Композитор Михаил Глинка


Е. Канн


   ...Глинка – небывалое, изумительное явление в сфере искусства. Никто более меня не ценит и не любит музыку Глинки...
      /П. И. Чайковский/


   На берегу Десны, посреди дремучих смоленских лесов, раскинулось село Новоспасское. 20 мая 1804 года, на заре, Новоспасские соловьи громко приветствовали рождение нового обитателя Новоспасской усадьбы – Михаила Глинки.
   С пяти лет он пристрастился к рисованию, выучился читать, очень ловко умел подражать колокольному звону на медных кухонных тазах, приручал птиц и разных зверушек, до которых был великий охотник, и за всеми этими делами мог проводить целые дни.
   Но главным и любимым занятием будущего композитора было слушать народные песни, что певала своему питомцу няня Авдотья Ивановна, лучшая песельница и сказочница на всю округу. Эти песни, среди которых вырос Михаил Глинка, и помогли ему впоследствии выработать тот истинно народный язык, какого до Глинки не знала русская музыка.
   Наступил 1812 год. Войска Наполеона вторглись в Россию. Уже пылала Смоленщина. Опасность надвигалась и на родное Новоспасское. Многодетная семья Глинок, в том числе и восьмилетний Миша, уехала на время в Орел. А Новоспасское насторожилось и ощетинилось в ожидании врага. Местные крестьяне собирались в партизанские отряды, вооружаясь кто чем мог: вилами, косами, топорами. Их объединял первый Мишин учитель грамоты Иоанн Стабровский. А родной дядя Миши, Дмитрий Николаевич Глинка, стал во главе ельнинских ополченцев.
   Когда по весне в 1813 году девятилетий Миша Глинка вернулся в родное гнездо, не только ельнинская округа, но и само Новоспасское предстало перед ним опаленное войной и овеянное славой самоотверженных подвигов. Подобно предку-костромичу Ивану Сусанину, их свершали герои-партизаны Смоленщины в 1812 году. В новых песнях, рожденных двенадцатым годом, в рассказах односельчан и родных мальчик черпал незабываемые впечатления, которые много лет спустя нашли гениальное отражение в первой истинно национальной опере "Иван Сусанин".
   По окончании Отечественной войны Миша усердно продолжал учение. Но чем дальше, тем все больше сердцем его овладевала любимая музыка. Однажды во время урока рисования учитель даже пожурил ученика за рассеянную небрежность к уроку и за явное предпочтение, оказываемое им музыке.
   – Что ж делать, – серьезно отвечал мальчик,– музыка – душа моя!..
   С той поры Миша Глинка со страстью предается музыкальным занятиям. Он учится играть на фортепиано, на флейте, на скрипке. И нет большей радости для него, как пристроиться со своей маленькой флейтой или скрипкой к кому-нибудь из дворовых оркестрантов, которых держал его дядюшка, или разыгрывать вместе с ними всевозможные увертюры, фантазии, оперные отрывки, переложения песен.
   Вероятно, уже тогда, сидя в домашнем оркестре, Глинка начал понемногу импровизировать. По крайней мере, когда вскоре юный Глинка уже был учеником Петербургского благородного пансиона, товарищи с удовольствием внимали вдохновенным импровизациям своего однокашника в перерывах между уроками алгебры и географии.
   Впрочем, и этими предметами Глинка занимался с тем же усердием. В пансионе он шел одним из первых. Во все, за что бы ни брался Глинка, он вкладывал массу труда и упорства. Он не отступался от предмета, пока не овладевал им.
   В 1822 году Михаил Глинка окончил Благородный пансион. Очень скоро его уже хорошо знал музыкальный Петербург. Его романсы и песни распевали повсюду. Его инструментальные пьесы разыгрывали на музыкальных вечерах. Сам Глинка был там особо желанным гостем, ибо никто не умел так, как он, оживлять общество своим пением и игрой на фортепиано.
   Но будущий автор великих творений не довольствовался этим. Еще в детстве Глинка увлекался книгами о кругосветных странствиях. Теперь, в зрелые годы, он твердо решил осуществить заветную мечту: посетить многие земли, о которых знал до того лишь по географическим картам. Он задался целью овладеть в совершенстве за границей европейской музыкальной наукой и, вооружившись знаниями, вернуться на родину, чтобы здесь-творить подлинно национальное искусство.
   Итак, в апреле 1830 года из села Новоспасского тронулся, держа путь на запад, просторный возок, доверху нагруженный домашней снедью. Заботливая мать, Евгения Андреевна Глинка, снарядила старшего сына в дальние края.
   Ровно четыре года провел Глинка за границей, старательно изучая под небом Италии тайны музыкального искусства. Молодого "русского синьора", как величали па чужбине Глинку, уже знали многие музыкальные знаменитости Европы. Театральные примадонны заказывали ему арии для своих выступлений. Известный итальянский издатель выпустил в свет сборник его пьес. Но чем дальше шло время, тем сильнее разрасталась у Глинки тоска по родине и все больше зрело стремление "писать по-русски".
   – Запала мне мысль о русской опере! – говорил Глинка.
   С этой неотступной мыслью он вернулся на родину.
   В весенние дни 1835 года в светлой зале родного Новоспасского дома Глинка прилежно работал над оперой "Иван Сусанин". Примечательно: свою первую русскую героическую оперу Глинка создавал там, где он впервые услыхал и полюбил народные песни, где в нем, еще ребенке, родились живые представления об образе народного героя.
   Наступил 1836 год. 27 ноября к парадно освещенному подъезду петербургского Большого театра во множестве стекались кареты, рыдваны, возки, пешеходы. А в зале, в глубине ложи второго яруса, бледный от волнения, сидел сам автор "Ивана Сусанина". То был поистине исторический день не только в биографии Глинки, но и в летописях русской музыкальной культуры. Недаром лучшие люди общества радостно приветствовали с оперой Глинки новую зарю русской музыки.
   – Музыка его, – говорили современники, – это правдивый итог всего, что Россия выстрадала и излила песне; в этой музыке слышится такое полное выражение русской ненависти и любви, горя и радости, полного мрака и сияющей зари!..
   В честь автора "Ивана Сусанина" поэты слагали стихи. А Пушкин на дружеском обеде вскоре после первого спектакля "Сусанина" приветствовал Глинку шуточным куплетом:

Слушая сию новинку,
Зависть, злобой омрачась,
Пусть скрежещет, но уж Глинку
Затоптать не может в грязь!

   В ту пору Глинка особенно часто виделся с великим поэтом.
   Один за другим рождаются замечательные романсы на слова Пушкина. Какой любитель музыки не знал на память "Грузинскую песню", "Ночной зефир", "Я помню чудное мгновенье"? С каким удовольствием внимал собственным стихам, положенным Глинкой на музыку, сам Пушкин!
   Бывало в зимние петербургские вечера в маленькой своей квартире Глинка "потешал" (как он выражался) немногих друзей игрой и пением. А потом у пылающего камина Глинка вел с Пушкиным нескончаемые беседы о "Руслане и Людмиле". На смену "Ивану Сусанину" уже возникал тогда новый замысел: опера-сказ о русском богатыре. Внезапная кончина Пушкина оборвала зарождавшееся было содружество...

   М. И. Глинка в период сочинения "Руслана". С картины И. Е. Репина.


   В 1842 году, все в тот же день 27 ноября, вновь ярко вспыхнули фонари у подъезда санкт-петербургского театра. И снова в тревожном ожидании сидел, укрывшись в ложе, автор оперы "Руслан и Людмила". Увы, высокопоставленная знать, прибывшая в театр, следила не столько за представлением и его автором, сколько за императорской ложей. А царственные ее обитатели, во главе с Николаем I, ничего не поняв в гениальном творении Глинки, покинули театр, даже не дождавшись конца спектакля! Слишком ново и необычно, слишком самобытно-национально оказалось искусство Глинки для тогдашней публики, привыкшей к модным итальянским руладам.
   Поймут твоего Мишу, – с горечью говорил Глинка своей сестре, – когда его не будет, а "Руслана" – через сто лет!
   Но Глинку поняли гораздо раньше. Уже следующее-поколение музыкантов – Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков – шло в своих операх по пути, указанному родоначальником русской музыкальной школы. А путь тот зачинался от чистых родников народной песни, откуда смело черпал Глинка несметные сокровища для своих музыкальных созданий.
   Многочисленные романсы Глинки доныне с любовью распеваются повсюду и певцами и любителями. Его песенка "Жаворонок", изумительно сочетавшая задумчивую грусть, безыскусственность и простодушие русских напевов, давно уже слывет народной.
   – Свежа, как весенний воздух! – так отзывались об этой песне музыканты-современники, которые слышали "Жаворонка" в исполнении самого Глинки.
   Новое слово сказал Глинка и в русской симфонической музыке. Это скоро поняли его последователи.
   Последние годы своей жизни Глинка провел в скитаниях по чужим краям. Но куда бы ни заносила его судьба, он ни на минуту не переставал ощущать неразрывную связь со своим народом, с родной землей.
   – Я душою – русский! – неизменно повторяет он в письмах к матери.
   Но ярче всего сказал это Глинка в своих произведениях. Один из пионеров русской музыкальной науки и современников Глинки проницательно написал о нем:
   "Под его пером наша отечественная музыка в первый раз явилась достойною исторических судеб родного края и нравственного величия народа..."