Садриддин Айни. Воспоминания (главы из книги)

УРОКИ ОТЦА

   Мой отец был человеком вспыльчивым, однако он никогда не ругал меня и не бил. И сколько я себя помню, он лишь дважды меня наказал.
   Впервые случилось это так.
   Отец купил осла, у которого была дурная привычка брыкаться, как только тронешь его холку.
   Однажды утром отец отвел осла на пшеничное поле и привязал его пастись на жнивье. В полдень, в самый зной, отец сказал мне:
   – Ступай-ка, приведи осла. Да не вздумай сесть на него верхом, а то невзначай тронешь холку, он взбрыкнет и скинет тебя.
   Я отправился в поле. Отвязал осла. И тут мне пришла в голову такая мысль: "А что если сесть на осла с какого-нибудь возвышения, не дотронувшись до холки? Он брыкаться не станет. Просто глупо, – подумал я, – гнать осла порожняком, а самому топать пешком".
   Я завел осла в арык, а сам с берега очень осторожно сел на серого. Осел стоял спокойно. Но стоило ему выйти из воды, как он тут же встал на дыбы. Чтобы не оказаться на земле, я почти распластался на его спине и волей-неволей обеими руками ухватился за гриву. Но чем крепче вцеплялся я в гриву, тем отчаяннее брыкался и прыгал осел.
   В конце концов я кубарем полетел на землю.
   Невыносимая боль пронзила мою правую руку. Осел же, взбрыкивая, вихляя задом, помчался к дому.
   Страх перед отцом, которого я ослушался, был сильнее боли. Несколько минут спустя я с трудом встал на ноги. Боль в руке была нестерпимой. Словно железный крюк рвал мое тело. Я снова опустился на землю. В этот момент я увидел отца, идущего мне навстречу.
   Отец не стал бить или ругать меня. Увидев мою искалеченную руку, он сказал только:
   – Ты ослушался меня и повредил руку. Правую руку. Теперь ты не сможешь писать.
   Слова отца так напугали меня, что, казалось, получи я сотню розог, страдал бы меньше.
   Своим поясным платком отец подвязал мою руку. Потом он сходил в селение за лошадью. Посадил меня на нее, сам сел впереди и повез в Гиждуван, к костоправу.
   У меня оказался двойной вывих: в локте и в запястье. Вправляя руку, лекарь так сильно сдавил ее, что послышался хруст. Но я сдержался и не закричал, хотя эта боль и была посильней, чем при падении.
   – Молодец, сынок, – сказал отец.
   ...Когда рука уже зажила и я почти позабыл о печальном происшествии, отец позвал меня.
   Я подошел к нему. Он вытащил из-под кошмы розгу и стегнул меня разок по ногам.
   – Запомни, если еще хоть раз ослушаешься меня, я сильно побью тебя. Понял?
   – Понял.

***

   Вот какой второй урок получил я от отца.
   Неподалеку от нашего селения был небольшой базарчик. И вот однажды отец послал меня на базар за солью. На обратном пути мне повстречался знакомый отца, он велел кое-что ему передать. Но пока я добирался до дому, не только все его слова, но и сам этот человек вовсе вылетели у меня из головы.
   Дома же отец поинтересовался, кого из знакомых я видел на базаре. Я вспомнил о том человеке и ответил, что, мол, видел такого-то.
   – Что он сказал? – спросил отец.
   Поскольку я напрочь забыл все, что меня просили передать, я тут же что-то сочинил.
   Наверное, я сказал порядочную глупость, потому что отец переспросил:
   – Может, ты позабыл, что тебе велели передать?
   – Нет, – упорствовал я. – Он так сказал.
   Несколько дней спустя тот человек сам пришел к нам.
   Отец повел его в мехмонхону*. Затем позвал меня и усадил против гостя.
   – Что вы просили мне передать? – спросил отец у гостя.
   Гость сказал, разумеется, совсем не то, что я передал отцу. Я чуть не сгорел со стыда. Отец же схватил меня за ухо и проговорил:
   – Всегда хорошенько вникай в то, что увидишь, внимательно слушай и запоминай то, что тебе скажут. Не поймешь – переспроси.
   И постарайся не забыть. Но только никогда не ври! Ты виноват вдвойне. Во-первых, ты забыл, что тебе велели передать. Во-вторых, сказал заведомую ложь. Если бы тогда ты признался, что забыл, какое поручение тебе дали, я бы сейчас не стыдил тебя перед гостем... Ну, ладно. Ступай играть.
   На всю жизнь получил я урок усердия и внимательности.

КНИГИ

   В нашем медресе** жил кулябец мулла Абдул Хаким. Он торговал вразнос книгами.
   В свободные от занятий дни, положив за пазуху несколько книг, он неторопливо отправлялся на базар.
   В Бухаре много было таких торговцев. Продав одни книги, они покупали другие.
   Однажды, вернувшись с базара с пачкой книг, мулла Абдул Хаким развязал свой пояс – в него тоже были завернуты книги – и, вынимая их одну за другой, показывая учителям и ученикам, громко расхваливал их.
   Он говорил, какие из книг переписаны их автором, а какие – кем-нибудь из известных переписчиков.
   Я тоже просматривал книги в надежде найти среди них сборник стихов.
   И вдруг я его увидел!
   На последней странице было обозначено, что издана книга в Индии. Называлась она "Махмуд и Аяз".
   Я спросил у муллы:
   – За сколько вы купили эту книгу?
   – Она ничего не стоит. Я взял ее поневоле: приценился к другой, очень полезной книге, но ее владелец сказал, что продаст обе книги только вместе.
   И он показал мне книгу, ради которой он вынужден был взять сборник стихов.
   – Увы! – вздохнул я. – Большая книга стоит больших денег. У меня их нет. А вот маленькую книжонку я, так и быть, куплю.
   Поняв, что я несерьезный покупатель, и сомневаясь, что кто-нибудь еще заинтересуется маленькой книжкой стихов, он сказал:
   – Ладно. Давай одну теньгу и забирай книжку.
   – Сейчас, схожу за деньгами.
   От радости, как на крыльях, я взлетел по нашей крутой лестнице. Из пяти тенег, привезенных из дому, у меня оставалось всего три. Взяв одну из них, я так же стремительно сбежал вниз по лестнице и, только увидев торговца, степенно пошел шагом, чтобы он не догадался о моей радости и не переоценил маленькую книгу.
   Наконец книга была в моих руках!
   За все время моего учения у меня впервые был такой праздник.

РУССКИЙ ЯЗЫК

   В нашем медресе были два брата. Старшего, Махдум Ходжу, прозвали Быком. Он был высок, мускулист и широк в плечах. Его смуглое, как просяная лепешка, лицо почти сплошь заросло черными волосами. Из-под густых бровей, сросшихся на переносице, из длинных, загнутых ресниц ласково смотрели большие, внимательные глаза.
   Он всегда был приветлив со всеми, но охотнее и чаще разговаривал с бедными учениками. Если кто-нибудь заболевал, он ухаживал за больным, кипятил чай, убирал келью, стирал белье.
   Он никогда не носил сапог, никогда не повязывал чалму. В теплые дни ходил в легких штанах и рубашке, зимой надевал сверху халат. Летом ходил с обнаженной головой, зимой носил тюбетейку.
   Ему было лет двадцать пять, выглядел он тридцатилетним, а занимался вместе с четырнадцатилетними учениками, проходил то же, что и я.
   Его брат Пирак был намного моложе, ему шел пятнадцатый год. Был он маленький, хилый, бледный, казалось, что он только что перенес тяжелую болезнь.
   Обычно по вечерам все население медресе выходило сумерничать, подышать свежим воздухом.
   Взрослые усаживались на открытой галерее, мальчики собирались во дворе.
   Однажды вечером я оказался рядом с Пираком.
   Я всегда искал людей, которые знают и любят стихи. Поэтому я спросил Пирака:
   – Вы не знаете каких-нибудь стихов?
   – А если знаю, тогда что?
   – Мы могли бы поиграть в стихи. Вы говорите какое-нибудь двустишие, я в ответ – другое, которое начинается с последней буквы вашего. И так до тех пор, пока кто-нибудь из нас не сможет вспомнить подходящее двустишие.
   – Нет, я не знаю никаких стихов. А сами-то вы знаете?
   – Немного.
   Услышав мой ответ, он лукаво улыбнулся. Как маленький мальчик, он гордо сказал:
   – А я знаю то, чего не знаете вы!
   – Что же это такое?
   – Я знаю русский язык.
   Я ему не поверил. Ведь ученики медресе и родной-то язык не могут как следует выучить, ни одного стихотворения не знают, откуда же им знать русский?
   – А ну-ка, скажите что-нибудь по-русски!
   – Часы, – сказал он.
   – А еще?
   – Еще несколько слов знал, но забыл. У меня они записаны. Приходите ко мне, я вам прочту.
   В тот же день сразу же после ужина я отправился к нему.
   Пирак усадил меня и вытащил из-под одеяла, на котором сидел, листок бумаги. На нем что-то было написано карандашом.
   – Вот, читайте, – сказал Пирак. – Учите русский язык.
   – Я не могу прочесть. Кто это писал?
   Пирак покраснел:
   – Это я перерисовал.
   Усевшись удобнее, подперев голову и водя пальцем по строчкам, он стал вспоминать:
   – Вот это – сниег – снег. Вот это – часы. Вот это – хилеб – хлеб.
   – Это все?
   – Все.
   – Ну прочтите еще раз.
   Он повторил, переводя русские слова на таджикский.
   Я быстро запомнил их и прочитал, как читают стихи:
   – Сниег – барф, часы – соат, хилеб – нон.
   Пирак радостно засмеялся.
   – Слушай! – зашептал он. – Давай сделаем так: я достану еще русские слова, переведу их, а ты из них сложишь стихи!
   – А где ты узнаешь русские слова?
   – У нас в медресе живет мулла Тураб. Он часто ездит в Самарканд. Там живет много русских. Он записывает русские слова в тетрадку, а я списываю у него. Он обещал мне привезти новые слова. Я у него спишу и дам тебе.
   Я очень обрадовался.
   – Только смотри, никому не говори об этом, – предупредил Пирак. – А не то муллы нас со света сживут!
   – Почему? – удивился я.
   – Ты сам у них спроси, почему. В прошлом году они совсем замучили муллу Тураба.
   – Как?
   – Они откуда-то узнали, что мулла Тураб привез из Самарканда русские слова, и словно взбесились: "Он стал русским! Его надо убрать из медресе!" Но мулла Тураб жил в своей собственной келье, и убрать его из медресе было совсем не так просто. Тогда они отправились к верховному судье, но верховный судья им сказал: "Знание русских слов не значит, что человек стал неверным. Идите и поменьше болтайте!"
   Поговорив с Пираком, я понял, что у него большая тяга к знаниям.
   – Ты учи стихи. Хотя бы понемногу, – сказал я ему на прощание.
   – Обязательно. Когда мулла Хамид Ходжа и Зайниддин Ходжа придут к брату, я их попрошу, чтобы они меня научили.
   – Так ты не научишься. Надо самому читать.
   – У меня нет книг. Когда я учился в школе, отец подарил мне Гафиза, но я отдал книгу младшему братишке.
   – Ладно. Я принесу тебе книгу стихов.
   На следующий день я принес ему свою любимую книгу стихов.
   Он взял ее, перелистал и разочарованно вернул мне.
   – Я не смогу это прочесть.
   Я понял, что он, как и большая часть учеников медресе, неграмотный.
   – Знаешь что? – предложил я. – Давай я покажу тебе, как надо читать. Ты научишься за несколько дней.
   Я предложил это очень осторожно, не сказал "я тебя научу", а "я тебе покажу", чтобы его не обидеть. Но он сразу согласился.
   – Покажи! Непременно покажи!
   Я громко прочел ему стихи из книги. Он повторил их за мной. Когда он выучил стихи наизусть, я показал ему, как они написаны.
   С тех пор каждый свободный вечер я приходил к Пираку, и мы с ним занимались. Постепенно он научился различать буквы, и месяца через два смог прочитать всю книгу.
   Я предложил ему срисовывать буквы и слова. Потом, когда рука его привыкла к ручке, он стал понемногу писать. Так к весне он научился и читать и писать.
   К этому времени мулла Тураб съездил в Самарканд и привез новые русские слова:
   Душа – джон, дождь – борон, вода – об.
   Пирак записал эти слова и принес мне.
   – Попробуй срифмовать,– попросил он.
   – Давай!
   На этот раз я уже мог разобрать то, что написал Пирак. Я попробовал сложить из русских слов стихотворение, и оно у меня легко получилось.
   Я прочитал ему:
   Снег – барф, часы – соат, хлеб – нон
   Вода – об, дождь – борон, душа – джон.
   Пирак, услышав это, так обрадовался, что в восторге пустился в пляс.

______________
* Мехмонхона – комната для приема гостей, гостиная.
** Медресе – религиозная мусульманская школа.

Перевод Надии Алембековой (1 глава) и Сергея Бородина (2 и 3 глава).
Рисунки Е. Медведева.