уже немало узнали о нем. Самое интересное, что оно чрезвычайно мало – менее пятидесяти миль в диаметре. И даже само ядро не сплошное тело. Скорее всего оно состоит из тысяч более мелких глыб, образующих роящееся облако.
– Сможем ли мы проникнуть в глубь ядра?
– Это мы узнаем позже, когда сблизимся с ним. Может быть, мы не станем рисковать и ограничимся наблюдением в телескопы с расстояния в несколько тысяч миль. Но лично я был бы разочарован, если бы мы не проникли в самые его недра. А вы?
Пикетт выключил магнитофон. Да, Мартенс был прав. Конечно, он был бы разочарован. Ведь, по всей видимости, никакой опасности им не грозило. Что касается кометы, то она, как выяснилось позже, действительно не таила в себе ничего страшного. Беда подстерегала внутри самого корабля.
Электрические возмущения в окружающем пространстве, становившиеся все яростнее, почти полностью нарушили связь с Землей. Главный радиопередатчик корабля еле пробивался сквозь эту сплошную завесу, и последние дни они ограничивались тем, что передавали по морзянке короткие сообщения, что все в порядке. Позже, когда они оторвутся от кометы и повернут домой, нормальная связь восстановится. Пока же они были едва ли менее оторваны от "большой земли", чем исследователи тех дней, когда радио еще не было изобретено. Это было неудобно, но и только. Пикетт был даже рад такому положению дел: ведь у него оставалось больше времени для выполнения своих хозяйственных обязанностей. Хотя космический корабль несся к самому сердцу кометы, курсом, о котором ни один капитан прошлых столетий не мог и мечтать, кто-то все же должен был следить за продовольствием и проверять запасы.
Медленно, с неимоверной осторожностью, непрерывно прощупывая радаром все пространство вокруг себя, "Бросающий вызов" углубился в ядро кометы. Потом двигатели были выключены, и корабль продолжал полет в окружении... гигантских ледяных глыб.
В 40-х годах XX века Фред Уипл из Гарвардского университета первым предугадал истину, но даже теперь, когда доказательства были перед глазами, поверить в правильность его невероятной гипотезы было нелегко. Миниатюрное ядро кометы действительно оказалось роем айсбергов, медленно кувыркавшихся, вращавшихся один вокруг другого, несясь по общей орбите вокруг Солнца. Но в отличие от ледяных гор, плавающих в полярных морях, они не были такими белыми. Грязно-серые, рыхлые, как комья подтаявшего снега, они состояли из твердого аммиака, изрешеченного карманами метана, словно губка. Время от времени, поглотив достаточно солнечного тепла, ледяные горы извергали гигантские струи газов. Это было величественное зрелище, но раньше Пикетт был слишком занят, чтобы полюбоваться им вдоволь. Теперь же, увы, времени у него было даже слишком много...
Беда нагрянула нежданно. Однажды, совершая обычную проверку корабельных запасов, Пикетт столкнулся с ней лицом к лицу. Правда, прошло немало времени, прежде чем он это понял. Ведь с запасами все было в полном порядке, их должно было хватить с избытком для возвращения на Землю. Он убедился в этом своими собственными глазами и просто собирался сверить подсчеты с данными, заключенными в одной из микроскопических секций запоминающего устройства электронной машины корабля, которая дублировала все счета.
Когда на экране зажглись первые бессмысленные цифры, Пикетт решил, что нажал не ту кнопку. Он снял итог и снова ввел информацию в компьютер. "Взято с собой 60 ящиков мяса, съедено – 17". Машина мгновенно вывела остаток – ...999 999 43.
Снова и снова давал он машине это простое задание, по результат был все тот же. Тогда, раздраженный, но не слишком обеспокоенный, он отправился на поиски доктора Мартенса.
Пикетт нашел астронома в "камере пыток" – маленьком гимнастическом зале, затиснутом между складом запасных частей и переборкой, отделявшей контейнер с горючим от остальной части корабля. Каждый член экипажа должен был ежедневно заниматься здесь по часу, чтобы в условиях невесомости мускулы не одрябли. С выражением мрачной решимости на лице Мартенс сражался с целой связкой мощных пружин. Когда Пикетт доложил о случившемся, лицо астронома стало еще мрачнее.
Несколько проб на главном входе компьютера подтвердили их худшие опасения.
– Машина сошла с ума, – сказал Мартенс. – Она даже не может складывать и вычитать.
Но ведь ее можно исправить!
Мартенс покачал головой. Он потерял всю свою обычную самоуверенность. Пикетт подумал, что он стал похож на надувную резиновую игрушку, из которой выходит воздух.
– Даже построившие ее специалисты не могли бы ничего теперь поделать. Это же сплошная масса микроконтуров, соединенных так же плотно, как клетки человеческого мозга. Механизм памяти все еще действует, но от решающего устройства никакого толку. Оно просто бессмысленно перемешивает цифры, которые вы в него вводите.
Ну, и что же все это означает? – спросил Пикетт.
– Это означает, что все мы мертвы, сухо ответил Мартенс. – Без компьютера нам крышка. Орбиту для возвращения на Землю рассчитать невозможно. Целая армия математиков затратила бы не одну неделю, чтобы высчитать это на бумажке.
– Но это же просто смешно! Корабль в отличном состоянии, еды и горючего сколько угодно. И вы говорите, что все мы помрем только потому, что не сможем перемножить несколько чисел.
– Несколько чисел! – ответил Мартенс с оттенком мрачного юмора в голосе. – Коренное изменение курса, вроде того, которое необходимо для отрыва от кометы и вывода корабля на орбиту для возвращения на Землю, требует около ста тысяч отдельных арифметических действий. Машина и та тратит на эту работу несколько минут!
Пикетт не был математиком, но он знал об астронавтике достаточно, чтобы понять создавшееся положение. Путешествующий в пространстве корабль находится под влиянием многих небесных тел. Главная сила, действующая на него, – тяготение Солнца. Это оно удерживает планеты на их орбитах. Но и каждая планета притягивает корабль в свою сторону, хотя и неизмеримо слабее. Учесть все эти силы, больше того, использовать их себе на пользу, чтобы достигнуть цели, лежащей за миллионы миль, – задача фантастической сложности. Он мог понять отчаяние Мартенса. Ни одну работу невозможно выполнить без подходящих инструментов, и ни одна работа не требует более совершенных инструментов, чем эта.
Даже после того, как капитан объявил о несчастье, даже после общего совещания экипажа, когда вся команда собралась обсудить чрезвычайное положение, прошло немало часов, прежде чем страшный факт по-настоящему дошел до людей. Конец все еще был так далек, что разум никак не хотел осознать его неизбежности. Они были приговорены к смерти, но с исполнением приговора спешки не было. А вид за иллюминаторами корабля был по-прежнему великолепным...
Сквозь сверкающий туман, обволакивавший их со всех сторон, – он будет их небесным памятником до скончания мира! – ярко, точно фонарь маяка, сиял Юпитер, затмевая свет звезд. Кое-кто из них был бы еще жив, когда корабль пройдет мимо этого величайшего из сынов Солнца, если бы остальные согласились пожертвовать собой. "Но стоит ли тянуть несколько лишних недель, – спросил себя Пикетт, – только чтобы увидеть собственными глазами то, что Галилей первым заметил в свой примитивный телескоп четыре столетия назад, – спутники Юпитера, снующие взад и вперед, словно бусинки по нитке невидимого ожерелья?"
Бусинки на нитке. С этой мыслью полузабытые воспоминания детства ярко вспыхнули в его сознании. Исподволь они преследовали его уже несколько дней, ища путь наружу. Теперь наконец они пробились и завладели его лихорадочно работающим мозгом.
– Нет! – вскрикнул он громко. – Это же чепуха! Они поднимут меня на смех!
– Ну и что? – отвечала другая половина его разума. – Тебе же нечего терять! Даже если из этого ничего не выйдет, по крайней мере все будут хоть чем-то заняты, когда запасы еды и кислорода станут подходить к концу. Даже самая смутная надежда лучше, чем никакой.
Он перестал теребить рычажки магнитофона. Нечего ныть и причитать о горькой судьбе! Отстегнув эластичный пояс, удерживавший его в кресле, он отправился на склад поискать нужные материалы.
– Эта штука не в моем вкусе, – сказал доктор Мартенс, когда Пикетт через три дня явился к нему. Он презрительно посмотрел на шаткое сооружение из проволочек и деревяшек, которые Пикетт держал в руке.
– Я так и думал, что вы это скажете, – сдержанно ответил Пикетт. – Но послушайте меня одну минуту! Моя бабушка была японкой, и мальчишкой я слышал от нее одну историю, о которой я впервые вспомнил всего несколько дней назад. Мне кажется, эта штука может спасти нам жизнь. А история такова. Как-то вскоре после второй мировой войны устроили состязание между американцем с электрической конторской машиной и японцем, который использовал простые счеты вроде этих. И счеты победили.
– Значит, это была плохая машина или неопытный служащий.
– Это была лучшая машина, какая только нашлась в американской армии. Но хватит спорить, давайте испробуем. Назовите мне пару трехзначных чисел, а я их перемножу.
– Ну, 856 на 437.
Пальцы Пикетта запрыгали по рядам костяшек с молниеносной быстротой. На счетах было двенадцать рядов. Это позволяло либо оперировать с цифрами до 999 999 999 999, либо разделить их на секции и производить несколько мелких действий одновременно.
– 374 072, – сказал Пикетт меньше чем через полминуты. – А теперь посмотрим, за сколько вы это сделаете с карандашом и бумажкой.
Прошло значительно больше времени, прежде чем Мартенс, который, как все математики, был не слишком силен в арифметике, объявил итог – 375 072. Быстрая проверка показала, что Мартенсу понадобилось по крайней мере в три раза больше времени, чем Пикетту, чтобы получить к тому же неверный результат. На лице астронома отразилось огорчение, смешанное с удивлением и любопытством.
– Где вы научились таким штукам? – спросил он. – Я думал, на них можно только складывать и вычитать.
– Гм... Собственно, умножение и есть всего-навсего последовательное сложение, ведь так? Я просто отложил число 856 в единичном ряду семь раз, в десятичном – три раза и в сотенном – четыре. Пользуясь карандашом и бумагой, вы делаете то же самое. Конечно, есть приемы ускорить счет, но если вам кажется, что я быстро считаю, вы бы посмотрели на брата моего деда. Он служил в банке в Иокогаме, и, когда он считал на полную скорость, его пальцев просто не было видно. Он меня научил некоторым трюкам, но за двадцать лет я забыл большинство из них. Я тренируюсь всего несколько дней и пока еще довольно слаб. Все равно, надеюсь, я убедил вас, что мое предложение не такая уж чепуха?
– Да, конечно, впечатление сильное. А делите вы так же быстро?
– В общем, почти так же, если достаточно наловчиться.
Мартенс взял счеты и начал задумчиво щелкать костяшками. Потом вздохнул:
– Занятная штука, только вряд ли она нам поможет. Пусть даже она считает в десять раз быстрее, чем если считать с карандашом и бумагой, – а ведь это все-таки не так! – зато электронная машина быстрее – в миллион раз.
– Я думал об этом, – ответил Пикетт с легким нетерпением. "Все-таки Мартенс слаб, – подумал он, – до чего быстро сдал! А как же астрономы обходились сто лет назад, когда еще не было компьютеров?" – Вот что я хочу предложить. А вы скажите, есть ли в моем плане изъяны...
Подробно и серьезно он изложил свой план. По мере того, как он говорил, Мартенс все больше становился самим собой и наконец засмеялся. Это был первый смех, который Пикетт услышал на борту "Бросающего вызов" за последние несколько дней.
– Представляю себе лицо капитана, – сказал астроном, – когда вы заявите ему, что всем нам предстоит вернуться в детский сад и начать играть с бусинками.
Вначале их встретили с недоверием, но оно быстро растаяло, когда Пикетт продемонстрировал несколько примеров. Для людей, выросших в мире электроники, сам факт, что простая конструкция из костяшек и проволочек может творить такие чудеса, явился настоящим откровением. Но во всем этом был и своеобразный вызов, и так как от того, освоят ли они этот простой инструмент, зависели их жизни, все рьяно взялись за работу.
Как только механики изготовили достаточно счетов, куда более удобных и аккуратных, чем грубая модель Пикетта, занятия начались. Объяснение основных правил счета заняло всего несколько минут. Зато практика требовала времени – бесконечных часов напряженного труда, пока пальцы не начнут сами прыгать по рядам, ловко откидывая нужное число костяшек без какого-либо сознательного контроля мозга. Кое-кто из членов экипажа так и не приобрел нужной точности и скорости даже за неделю беспрерывных упражнений. Но были и такие, которые быстро оставили позади самого Пикетта. Ночами им снились ряды костяшек, и их пальцы непроизвольно двигались, умножая, деля, вычитая.
Когда они достаточно наловчились, всех разделили на группы, которые начали яростно соревноваться, пока не достигли еще большей производительности. Наконец, отдельные члены команды достигли такого совершенства, что могли перемножить два четырехзначных числа за пятнадцать секунд и приноровились поддерживать такой темп несколько часов подряд.
Это была чисто механическая работа. Она требовала ловкости, но не разума. По-настоящему трудное дело выпало на долю Мартенса, причем остальные мало чем могли ему помочь. Он должен был забыть про электронную технику, которая вошла в его плоть и кровь, и перестроить систему расчетов так, чтобы люди могли выполнять их, не имея ни малейшего представления о смысле цифр, с которыми им приходилось оперировать. Он готовил исходные данные, а затем они проделывали с ними арифметические действия по заданной программе. После нескольких часов сосредоточенного, утомительного труда поточная линия из людей, вооруженных счетами, выдавала нужный результат, – если, конечно, по пути не вкрадывалась ошибка. Чтобы застраховаться от таких ошибок, все операции одновременно выполнялись двумя группами, время от времени сверявшими промежуточные итоги.
Наконец пришло время, когда Пикетт мог вспомнить о своих слушателях, для, которых он уже не чаял когда-нибудь снова готовить передачу. Он заперся в своей каюте и включил магнитофон.
"Вы спрашиваете, как нам это удалось? – задумчиво проговорил он в знакомый микрофон. – Просто мы создали компьютер из живых существ вместо электронных контуров. Конечно, он в несколько тысяч раз медленнее, не может переваривать столько информаций и в довершение всего быстро устает, но дело он делает. Бесспорно, он не может обеспечить управления кораблем на всем пути до Земли: это слишком сложно, – но он способен вывести нас на такую орбиту, которая позволит покинуть зону действия кометы. Как только мы освободимся от радиопомех, мы сможем передать на Землю наши примерные координаты. Тогда ее мощные электронные машины подскажут нам, что делать дальше.
Корабль уже оторвался от кометы, его больше не уносит прочь из солнечной системы. Наша новая орбита соответствует расчетной с точностью, на которую только можно было надеяться. Мы все еще не вышли из хвоста кометы, но ее голова уже в миллионах миль от нас. Пусть аммиачные льды мчатся к звездам сквозь ледяной простор, а мы... мы возвращаемся домой.
Эй, Земля!.. Эй! "Бросающий вызов" говорит с тобой. Отвечай же, как только услышишь наши сигналы! Ты должна проверить нашу арифметику, пока мы не стерли пальцы до самых костей!"
Рисунки Е. Медведева.
Перевел с английского А. Бородаевский.