Джеральд Даррелл. Животные родители

   Я испытываю величайшее уважение к животным родителям. Во время моих поездок мне не раз приходилось заменять мать многим зверятам, и я всегда считал, что эта задача связана с достаточной нервотрепкой.
   Впервые я выступил в роли приемной матери четырех ежат. Ежиха – очень хорошая мать. Она готовит настоящие подземные ясли для своих малышей: гнездо, выложенное толстым слоем сухих листьев. Здесь появляется на свет слепое и беспомощное ежиное потомство. Малыши покрыты плотным слоем белых и мягких, будто резиновых, колючек. Лишь после того как ежатам исполнится несколько недель, колючки твердеют и становятся коричневыми.
   Когда малыши подрастают, мать выводит их из гнезда. Они идут друг за дружкой, и каждый держит в зубах хвост идущего впереди. А первый ежонок, во главе колонны, с непоколебимым упорством цепляется за хвост матери. Так они шествуют по освещенным сумерками тропинкам, похожие на странную, колючую сороконожку.
   Возможно, для матери ежихи совсем не трудно выращивать свое потомство, но когда мне неожиданно подарили четырех слепых, белых, покрытых резиновыми колючками ежат, я растерялся.
   Мы жили в то время в Греции. Сосед-крестьянин принес нам ежиное гнездо величиной с футбольный мяч. Он выкопал его в поле во время работы. Малышей надо было сразу же накормить, но соска от обычной детской бутылочки была слишком велика для них. К счастью, у маленькой дочки моего приятеля нашлась кукольная соска.
   Ежата привыкли к ней и быстро поправлялись. Сначала я держал их в невысокой картонной коробке. Но очень скоро понял, что листья в ней нужно менять десять – двенадцать раз в день. Неужели мать ежиха целый день носится взад и вперед с охапками свежих листьев, чтобы содержать свое гнездо в чистоте? Если это так, когда же, черт возьми, она находит время кормить свое потомство?
   Что касается моих питомцев, они готовы были есть в любое время дня и ночи. Стоило только прикоснуться к коробке, как из листьев высовывались остроконечные мордочки, раздавался дружный вопль, и маленькие черные носы начинали отчаянно вертеться из стороны в сторону в поисках бутылочки.
   Обычно детеныши, насытившись, успокаиваются, но к ежам, по-моему, это не относится. Они каждый раз бросались на свою бутылочку, будто голодали много недель. Теперь я понимаю, что все-таки перекармливал ежат, потому что их крохотные ножки уже не выдерживали их веса. Ежата еле передвигались по ковру, волоча по земле толстые животики.
   Однако развивались они очень хорошо, ноги становились сильнее, глаза открылись. Иногда они даже совершали смелые вылазки из коробки.
   Я очень гордился моей колючей семейкой и с нетерпением ждал, когда смогу вывести их в лес и угостить такими лакомствами, как улитки и земляника.
   Но случилось так, что мне пришлось уехать на целый день.
   Малышей я вынужден был оставить на попечение сестры.
   Перед отъездом я просил ее ни под каким видом не давать им больше одной бутылки молока в день, как бы они ни пищали.
   Мне следовало лучше знать мою сестру. Когда я вернулся, она виновато посмотрела на меня.
   Терзаясь ужасными предчувствиями, я спросил ее, сколько она давала им молока за один раз. "Четыре бутылочки каждому,– ответила она, – посмотри, какими толстенькими они стали".
   Отрицать это было невозможно. Их крохотные животики так раздулись, что ноги не доставали до земли. Они были похожи на странные колючие футбольные мячи, к которым кто-то по ошибке приделал четыре ноги и нос.
   Я сделал все, что мог, но через сутки они все умерли от острого кишечного воспаления. Сестра расстраивалась больше всех. По тому ледяному виду, с которым я принял ее извинения, она поняла: никогда больше я не доверю ей моих приемышей.
   Конечно, не все животные ухаживают за своими малышами так тщательно, как ежи. Некоторые не очень-то затрудняют себя.
   Детеныши кенгуру, к примеру, появляются на свет величиной с наперсток. А ведь взрослый кенгуру, даже сидящий на задних лапах, может быть больше метра в высоту. Новорожденный кенгуренок – слепой и голый комочек – должен найти дорогу к животу матери и суметь забраться в ее сумку.
   Вы, конечно, понимаете, что это очень трудно для кенгуренка, только что появившегося на свет. Ведь он может пользоваться только передними лапами, поскольку задние еще плотно прижаты к хвосту и неподвижны.
   При этом кенгуру-мать совсем не помогает малышу.
   Крохотный кенгуренок должен сам ползти через джунгли шерсти по животу матери. В конце концов он добирается до сумки, влезает в нее и надежно пристраивается у соска. Это подвиг, с которым не сравнить даже восхождение на Эверест.
   Мне никогда не выпадало счастливого случая вырастить кенгуренка, но есть опыт с его близким родственником – маленьким уоллаби. Он выглядит совсем как кенгуру в миниатюре.
   Честно говоря, это был самый непривлекательный звереныш, которого я когда-либо видел.
   Он был слеп, без волос, ярко-розового цвета. Малыш жестоко пострадал от случайного падения, и я очень боялся, что он не выживет вообще.
   Тем не менее я отнес его к себе и устроил в своей спальне. Он охотно ел из бутылки, труднее оказалось держать его в тепле. Я завернул его во фланель и обложил грелками, но они быстро остывали, и я все время боялся, что он простудится. Оказалось, легче всего было согревать его своим телом, и я засунул его себе под рубашку. Тогда я и понял, какие страдания должна испытывать уоллаби-мать.
   Малыш меня непрерывно обнюхивал и сосал, а время от времени начинал лягаться задней ногой с довольно острыми когтями и бил меня точно под ложечку. Спустя несколько часов я чувствовал себя так, будто провел тренировочный бой с боксером-тяжеловесом.
   Я попытался поместить его у себя на спине, но он опять карабкался мне на грудь.
   Ночью он время от времени лягался с такой силой, что сам вылетал из кровати и мне приходилось вставать и разыскивать его где-нибудь на полу.
   К несчастью, он умер через два дня, очевидно, от какого-то внутреннего кровоизлияния. Мне было очень обидно, что я не смог выходить и усыновить такого необычного малыша.
   Если кенгуру не очень нянчился со своим потомством, то карликовая мартышка в этом смысле является образцом.
   Размером с большую мышь, покрытый полосатой зеленой шерсткой, с блестящими карими глазками на крохотной мордочке, малыш похож на сказочного гномика.
   Отец забирает малышей у матери, едва они появятся на свет, и носит у себя на бедрах, как пару седельных сумок. Он следит, чтобы малыши были чистыми, согревает их ночью теплом своего тела и вручает матери только для кормления.
   Обычно эти детеныши невероятно глупы, и не сразу удается научить их пить из бутылки. А когда наконец вы успешно завершите эту утомительную процедуру, они подрастают, и надо снова учить их пить уже из блюдца. По-видимому, они считают, что главное – погрузить мордочку в молоко и держать ее там, пока хватит воздуха или пока они в этом молоке не утонут.
   Маленькая голуболицая мартышка – очаровательный обезьяний детеныш – легко умещается в чайном стакане. Спина и хвост у него зеленоватого цвета, живот и бакенбарды ярко-желтые. Над верхней губой белая полоса в форме банана, совсем как великолепные усы у какого-нибудь отставного военного. Как у всех молодых обезьян, головка у него слишком велика по сравнению с тельцем, а ноги длинные и неуклюжие.
   Попав ко мне, он отказывался пить из бутылки, будучи абсолютно уверен, что это какая-то дьявольская пытка. Потом, раскусив этот фокус, он просто с ума сходил при одном виде бутылки, вцеплялся в соску, сжимал в лапах бутылку и в восторге опрокидывался на спину.
   Когда же он научился пить из блюдца, встала другая проблема. Малыша ставили на стол, тут же появлялось блюдце с молоком. Как только он замечал блюдце, он издавал резкий вопль и трясся всем телом. Это, видимо, была особая форма гневного возбуждения; возбуждения – потому что он видел молоко, гневного – потому что молоко это всегда появлялось, по его мнению, недостаточно быстро. Он визжал и подпрыгивал, как кузнечик.
   Если я не догадывался держать его за хвост покрепче, он с торжествующим воплем нырял головой в середину блюдца. Едва успев стереть с лица остатки этой молочной "бури", мы обнаруживали, что он сидит с выражением величайшего негодования посреди пустого блюдца, дрожа от ярости, потому что пить ему теперь нечего.
   Самое трудное – это не давать детенышу мерзнуть по ночам. Как ни странно, это необходимо даже в тропиках, потому что после захода солнца температура там резко понижается. Когда малыши с родителями, они зарываются в плотный мех матери.
   Я вскоре убедился, что от грелок проку мало. Они быстро остывают, и ночью приходится несколько раз вставать и наполнять грелки горячей водой. Дело это довольно утомительное, особенно если кроме малышей у вас на руках еще и взрослые животные. Поэтому самое простое – уложить их спать вместе с собой. Очень скоро вы привыкаете ночью не вертеться, чтобы ненароком не раздавить кого-нибудь.
   В разное время мне приходилось делить свое ложе с большим количеством самых разнообразных зверей.
   Однажды моя узкая походная койка служила пристанищем одновременно для трех мангуст, двух обезьяньих детенышей, белки и молодого шимпанзе. Я с трудом устраивался рядом.
   Не думайте, что ваши подопечные будут испытывать к вам хоть немного благодарности, в большинстве случаев происходит обратное.
   Один из самых впечатляющих шрамов на моем теле появился после того, как я дал бутылку с молоком одному молодому мангусту на пять минут позже, чем этого хотелось ему. Когда меня спрашивают об этом шраме, я отвечаю, что на меня напал ягуар. Кто поверит, что это был всего лишь детеныш мангуста, которого я держал в это время под одеялом у себя в кровати.

Перевел с английского Б. Большун.
Рисунки Ю. Родина.